Григорий Мишкевич - Три часа у великого фантаста
УЭЛЛС. Возможно, возможно... Простите, не вы ли тот самый Джекоб Перлман, который столь своеобразно интерпретировал мои произведения? Я читал вашу "Удивительную физику" - так она именуется в английском переводе.
ПЕРЕЛЬМАН. Тот самый...
УЭЛЛС (смеясь), ...который так ловко разоблачил моего "Человека-невидимку", указав, что он должен быть слеп, как новорожденный щенок... И мистера Кейвора за изобретение вещества, якобы свободного от действия земного тяготения...
ПЕРЕЛЬМАН. Каюсь, было так, было... Но ведь от этого ваши романы не стали хуже.
УЭЛЛС. А я, признаться, так тщательно старался скрыть эти уязвимые места моих романов от взора читателей! Как же это вам удалось разгадать мои секреты?
ПЕРЕЛЬМАН. Видите ли, моя специальность - физика. Кроме того, я еще и популяризатор.
Когда смех, вызванный этой мирной перепалкой, утих, я преподнес Уэллсу обе пачки книг. Вручая подарок, я передал ему также и справку Всесоюзной Книжной палаты о тиражах его книг в СССР (они перевалили за 700000 экземпляров!).
УЭЛЛС. Благодарю вас за очень приятный для меня сюрприз. Это гораздо больше, чем издано в Англии за то же время. Весьма приятный сюрприз!
РЫНИН. Как видите, вас охотно читают у нас, потому что любят и знают вас как признанного мастера научной фантастики.
БЕЛЯЕВ. У нас охотно читают и других иностранных фантастов. Читают ли у вас, в Англии, произведения наших писателей?
УЭЛЛС. Я по нездоровью не могу, к сожалению, следить за всем, что печатается в мире. Но я с огромным удовольствием, господин Беляев, прочитал ваши чудесные романы "Голова профессора Доуэля" и "Человек-амфибия". О! Они весьма выгодно отличаются от западных книг. Я даже немного завидую их успеху!
ВЕЙНБЕРГ. Чем именно отличаются, позвольте спросить? Мы будем весьма признательны, если вы хотя бы кратко охарактеризуете общее состояние научной фантастики на Западе. Ведь этот род литературы - один из самых массовых, а кроме того, он особенно близок нам.
УЭЛЛС. Мой ответ на ваш вопрос, господин профессор, будет кратким. В современной научно-фантастической литературе Запада невероятно много буйной фантастики, и столь же невероятно мало подлинной науки и глубокой мысли. Научная фантастика, как литературный жанр, вырождается, особенно в Соединенных Штатах Америки. Она постепенно становится суррогатом литературы. Внешне занимательная фабула, низкопробность научной первоосновы и отсутствие перспективы, безответственность издателей - вот что такое, по-моему, наша фантастическая литература сегодня. Она не поднимается выше тривиальных сюжетов о полетах в далекие небесные миры. Между тем, задача всякого литератора, особенно работающего в научно-фантастическом жанре, - провидеть социальные и психологические сдвиги, порождаемые прогрессом цивилизации. Задача литературы усовершенствование человечества... Впрочем, может быть, я слишком субъективен в своих суждениях? Но в нашей профессиональной среде я могу высказать эти наблюдения, не рискуя быть понятым превратно. Не так ли?
БЕЛЯЕВ. Благодарим вас, все сказанное вами чрезвычайно интересно и важно! Мы можем лишь искренне радоваться тому, что наши мнения по этому вопросу полностью совпадают.
ПЕРЕЛЬМАН. Нас очень интересуют ваши личные творческие планы. Над чем вы работаете в настоящее время, над чем размышляете?
УЭЛЛС. Мне сейчас шестьдесят восемь лет... А это означает, что каждый англичанин в моем возрасте должен подумать над тем, зажжет ли он шестьдесят девятую свечу в своем именинном пироге... Поэтому меня, Герберта Уэллса, в последнее время все чаще интересует Герберт Уэллс. Но, несмотря на это, я продолжаю работать над книгой, в которой стремлюсь отразить некоторые черты нынешней смутной поры, чреватой военными потрясениями.
БЕЛЯЕВ. Мы знаем вас как противника фашизма, и нас очень радует, что вы не остаетесь в стороне от общей борьбы против губителей цивилизации. Правильно ли я вас понял?
УЭЛЛС. Более или менее правильно.
ВЕЙНБЕРГ. Мы надеемся, мы верим, что вы окажетесь на той же стороне баррикады, на которой будем и мы в случае, если грянет новая борьба миров...
УЭЛЛС. Мой дорогой профессор! Боюсь, что из меня выйдет неважный баррикадный боец... Да и кроме того, когда заговорят пушки, вряд ли нужны будут перья, к тому же писателей-фантастов.
РЫНИН. Не скажите, не скажите... иное перо много сильнее пушек.
Уэллс не ответил на эту реплику. Он внимательно оглядел всех нас и, помолчав, тихо произнес что-то поанглийски. Мы вопросительно посмотрели на Бориса Петровича. Тот встал и сказал:
- Герберт Уэллс сердечно благодарит всех за приятную и полезную беседу и сожалеет, что не в состоянии продолжать ее, так как у него разболелась голова.
Уэллс крепко пожал нам всем руки, мы раскланялись и вышли из номера.
Часы в холле показывали ровно девять.
Ленинград, ноябрь 1966
