Газета День Литературы - Газета День Литературы # 70 (2002 6)
— Вот сигареты есть, — подвинула ему гостья "Союз-Аполлон".
— Не, я своё. После сигарет кашель бьет, не могу их. А это — милое дело. Сам вырастил, нарубил, насушил и дыми-задымись.
Марина хихикнула. Сосед насторожился:
— Чего?
— Да Игорь только сейчас: "сам, сам", теперь вы...
— А как иначе? — не понял Юрий Андреич. — В магазинах всё покупать — никаких денег не хватит, да и ведь на земле живем. — Он затянулся цигаркой, сладко вздохнул: — Полезно так вот пропустить вечерком, день на морозе, среди скотины. Орешь на их, дерьмо выгребаешь, солому таскаешь, как проклятый. А уж вечером — выпил грамм триста, включил телевизер. У нас тут недавно коммерческая стала ловиться, так до двух часов фильмы. У-у, и чего только не кажут! Моя старуха "Ангела" глядит, а я такие люблю, чтоб в одной серии, зато мощно так. Как следует чтобы вжарили! Игорек вот сидит без телевизера, столько теряет!..
— Да я их насмотрелся. Было время. Как стали по этой, коммерческой, и ни одного повтора! Во наснимали, да!.. Е-ех, пора пропустить. — И он сам, не дожидаясь Игоря, налил в стаканы. — Двести граммчиков разом, да под закуску добрую — счастье!
— Игорь, консерву, пожалуйста, еще открой.
— Да нет, — забеспокоился Юрий Андреич, — я не в том смысле... э-э, забыл, извиняюсь...
— Да, Мариночка. Я не в том смысле.
— Нет-нет, все хорошо, — она улыбнулась. — Не единой картошкой жив человек.
— Эт точно! Вот это вы в самое яблочко! — Осушив свой почти полный стакан в пару глотков, округлив страшно и в то же время потешно глаза, сосед из глубины груди выдохнул: — У-ух, продрало-о! Да... давненько так... у-х-ха-а!
Марина скорее положила на его тарелку кусок рыбы.
— Закусывайте, Юрий Андреевич, закусывайте!
Тот, кивая и надсадно отдыхиваясь, стал есть. Марина и Игорь смотрели на него; Марина с интересом и чуть с жалостью, а Игорь уныло. Сосед заметил эту унылость:
— Чего опять куксишься? Девушка вот приехала, а ты туча тучей. — И обратился к Марине: — Да-а, как так можно, даже не знаю. Может... э-э... вы на него повлияете. У него ведь даже радио нету. Как же так-то? Ну, телевизер, ладно, но уж радио!.. Предлагал динамик ему, проводки вон в стене — подключился и слушай... Вокруг черти че делается, только успевай удивляться, а он все: "Нет, не надо". Сидит как не знаю кто. Хотя бы уж там на танцы когда, кино у нас крутят. "Нет, не хочу". Сидит все, пишет вон...
— А вы читали, что пишет?
— Читал, как же! Чита-ал. Я почитать-то люблю, по пословице: сколь оторвал, столь и прочитал. — Юрий Андреич хохотнул, но быстро успокоился и снова стал досадливо-серьезен: — Нет, без шуток, читал я Игорька рассказики, как же... соседи же...
— Ну, а впечатление?
— Да... м-м... как вам сказать... Очень уж он всё в угол темный загнать старается. Это я против. Нет, сильно, конечно, написано, только... Вот читал, как у него наша деревня описана: избы кривые, тесные, ходишь в них чуть не в три погибели согнувшись, заборы гнилые, народ пьяный валяется, ворует, пакостит. Бывает, ясно, и это, только не это же главное. А вот, к примеру, как у нас бабы поют! Слышал же, а? Игорек!
Тот молча кивнул.
— Во-во! Летом сидишь на пруду с удочками. Вечерняя зорька. Ни ветерка, бывает, ни тучки. Коршуны высоко так кружатся, покрикивают, как бы жалуются на что-то. Карась плавится. Спокойно, хорошо, даже слезы от такой благодати... А тут еще бабы... Коров, значит, отдоили, дела переделали и — запели. И по всей деревне слыхать. Бывает, и слов не разобрать, а сами голоса, прямо душу скребут, в пруд прыгнуть тянет... Тут как-то какие-то городские купались, услыхали и не поверили. Думали, магнитофон. — Юрий Андреич подкурил окурочек самокрутки. — А пруд у нас какой, пляж! Правда, в ту весну плотину прорвало, пока восстанавливали — наполовину сошел, потом по берегу позарос ряской и камышом. Как-то надо бы чистить... А земля! Вот материшь это хозяйство, материшь, а весна подходит — руки чешутся. А у тебя, Игорек, все как-то. Помнишь, у тебя рассказ есть: огород, всё цветет, пышет, все прекрасно, правильно, и вдруг туча нашла, град — и от огорода одна мешанина.
— Ну, так ведь бывает, — вступилась за Игоря гостья.
— Бывает, не спорю. Но к чему так-то описывать? И чем рассказ кончается: мужик выходит из-под навеса, где от града прятался, видит всю мешанину и падает на чурбан. Все, дескать, жизнь кончилась, некуда... — Сосед кряхтя переменил позу на маленьком, жестком табурете. — На самом-то деле не так. Если даже выхлещет град, пусть даже в июле, то по новой садят. Никто от этого не помирает. А у него...
— Ладно, лучше давайте выпьем, — не выдержав, перебил Игорь. А сосед сразу переключился:
— Это — всегда готовы!
Бутылка "Серебро Сибири" уже опустела, Юрий Андреич откупорил свою.
— Вы, Марина, не беспокойтесь, — предупредил, — хороший спирт. Мы гадость не пьем. А вот из этого вся водка и производится.
— Да, вы уже говорили.
Но все же разбавленный градусов до тридцати пяти, плохо очищенный и вдобавок отдающий плавленой резиной спирт отличался от "Серебра Сибири". Марина глотнула неосмотрительно щедро, поперхнулась, стала ловить воздух широко открытым ртом, глаза налились слезами. Игорь протянул ей морс:
— Запей скорее.
— Что, плохо? — испугался сосед.
— Ничего-ничего... сейчас... — Марина продышалась, пожевала капусты; чтобы загладить неловкость, спросила: — Юрий Андреевич, а у вас дети есть?
— Как же, трое. Сын Александр да две дочери.
— Они здесь живут?
— Нет, зачем же — в городе все, на хороших работах. Квартиры отдельные, семья. Пять внуков уже. Богатые мы со старухой насчет этого дела. Только, — сосед потускнел слегка, — она теперь еще хочет и деньгами разжиться. Решила теплицы делать, помидоры ростить под целлофаном. На наших тут, на Калашовых насмотрелась. Они целую эту, оранжерею, устроили, и ездят в город, торгуют. И ей тоже вот надо стало. Тут о покое думать пора, а она... Да пускай бы росло нормально, так ведь столько всего для этого надо. и целлофан, и мотор для полива, и шланги...
Игорь, устав слушать соседа, поднялся, пошел к печке подбросить. А Юрии Андреич не на шутку увлекшись, жаловался Марине:
— Просто так ничего у нас не растет. Не Африка. Еще и туманы черные, выбросы, говорят, с алюминиевого комбината. От них все язвами покрывается, даже картошка с капустой, а уж что о помидорах-то говорить. Еще жучки всякие, тля... целлофан она собралась покупать! пускай покупает, только я ей твердо сказал...
— Что, разливать? — вернулся к столу хозяин.
— Дава-ай! — Юрий Андреич уже заметно опьянел, лицо раскраснелось, сделалось каким-то хитровато-задиристым. — Давай, чего тянуть... А вы, Мариночка, извиняюсь, к Игорьку-то как приехали? В гости... или как?
Марина посмотрела на Игоря, с серьезным видом делящего водку, ответила:
— В гости, наверное.
— Я к тому спросил, вы уж не сердитесь... ведь сидит же, никуда не ходит. Борода отросла, как у деда, а молодой парень ведь! Здесь уже как... — Сосед беззвучно пошевелил губами, считая. — Ну да, уже три с лишним года...
Марина поправила:
— Скоро четыре.
— У? Ну, тем более! Четыре года, и не видать его, не слыхать. Жалко даже, ведь не понимает, что жизнь, она же одна... А девки-то, — Юрий Андреич осклабился и подмигнул, — девки ой интересуются! А он...
— Каждый живет так, — пожала плечами Марина, — как ему удобнее.
— Чего ж тут удобного?! Приехал из самого Красноярска, из квартиры с душем...
— Пьем или нет? — снова перебил Игорь, поднял свои стакан.
Чокнулись, но выпили без тоста, без подъёма.
— Не-ет, — продолжил Юрий Андреич, проглотив кусок колбасы, — Игорек, он парень талантливый. Он далеко пойти может! Печатают ведь его, в "Родных просторах" вон, еще где-то, а если печатают — видят: достоин. Но жалко же саму-то жизнь. Разве вот это, — он оглядел комнатенку-кухоньку, — это вот — жизнь? И как отсюда что-то увидишь путнее? Хоть бы искупнулся когда, хоть бы с удочкой посидел, для души.
— А Марина учителем здесь быть собирается, — вдруг громко произнес хозяин, и в голосе то ли искренняя радость, то ли ехидство.
— Да-а? правда?
Она качнула головой:
— Может быть.
— Хорошее дело. Учитель, это самое то. Школа у нас добрая, отопление от кочегарки. Классы, правда, маленькие, но и детей-то нынче...
