Газета Завтра Газета - Газета Завтра 882 (41 2010)
Адрианов вспыхнул от ударившего в голову гнева. Смущение прошло. Ему на смену шёл протест. Ещё никогда ранее Джунковский не позволял себе так обходиться с ним. Даже обстоятельства сего дела не давали ему оснований разговаривать с ним, московским градоначальником, подобным образом. Да, он, конечно, понимал, что именно ему придётся отвечать за гибель гражданских лиц, да ещё и женщин. Морально он был к этому готов. Вести о приезде Джунковского в Москву означали для него лишь то, что наступает развязка трагедии, жертвой которой стал и он сам. Позорная отставка была бы наименьшим злом, но и судебное преследование исключать было нельзя.
Будучи генералом свиты его величества, Адрианов не мог не знать о крайнем раздражении царя его поведением, хотя и считал сие мнение несправедливым и основанным на поверхностном восприятии случившегося в Москве несчастья. Тем не менее, примириться с вызывающей сожаление, с учётом стольких лет прежнего знакомства, позицией своего старого знакомца и приятеля — генерала Джунковского — он не мог. Всё в нём заклокотало, забилось, и еле сдерживая волнение, градоначальник перешёл в контратаку:
— Милостивый государь! Вы желали бы, чтобы я отдал приказ стрелять в безоружных людей? Залить Москву кровью? Да-с, они погромщики, но всё же люди, а не враги Отечеству. Вы, должно быть, забыли баррикады и кровь 905-го года? А я не забыл! И не хочу её! Слышите, не-хо-чу! Мы не каратели, нет! Мы стражи закона и порядка. Насилие породит насилие, и тогда мы с вами разбитыми лавками не отделаемся. Да-с, представьте себе, и я скорблю по невинно убиенным. Но могло быть хуже, много хуже! И не вам, ваше превосходительство, меня попрекать либерализмом! Не вы ли, Владимир Фёдорович, своим решением запретили институт секретных сотрудников в армии и на флоте, уволив сотни блестящих профессионалов?! Не вы ли ликвидировали агентуру среди учащихся в учебных заведениях? Вам ли бросать мне упрёк в лицо после того, как именно по моему настоянию в Москве и Петрограде удалось отстоять охранные отделения, кои вы порушили по всей Империи? Вы лишили нас зрения, понимания того, что реально происходит по всем этим подвалам и чердакам, по всем этим марксистским рабочим кружкам! Мы же ослепли, потеряли слух, обоняние! Может, вам более известны эти настроения? Так поделились бы уже! Я вам так скажу: в волнениях по всему чувствовалась чья-то направляющая рука и закономерность. Жандармы, увещевая возбуждённую толпу разойтись, своими глазами видели повсюду снующих студентиков и прочих подстрекателей и провокаторов. Но, по вашей милости лишившись глаз и ушей, мы были слишком поздно предупреждены о грозе, надвигавшейся на город. Да-с! Не говоря уж о масштабах волнений!
Я, конечно, отвечу за всё. Чинить препятствий в порученном вам расследовании этих трагических событий не собираюсь. Понимаю, к чему вы клоните. Я собственноручно и немедля напишу прошение об отставке, но запомните, генерал Джунковский, уходом моим вы грозу не остановите. Именно грозу, страшную грозу, идущую на Россию. Прошу вас, Владимир Фёдорович, лишь об одном: полно и беспристрастно разобраться в действиях моих подчинённых, ибо в них я нахожу примеры преданности нашему делу, мужество и профессионализм. Честь имею!
Генерал-майор Адрианов встал из-за стола. По всему было видно, что ему с трудом удавалось сохранить даже видимость самообладания. Не протягивая руки Джунковскому, он как-то неестественно распрямился, не поднимая глаз, повернулся к выходу и уже успел сделать пару шагов, как вдруг остановился:
— Да, совсем забыл… Здесь на столе материалы прокурорской проверки действий полицмейстера 4 отделения генерал-майора Миткевича-Жолтка. Обычная история, знаете ли: невинных карают, непричастных награждают. Владимир Фёдорович, я уж на дальнейший ход дела по Николаю Антоновичу повлиять не могу, так уж вы сами определитесь: наказать Миткевича или наградить.
Адрианов, наконец, поднял тяжёлый взгляд на безучастно наблюдавшего за ним Джунковского, что-то, видимо, ещё хотел добавить, но осёкся, помявшись, засобирался и, неловко зацепив плечом вешалку у двери, покинул кабинет.
Джунковский оставался равнодушным. Демарш Адрианова никак его не тронул — ни разозлил, ни разжалобил. Ему было невыносимо скучно. Будто желая удостовериться, что он не спит, жандарм по привычке дёрнул себя за правый ус. Затем до хруста расправил плечи, подошёл к столу, отпил из стакана успевший остыть чай и тяжело опустился в опустевшее после ухода хозяина кожаное кресло. Он неспешно раскрыл плотно забитый бумагами портфель и достал оттуда дело с пометкой "Спешное. Секретно". Оно касалось обстоятельств тех самых кровавых немецких погромов 26-29 марта 1915 года, в которых ему поручено тщательно и объективно разобраться, "желательно без нагнетания", как того пожелал государь. Полным ходом шла война с Германией и Австро-Венгрией, русская армия несла страшные потери на западных границах Империи, но Москва после беспорядков выглядела так, будто кайзеровская авиация сбросила на неё тысячу зажигательных бомб. Поиски "немецких шпионов" среди фабрикантов из числа эльзасских немцев вывели на улицы Замоскворечья, в Лефортово, на Лубянку, Мясницкую и даже на Красную площадь десятки тысяч погромщиков и мародёров. Волнения охватили даже ближайшее Подмосковье — деревни Свиблово, Ростокино, Всехсвятское. Согласно отчёту сенатской комиссии, в ходе погромов пострадало 475 торговых предприятий, 207 квартир и домов, 113 германских и австрийских подданных и 489 русских подданных (с иностранными или похожими на иностранные фамилиями). Ущерб был нанесён многим российским, французским и английским фирмам и магазинам, иностранным консульствам и даже предприятиям, выполнявшим военные заказы.
Жандарм раскурил папиросу, подошёл к окну, распахнул его в наступившую ночь, затем вновь погрузился в кресло, наклонился к столу и вытряс на него содержимое своего портфеля. Несколько прокурорских запросов и объяснительных департамента полиции слетело на пол и запорхнуло под массивную дубовую тумбу. Помогая себе ногой, Джунковский извлёк из-под тумбы бумаги, поднял их и сложил в одну стопку, смешав тем самым свои бумаги и документы, оставленные на столе Адриановым. Тяжело вздохнув от осознания того, что все сии сочинения ему придётся осилить непременно сегодня, жандарм решил читать всё подряд — в том случайном порядке, как листы попали в стопку.
Поверх вороха бумаг лежало адресованное ему письмо прокурора Московской судебной палаты в связи с "неправомерными действиями полицмейстера Московской столичной полиции генерал-майора Миткевича-Жолтка". "Что ж, голубчик, с тебя и начнем!" — генерал развернул лампу так, чтобы свет её падал на жёлтые листы прокурорского запроса и принялся читать.
"Милостивый Государь Владимир Федорович!
Имею честь препроводить при сем Вашему Превосходительству копию сообщения Прокурора Московского Окружного Суда от 29 мая сего года за № 5268 на имя Московского Градоначальника о неправомерных по службе действиях полицеймейстера Московской столичной полиции генерал-майора Миткевича-Жолтка. При этом, вполне соглашаясь с приводимою в означенном сообщении квалификацией допущенных полицеймейстером Миткевичем-Жолтком действий и полагая, что таковые действия в связи с условиями сопровождавшей их обстановки требуют к ним особо строгого отношения, — считаю долгом просить Ваше Превосходительство, в случае возбуждения против генерал-майора Миткевича-Жолтка уголовного преследования, одновременно устранить его от должности согласно 1100 статье Устава Уголовного суда, или, не возбуждая уголовного преследования, подвергнуть его взысканию по всей строгости, соответствующей серьёзности допущенных им нарушений.
Пользуясь случаем, прошу Ваше Превосходительство принять уверение в совершенном моём почтении и искренней преданности".
"Сколько же расшаркиваний и подлых гримас в этих прокурорских депешах!" — Джунковский потянул из стопки следующий лист. Это было письмо прокурора московского окружного суда от 29 мая 1915 г., где "прегрешения" полицмейстера рисовались более хлёстко:
"Господину Московскому Градоначальнику
…Около 11 часов вечера 28 мая к Управлению I участка Пятницкой части подошла толпа и потребовала от пристава Подполковника Танасюка немедленной выдачи спрятавшихся будто бы в арестном помещении немцев и освобождения лиц, арестованных за разгром конторы фабрики Винтера. После разъяснения Пристава об отсутствии в Управлении участка таких арестованных, а также и немцев, в толпе послышались крики: "Поверим Приставу!" В это время подъехал полицеймейстер Генерал-майор Миткевич-Жолток, к которому толпа обратилась с тем же требованием, высказывая подозрение, что чины полиции говорят неправду, и заявляя о необходимости личного осмотра арестного помещения. Это незаконное требование толпы Генерал-майор Миткевич-Жолток нашёл возможным удовлетворить и разрешил толпе осмотреть камеры. После этого толпа двинулась к арестному помещению, дверь которого по приказанию помощника пристава Барабаша была открыта, и толпа, проникнув внутрь помещения, освободила из числа заключённых 6 арестантов".
