Петр Романов - Преемники: от царей до президентов
Все эти определения в целом верны, но следует все же учесть, что жизнь заставила "дважды наследника" помимо его воли сделать внезапный разворот на 180 градусов, а такие виражи, особенно в юности, для неуравновешенной психики редко проходят бесследно. Напомним, что первоначально Петра готовили для вступления не на русский, а на шведский престол.
Сначала его убеждали в непогрешимости лютеранства, а затем пытались привить любовь к православию; сначала воспитывали в духе шведского патриотизма, составной частью которого тогда была ненависть к русским, а затем попытались заставить все забыть и перечитать историю заново, поменяв везде минус на плюс. То, что Петр не продемонстрировал податливости и гибкости, свойственной пластилину, вряд ли справедливо ставить ему в упрек.
История царствования Петра III лично у меня вызывает ассоциацию с известным замечанием Бориса Ельцина: "Не так сели!" Петр Ульрих сел на русский престол не по своей воле; сам он не скрывал, что предпочел бы Швецию. Ему не было дела до русской истории, русской веры и русских людей. Голштинец по воспитанию, он был больше Ульрих, чем Петр. Убежденный фанатик прусского духа, слепо боготворивший Фридриха, Петр оказался не на своем месте, к тому же в очень неподходящий исторический момент: Россия воевала с пруссаками, а народ еще не успел забыть немецкое засилье времен Анны Иоанновны.
Личные качества нового императора лишь усугубляли ситуацию, но на самом деле не были определяющими. С тем же самым вздорным характером и слабым умом Петр был бы, вероятно, приемлем в своей родной Голштинии, в Пруссии или той же Швеции. Потому что любил их. Россия отторгла голштинца не потому, что его интеллектуальный коэффициент оказался слишком низким (на царском троне сидели не только гении), а потому что государь люто ненавидел своих подданных и страну, где правил. А такое мало кто стерпит.
Император начал свое правление с двух указов, которые любому другому правителю принесли бы популярность как среди знати, так и среди широких народных масс. Первый указ, о дворянской вольности, освобождал дворян от обязательной службы, второй — уничтожал страшную Тайную канцелярию.
Кстати, первый указ Петра Ульриха дал толчок появлению в России интеллигенции. Дворянин, освободившись наконец от принудительной службы и уединившись в своем поместье, совсем не обязательно погружался в беспробудное пьянство. Многие из дворян впервые получили возможность остаться наедине с той книгой, которую они выбрали сами, и спокойно подумать о судьбе России и русского народа.
Зато многие другие решения императора подданные восприняли как ушат холодной воды, особенно после царствования Елизаветы, проникнутого уважением к национальным ценностям. Петр III оскорблял православных: отменил домашние церкви, распорядился выкинуть из русских храмов все иконы, за исключением икон Спасителя и Божьей Матери, приказал русским священникам сбрить бороды и одеваться, как пасторы! Одного этого уже хватало, чтобы потерять русский трон.
Мягко говоря, нелюбовь к себе вызвал Петр и в армии, решив переделать ее на прусский манер. Легко представить себе чувства боевого офицера, не раз бившего немцев на полях сражений, когда его заставляли, переодевшись в тесный иноземный мундирчик, вышагивать на плацу, отрабатывая балетные па, взятые Петром на вооружение из арсенала прусской муштровки. Российский император благоговейно целовал бюст Фридриха и приобрел привычку много курить и пить пиво, поскольку полагал, что именно так и должен вести себя "бравый офицер". В то же время все покои инфантильного государя были заставлены оловянными солдатиками, он мог с упоением играть в них часами.
Хуже того, с не меньшим энтузиазмом Петр III начал играть и в большую политику, причем приоритеты здесь, как и следовало ожидать, были всецело отданы интересам Пруссии и Голштинии, но никак не России. Фактически всей внешней политикой страны в этот период распоряжался прусский посланник при императорском дворе. Сразу же после вступления на престол Петр отдал приказ остановить военные действия против Пруссии, отказавшись от всего завоеванного. А чуть позже начал войну с Данией из-за Шлезвига, поскольку пожелал присоединить эти земли к Голштинии. Русские солдаты снова начали таскать каштаны из огня для других.
Все случившееся далее можно было легко предвидеть, а потому еще накануне смерти Елизаветы разрабатывалось немало планов устранения Петра от власти. Уже тогда многие делали ставку на жену наследника престола — Екатерину, принцессу Ангальт-Цербстскую. Канцлер Бестужев, например, составил тайный проект: объявить преемником Елизаветы ее внука Павла Петровича, а регентство поручить матери Павла — Екатерине. Екатерина, ознакомившись с планом, его поддержала, но сочла трудноосуществимым на практике. Свой проект канцлер хотел показать и Елизавете, но нужно было выбрать для этого подходящее время, поскольку вопрос предстояло обсуждать щекотливый. И по политическим причинам, и потому, что сама Елизавета, уже тяжело больная, очень нервно относилась ко всему, что касалось ее возможной смерти.
Процарствовал Петр Ульрих недолго: с 25 декабря 1761 года по 28 июня 1762-го. На больший срок терпения ни у кого не хватило: ни у жены, ни у гвардии, ни у России.
Мадам la ressource
В доказательство величия Екатерины II обычно вспоминают громкие победы русского оружия, новые территориальные приобретения Российской империи, объемистый свод различных екатерининских законодательных актов и непременно тесную дружбу императрицы с Вольтером. В подтексте подразумевается, вероятно, что с кем попало знаменитый француз дружбу не водил.
До сих пор необычайно популярны слова графа Александра Безбородко, статс-секретаря императрицы, однажды с гордостью заметившего, что в екатерининские времена ни одна пушка в Европе не могла выстрелить без разрешения русских. Удивительно, но эта фраза, будто позаимствованная Безбородко у древних римлян, до сегодняшнего дня многими поклонниками Екатерины И воспринимается едва ли не как самый блестящий аргумент в ее пользу. Мало кто задумывается о том, что при таком откровенно имперском подходе к истории сила и величие становятся синонимами, хотя здравый смысл и опыт подсказывают, что это далеко не одно и то же.
У противников Екатерины II собственная давно проторенная колея. Их аргументы: незаконность воцарения, коррупция и безнравственность при дворе, страсть к саморекламе, расширение границ крепостного права, преследование (на закате царствования) инакомыслящих и немалый государственный долг, оставленный правительницей в наследство потомкам. Любимое изречение в лагере критиков — фраза, сказанная когда-то о государыне Александром Пушкиным: "Тартюф в юбке".
Перечисленные выше доводы двух сторон не являются все же исчерпывающими и грешат категоричностью. С одной стороны, кого могут в наш век всерьез шокировать альковные приключения матушки-императрицы, которым до сих пор уделяется столько внимания? А с другой — с тех давних времен разноплеменные пушки палили в Европе (с разрешения и без оного русских) уже столько раз, что расслышать и объективно оценить эхо давних екатерининских залпов довольно сложно.
Екатерининский период действительно один из самых интересных, но не как история сражений или, тем более, амурных похождений, а как история политической и общественной мысли в России. В эпоху Ивана Грозного главным инструментом преобразований общества служил царский скипетр, при Петре Великом — плотницкий топор, при Екатерине — книга. Именно в это время русские значительно расширили круг своего чтения, а в их библиотеках рядом с пособиями по металлургии, кораблестроению и воинскому делу встали труды философские и политические; именно тогда в России появилось общественное мнение.
Это довольно точно уловили некоторые современники, не без резона утверждавшие, что если Петр Великий "создал в России людей", то именно Екатерина вложила в них душу.
Масоны и иезуиты, страшный Пугачевский бунт и тяжелая война с Турцией, немецкие колонисты на Волге. Дидро в Петербурге, борьба за независимость Америки, раздел Польши, Французская революция… Екатерининскую эпоху трудно назвать скучной. Это было уникальное время, когда теоретики в России ценились не меньше практиков. Самые передовые европейские взгляды получили шанс лечь в основу русской национальной политики, философы вошли в моду и нравились женщинам больше гусаров.
Это был период, казалось, последнего и решающего наступления европейской мысли на старую, еще допетровскую Русь, однако, когда штурм закончился, а дым рассеялся, выяснилось, что изрядно потрепанная русская Азия сумела все же отступить на заранее подготовленные пращурами позиции.
Русские так и не стали французами. А немка Екатерина так и не стала русской, хотя нет в истории России иностранки, которая бы так искренне старалась обрусеть.
