Аркадий Столыпин - НА СЛУЖБЕ РОССИИ
Иллюзии касательно подлинных намерений западных демократий. О Ялтинском договоре никто еще ничего не знает. Может ли прийти в голову, что в угоду Сталину будут выданы насильственно не только все бывшие советские граждане, во главе с власовцами, но кое-где вдобавок и старые эмигранты?.. Есть якобы благоприятные признаки: англо-американская авиация не бомбардирует военный лагерь в Мюнзингене, на юге Германии, где формируется вторая дивизия РОА и расположена офицерская школа.
Действительность… Американские самолеты разбрасывают над Мюнзингеном летучки: “Переходите к нам, и мы гарантируем вам возврат на родину”. Смертный приговор… В апреле в качестве гонцов от Освободительного Движения идут через линию фронта на Запад капитан Лапин из РОА и член НТС Быкадоров. Переход благополучен и… оба сразу попадают в тюрьму к американцам (после конца войны Лапин будет выдан американцами СМЕРШу).
Действительность… В Париже. В составе правительства – коммунисты. Советские патриоты распоясываются. Рядом с французской столицей зловещий репатриационный лагерь Борегар – филиал СМЕРШа на земле Франции. Членов НТС не трогают (благодаря поддержке из французских военных кругов). В конце октября того же 1944 года полномочный представитель Исполнительного бюро НТС подает во французские военные инстанции свой первый Меморандум (по смыслу, послевоенный, хотя война еще идет). Содержание: что такое Освободительное Движение, почему не следует его дезавуировать и какова в нем роль НТС {См. 4-е приложение к этой главе}. Ответ приходит мало утешительный: Ялтинский договор. Его последствия уже сказываются в освобожденных от нацистов странах западной Европы. Полиция французская, бельгийская и иная закрывает глаза на самочинные аресты и расправы, чинимые прибывшими из СССР смершевцами…
Иллюзии… 16 апреля генерал Власов в Мюзингене принимает парад первой дивизии Освободительной Армии. Присутствовавший при этом А. Казанцев пишет: “После парада над расположением наших частей взвились большие полотнища русских национальных флагов. В тот же день были уничтожены последние немецкие орлы на мундирах солдат и офицеров – армия перестала быть немецкой и по форме”.
Действительность… Члены НТС в Германии продолжают сидеть в тюрьмах и концлагерях. В начале 1945 года разрабатывается проект налета на Александерплатц с целью насильственного освобождения возглавителей Союза. Для этого генерал Меандров направляет в Берлин специальный офицерский отряд. Но 4 апреля (за месяц до капитуляции) по требованию командования РОА гестаповцы выпускают на поруки В. Байдалакова и других с ним заключенных в Берлине. Командиры без войск… Около двухсот членов организации остаются за решеткой до самого крушения нацистской Германии.
Действительность… В Париже. Полномочное Представительство организует спасение бывших советских граждан. Многие старые эмигранты включаются в эту работу (представление крова и пищи, фиктивные биографии и на их основании оформление новых документов, переброска преследуемых людей в глухую провинцию или из одной страны в другую). Радиопередачи Комитета Освобождения Народов России, идущие из Германии. В Париже, Брюсселе и других городах их слушают тайком, как какой-то потусторонний зов… Иллюзия.
Мир иллюзий скоро рассеется. Над всем русским Зарубежьем нависнет черная действительность. Умирая, Рузвельт завещает продолжать по отношению к русским людям дело Гитлера.
ПРИЛОЖЕНИЯ К СЕДЬМОЙ ГЛАВЕ
Первое приложение
Один из руководителей НТС Глеб Рар свидетельствует:
“Наиболее выигрышным моментом для выступления будущей Народной армии считали момент, когда Красная армия дойдет до границ Германии, т. е. когда можно было бы пафос освобождения родины от врага внешнего переключить на стремление сбросить и врага внутреннего. С созданием “железного кулака” надо было поспешить к моменту, когда Сталин потеряет возможность спекулировать чувством защиты родины…
Готовились осуществить планы, разработанные генералом Трухиным еще в 1943 году: удар единым кулаком по красному фронту, его прорыв и увлечение Красной армии за собой, “на Москву”. Трухин хотел нанести удар на австрийском фронте в предгорьях Альп. В случае успеха можно было бы зайти глубоко в советский тыл и перенести свою оперативную базу на Карпаты, в то время кишевшие антибольшевистскими партизанскими отрядами…
Когда изложенный план разрабатывался и рассматривался одновременно Исполнительным бюро НТС и штабом генерала Власова, то и здесь, и там понимали, что план осуществим только при условии хотя бы “нейтралитета” западных держав”.
“Предполагалось создать достаточно сильный кулак, чтобы после сильной пропагандной подготовки проткнуть линию фронта и, увлекая за собой части Красной армии, идти к границам России.
Были опасения, что советское командование стянет к месту прорыва особые части НКВД. Это тревожило не очень – практика показала, что даже части НКВД не являются в смысле политическом неуязвимым монолитом” (А. Казанцев. “Третья сила”. “Посев”, 1952 г.).
“Для того, чтобы бросить РОА на фронт в последней стадии войны, – конец которой предполагался осенью 1945 года, – в штабе Власова обсуждались два плана: или прорыв фронта к украинской повстанческой армии, или соединение с казачьим корпусом, русским корпусом и частями Михайловича в Югославии” (Свен Стеенберг. “Власов”, 1974 г.).
Второе приложение
Стихи Георгия Полошкина, сентябрь 1944 г.:
Корку хлеба дали мне и воду
И сказали, что мой дом тюрьма.
Здесь учусь ценить тоску свободы,
Здесь узнал я, что такое тьма.
По ночам изорванное небо
Сквозь решетку льет сырую грусть.
Я не знаю, был я или не был
В той стране, что называют “Русь”.
Я не знаю, буду ль на свободе.
Только вера за стеной сильно
В ту страну, где солнце не заходит,
В тех людей, что породит война.
Я не знаю, вырастут ли травы
В тех местах, где выжжена земля.
Но я знаю, что бессмертной славой
Зазвенят родимые поля.
А пока – глухая ночь спустилась,
И решетку месяц осветил…
Знаю я, что мне еще не снились
Все преграды на моем пути.
Но когда подкрался сумрак серый
На заре к окошку моему,
Я увидел, как моею верой
Озарил рассвет мою тюрьму.
“Человеческий манифест” Юрия Галанскова, 1960 г.:
Все чаще и чаще в ночной тиши
вдруг начинаю рыдать.
Ведь даже крупицу богатств души
уже невозможно отдать…
/…/
И пусть
Сквозь людскую лавину
Я пройду непохожий, один,
как будто кусок рубина,
сверкающий между льдин.
/…/
Министрам, вождям и газетам – не верьте!
Вставайте, лежащие ниц!
Видите, шарики атомной смерти
у Мира в могилах глазниц.
/…/
Человек исчез,
ничтожный, как муха,
он еле шевелится в строчках книг.
Выйду на площадь
и городу в ухо
втисну отчаянья крик!
/…/
Люди,
уйдите, не надо…
Бросьте меня утешать.
Все равно среди вашего ада
мне уже нечем дышать!
/…/
Небо!
Не знаю, что делаю…
Мне бы карающий нож!
Видишь, как кто-то на белое
выплеснул черную ложь.
Видишь, как вечера тьма
жует окровавленный стяг…
И жизнь страшна, как тюрьма,
воздвигнутая на костях!
/…/
И падаю, и взлетаю,
в полубреду,
в полусне.
И чувствую, как расцветает
человеческое
во мне.
/…/
Третье приложение
Формирование двух русских дивизий:
“Наплыв в начавшие формироваться воинские части Русской Освободительной Армии превзошел все ожидания. Резервуар был почти неисчерпаем… К концу ноября число желающих поступить в части Освободительной Армии поднялось до трехсот тысяч, а к концу декабря число добровольцев поднялось до миллиона” (А. Казанцев. “Третья сила”, изд. “Посев”, Франкфурт, 1952 г.).
“В последующие дни поступило 470 коллективных телеграмм от различных рабочих групп и тысячи отдельных писем, в которых общей сложностью триста тысяч человек просили о зачислении их в РОА… 24 января 1945 года верховное командование под РОА было передано Власову” (Свен Стеенберг. “Власов”, 1974 г.).
Четвертое приложение
Из парижского меморандума, 21 октября 1944 г.:
“Угар дружбы и сотрудничества западных демократий со сталинским строем не будет долговечным. Первые трения начнутся уже с концом войны, когда советские и союзные войска соприкоснутся на немецкой территории… Там, как и в других точках возможных трений, чрезмерная уступчивость демократий по отношению к сталинским требованиям не пойдет на пользу дела свободы и умиротворения во всем мире.
