Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории
Чижевский умер в декабре 1964 года.
В день его похорон вышел очередной, декабрьский, номер теоретического журнала ЦК КПСС «Партийная жизнь» со статьей некоего А. Ерохина «Темные пятна», посвященной «разоблачению» Чижевского как ученого, в которой повторялись аргументы партийных публикаций тридцатых годов, квалифицировавших его взгляды как «лженаучные», «антиобщественные», а о нем самом было сказано: «враг под маской ученого». Что значило подобное выступление партийной прессы, всем было ясно: им вообще закрывался вопрос о научном наследии ученого.
Но Нина Вадимовна не сдалась, не пала духом, она продолжила борьбу: подготовила к изданию его работы, нашла и объединила вокруг себя единомышленников Чижевского. Десять лет спустя начали выходить книги Чижевского, и его имя заняло в истории науки свое законное высокое место. Теперь никто уже не сомневается в этом его праве.
Наиболее известным и посещаемым на Пятницком кладбище является дальний 22-й участок, где в одной общей ограде находятся могилы нескольких очень известных в истории русской культуры деятелей.
Первым на нем был погребен в 1855 году профессор Московского университета историк Тимофей Николаевич Грановский — любимец студентов, непримиримый враг крепостного права, один из идейных вождей революционно-демократического движения 1840-х годов.
О том, каким его видели современники, дают представление стихи Н. А. Некрасова, посвященные Грановскому:
Перед рядами многих поколений
Прошел твой светлый образ, чистых впечатлений
И добрых знаний много сеял ты,
Друг Истины, Добра и Красоты!
Пытлив ты был: искусство и природа,
Наука, жизнь — ты все познать желал,
И в новом творчестве ты силы почерпал,
И в гении угасшего народа…
И всем делиться с нами ты хотел!
Не диво, что тебя мы горячо любили:
Терпимость и любовь тобой руководили.
Ты настоящее оплакивать умел
И брата узнавал в рабе иноплеменном,
От нас веками отдаленном!
Готовил родине ты честных сыновей,
Провидя луч зари за непроглядной далью.
Как ты любил ее! Как ты скорбел о ней!
Как рано умер ты, терзаемый печалью!
Когда над бедной русскою землей
Заря надежды медленно всходила,
Созрел недуг, посеянный тоской,
Которая всю жизнь тебя крушила…
Да, славной смертью, смертью роковой
Грановский умер…
Похороны Грановского взяли на себя студенты, между собою собрали средства, больших денег у них не было, поэтому приобрели участок на Пятницком кладбище в самой дешевой удаленной его части.
Похороны Грановского стали заметной общественной акцией. «Друзья, ученики и студенты, — вспоминает бывший студент И. Г. Прыжов, — несли гроб (от университета) до самой могилы на Пятницком кладбище; во всю дорогу два студента несли перед гробом неистощимую корзину цветов и усыпали ими путь, а впереди шел архимандрит Леонид, окруженный толпою друзей покойного… Пришли к могиле. Могила эта в третьем разряде, то есть на дальнем конце кладбища, где нет пышных памятников, где хоронят только бедных, где по преимуществу „народ“ находит упокоение. Опустили в могилу Грановского и плотно укрыли ее лавровыми венками».
Позже И. С. Тургенев писал в воспоминаниях: «Никогда не забуду я этого длинного шествия, этого гроба, тихо колыхающегося на плечах студентов, этих обнаженных голов и молодых лиц, облагороженных выражением честной и искренней печали…»
Первоначальный вид могилы Грановского запечатлел Н. П. Огарев в стихотворении, посвященном памяти друга:
То было осенью унылой…
Средь урн надгробных и камней
Свежа была твоя могила
Недавней насыпью своей.
Дары любви, дары печали
Рукой твоих учеников
На ней рассыпаны, лежали
Венки из листьев и цветов.
Над ней, суровым дням послушна,
Кладбища сторож вековой,
Сосна качала равнодушно
Зелено-грустною главой,
И речка, берег омывая,
Волной бесследною вблизи
Лилась, лилась, не отдыхая,
Вдоль нескончаемой стези…
Восемь лет спустя на том же участке, в той же ограде, был похоронен великий русский актер Михаил Семенович Щепкин (1788–1863), бывший крепостной, своим талантом поднявшийся до высот культуры, друг Гоголя, Аксакова, Погодина, Герцена, Островского, Тургенева… Первый и непревзойденный Фамусов в «Горе от ума», Городничий в «Ревизоре», Любим Торцов в «Бедности — не порок»…
А. И. Герцен напечатал в «Колоколе» в связи со смертью Щепкина статью-воспоминание: «Пустеет Москва… и патриархальное лицо Щепкина исчезло, а оно было крепко вплетено во все воспоминания нашего московского круга. Четверть столетия старше нас, он был с нами на короткой дружеской ноге родного дяди или старшего брата. Его все любили без ума: дамы и студенты, пожилые люди и девочки. Его появление вносило покой, его добродушный упрек останавливал злые споры, его кроткая улыбка любящего старика заставляла улыбаться, его безграничная способность извинять другого, находить облегчающие причины — была школой гуманности. И притом он был великий артист…»
В 1871 году здесь же появилась новая могила — Александра Николаевича Афанасьева (1826–1871) — историка, философа, фольклориста, автора основополагающего труда по славянской мифологии «Поэтические воззрения славян на природу», составителя самого полного собрания «Народных русских сказок» в трех томах и до сих пор непревзойденного.
Тут похоронен Николай Христофорович Кетчер (1806–1886) — врач и поэт, близкий друг Грановского, член герценовского кружка.
На этом участке находятся и другие могилы, это все могилы людей, связанных с Грановским родством или дружбой, и каждое имя заставляет вспоминать Москву герценовских времен.
В ограде устроены также две «символические» могилы — С. Е. Раича и Р. В. Любимова, которые были похоронены на Пятницком кладбище, но ныне их могилы утеряны. Раич и Любимов — члены декабристского тайного общества «Союза благоденствия», впоследствии отошедшие от общества и не принимавшие активного участия в событиях декабря 1825 года. Роман Васильевич Любимов (1784–1838) — полковник, месяц сидел в Петропавловской крепости, затем уволен от службы. Семен Егорович Раич (1792–1855) — поэт, преподаватель Московского университета, по происхождению — сын сельского священника. Стихи и лекции его пользовались популярностью, но главная заслуга его перед отечественной литературой заключается в том, что он был наставником в литературе двух великих поэтов — Ф. И. Тютчева и М. Ю. Лермонтова. С Тютчевым его связывали дружеские отношения, и тот знал, что его учитель входил в тайное общество. Тютчев посвятил ему несколько стихотворений и в одном из них писал:
Как скоро Музы под крылом
Его созрели годы —
Поэт, избытком чувств влеком,
Предстал во храм Свободы, —
Но мрачных жертв не приносил,
Служа ее кумиру, —
Он горсть цветов ей посвятил
И пламенную лиру.
Раич был противником крепостного права и самодержавия и сохранил убеждения до конца дней, но в то же время он отрицал путь насилия и террора для социального и государственного переустройства общества. Не разделяя полностью взгляды революционеров, но и не будучи сторонником правящего режима, он часто испытывал чувство одиночества. В стихотворении «Друзьям» он писал:
Не дивитесь же, друзья,
Что не раз
Между вас
На пиру веселом я
Призадумывался.
Я чрез жизненну волну
В челноке
Налегке
Одинок плыву в страну
Неразгаданную.
Стихотворение Ф. И. Тютчева как раз и имеет в виду эту гражданскую и нравственную позицию Раича. По другую сторону дорожки от участка Грановского — могилы двух декабристов: Ивана Дмитриевича Якушкина (1796–1857) и Николая Васильевича Басаргина (1799–1861), оба они за участие в деятельности тайного общества были приговорены к каторжным работам, оба прошли каторгу и ссылку, оба оставили интересные мемуары. В молодости Якушкин знал Пушкина, и поэт пишет о нем в десятой главе «Евгения Онегина». Эта глава сохранилась лишь частично, Пушкин сжег ее, но фрагмент, где речь идет о Якушкине, как раз сохранился и дошел до нас:
Витийством резким знамениты,
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи.
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
В старину на Руси был обычай: если человек умирал вдали от родины, то его погребали по возможности при дороге, ведущей в его родные места.
