Газета Завтра Газета - Газета Завтра 893 (52 2010)
Вскоре случился 93-й год. Квинтэссенция мрака. Тогда я ещё работал на Гостелерадио. Я позволял себе не просто намёками — впрямую, жёстко, агрессивно вести антиельцинскую борьбу. Непосредственный начальник Всеволод Тимохин и Геннадий Черкасов, который возглавлял музыкальную редакцию, мне это позволяли. В целом же наше радио с наслаждением оттаптывалось на портретах свергнутых кумиров. Всё это носило ярко выраженный характер Пурима, праздника с поеданием ушек Амана. И тут находится какой-то Иван Вишневский, который две передачи "Новости музыкальной жизни" в двадцатых числах сентября посвящает событиям 93-го года, даёт протестные песни.
Потом я сочинил Торжественный траурный марш памяти защитников Дома Советов.
Мою музыку тогда исполняли два раза в год на концертах цикла "Что пишут молодые композиторы". Его проводила подвижница Валида Келле, она и сейчас преподаёт в Российской Академии музыки. В пику "модернистскому" официозу швыдкистского типа устраивала концерты русской музыки. Странно вспоминать, но в рамках этих концертов мою музыку играл ныне видный теле-— и радиоведущий Артём Варгафтик, вполне противоположный мне по взглядам. Таков сложный музыкальный мир.
Честно говоря, на тот момент я полностью поставил крест на своей композиторской жизни. Больше чем на песни меня не хватало. Две из них исполнял Юлиан, они широко крутились, особенно по "Маяку".
Я люблю песню, и моя хоровая музыка — очень часто это тоже песни. Но такие хоровые песни требуют больших энергетических затрат. Музыка вообще энергетическое искусство — здесь без биологической энергии делать совершенно нечего. А у меня она была почти на нуле, горела красная кнопка, батарейки сели.
Полный пик ужаса — это лето девяносто седьмого года. После окончательного падения Всесоюзного радио я год поработал главным режиссёром телерадиокомпании "Мир". Потом меня пригласили имиджмейкером на радиостанцию "Моя волна". Однажды приходим — надпись на двери "Все уволены, просим не беспокоить".
Нет жилья, нет работы, нет профессиональной музыкальной реализации. Абсолютное падение. Я — русский человек, познал глубины стакана, узнал, что такое вытрезвитель, узнал, как могут ограбить и избить на улице. Всё это было.
А потом начался подъём, и опять-таки это было связано с радио. Случилось это, когда Владислав Горохов решил создать радиостанцию "Народное радио".
"ЗАВТРА". Что же это был за феномен — "Народное радио", тем более в твоём случае возможно проанализировать его изнутри?
И.В. На тот момент больше оставалось сильных, пассионарных, честных людей, ещё не всё было "Единой Россией". Велика заслуга Горохова. Владислав Андреевич — сложный человек, мог быть невыносим в общении, но и необыкновенно обаятелен. Факт тот, что он не побоялся создать радиостанцию, которая без всяких околичностей сказала: "Мы — радиостанция русского народа". Ближе всего по своим воззрениям тогдашнее "Народное радио" было к НПСР, куда входили Распутин, Клыков и многие другие замечательные представители русской мысли, русской политики, русской культуры.
В музыкальном плане многие думали — "НР" будет крутить псевдонародные песенки а-ля Зыкина. А народу стали "впаривать" очень сложную классическую музыку, в том числе и западную музыку. На значительный период времени только "Народное радио" стало тем рупором, где можно было услышать современную академическую музыку. По жанрам это было возвращение к фундаментальности советского радио, но манера ведения, подача материала — свободная. Там собрались очень талантливые люди, начиная с самого Горохова. Это было не скучно. Это была анти— "Единая Россия", хотя это и была по-настоящему единая Россия. Там выступали и Проханов, и Бурляев, и Поляков, и Шафаревич, и Ямщиков, и Казарновская. А потом с радио произошло то, что происходит с этносами. Но если этносы умирают за полторы тысячи лет, то здесь хватило чуть более десяти лет. Причины были разные.
"ЗАВТРА". В том числе и то, что нашей системной патриотической оппозиции, обладавшей ресурсами, как оказалось, радио не нужно. Она прекрасно себя чувствует и без этого — за все годы ничего не было создано в формате электронных СМИ, при этом не смогли как-то поддержать даже то, что было.
И.В. Это основополагающая причина, биологическая, но помимо неё хватало, увы, и внутренних причин. Было время, когда на демонстрациях люди несли транспаранты "Народное радио", а кассеты с записями программ перезаписывали. Потом популярность упала.
Я обожаю радио, и огромный кусок жизни посвящён радио. Только в этом году я не вещал, а в той или иной форме с 1986 по 2009 г. на радио оттрубил. Ребёнком казалось, что я могу сочинить лучше любого нынешнего композитора. Я и сейчас от этой мысли не отступаю. То же самое я знал и про радио. Я сидел на сундуке в нашей прихожей, слушал музыкальные передачи и думал — как же это скучно, тупо. "А теперь послушайте "Испанское каприччо Николая Андреевича Римского-Корсакова". Исполняет Государственный академический симфонический оркестр…" Нельзя об этой музыке так говорить! И на Всесоюзном, и особенно на "Народном радио" я попытался реализовать свою детскую идею: говорить о том, во что ты влюблён — влюблённо. То есть эмоционально, ярко. Может быть, это и против каких-то канонов, но так вели себя в золотой период "Народного радио" все его сотрудники. Постепенно эта интонация исчезла.
"ЗАВТРА". Не было ощущения, что ты положил свою композиторскую судьбу на алтарь радиоведущего?
И.В. В период моего интенсивного становления как радиоведущего музыка немного уходила на второй план. Не то чтобы я перестал быть музыкантом, но на какое-то время стал добровольным слугой других музыкантов. Богом данное мне свойство — не влюбляться в себя одного.
Вокруг радио очень много крутилось в моём мире. Через радио я полюбил классическую музыку, главная и лучшая работа в жизни была на радио.
Советское радио одновременно было библиотекой, концертным залом, театром, школой ораторского искусства для сотен миллионов. Это был инструмент благотворного влияния на общество. Никакого негатива не было вообще — чистое благо. Это делалось осознанно со сталинских времён. Существовал отдел планирования — музыка не абы как шла, у классической и современной академической музыки было зарезервированное для неё время, доминирующее, на развлекуху отводилось гораздо меньше. К чему это приводило? Моя бабушка с тремя классами образования церковно-приходской школы, когда в Ахтырке готовила кабачковую икру, напевала не "Миллион алых роз", а арию Снегурочки из одноименной оперы Римского-Корсакова. Именно радио, а не телевидение, создавало культурную среду, объединяло народ. Во Владивостоке могли слышать мою беседу со Свиридовым, а потом, спустя много часов, и в Ужгороде.
"ЗАВТРА". Георгий Свиридов — это большая часть твоей жизни. Сотрудничество, общение, ученичество. Что это был за человек, что за тип личности он представлял собой?
И.В. Это был пророк. В силу профессии я знаю очень много людей, которые считаются самыми гениальными. Многие писатели, музыканты прошли через журналиста Вишневского. Они все люди. А Георгий Васильевич Свиридов — не совсем человек. Единственный из всех. От него исходила потрясающая энергия. Он одновременно заражал, подавлял и увлекал. Недаром он стал, естественным образом, руководителем направления, которое сейчас выживает и создаёт потрясающее искусство. На концертах его последователей до сих пор люди получают катарсис. Во многом это влияние Свиридова. Не просто человек Георгий Васильевич — может быть, архангел? Он ведь и очень грозный был, представляю его с мечом. Во всяком случае он единственный, когда разгоняли секретариат Союза композиторов СССР в 1991 году, вышел на трибуну и протестовал. Все остальные смирились.
Гумилёв писал, что когда рухнул древнерусский этнос, нашлось несколько людей, таких, как Александр Невский, которые, одновременно являясь членами умирающего этноса, уже в себе предсказывали рождение нового этноса. Таков был Свиридов. Этот глубокий старик оказался моложе всех, потому что, пережив гибель советской цивилизации, единственный успел задать полную систему ценностей, на которых, может быть, сформируется новый русский мир. Он их внятно изложил и на словах, и что особо ценно для меня — музыкально. Он сформировал музыкальный язык, который, безусловно, современен. Меня всегда веселит: когда телевизионные либералы хотят показать что-то ультрасовременное, "инновационное", то берут "Время, вперёд" Свиридова. Это актуальный язык, но, с другой стороны, до такой степени почвенный, что можно вести разговор о палеолитических древностях, пришедших к нему явно путём озарения. Георгий Васильевич заповедал нам надежду на воссоздание. Назовём все великие имена писателей и художников, которые создают русский мир, но лидером, человеком, давшим Слово, всё-таки стал Свиридов. Для меня это не только и не столько музыкант, сколько замковый камень.
