Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы
Почему же — сыном ада? Почему — «хуже себя»? Почему именно он, оздатель универсалистской, мировой религии для всех народов, был против процесса обращения язычников в единобожие?
Это — типичный еврейский феномен, который мог зафиксировать и объяснить только верующий еврей-историк. По понятиям иудаизма, на евреев как на «народ Избранный, народ священников», возложена трудная, практически смертным человеком почти и невыполнимая миссия — исполнять все 613 заповедей (начиная с элементарных — обрезания, «кашрута», т. е. особым образом приготовленной пищи и пр.). На прочие же, обычные народы (гоим — в переводе на иврит) возложены — как на обычную паству — более легкие обязанности перед Богоом: всего семь заповедей (признание Всевышнего, запрет на убийство, на кровосмесительство, справедливый суд, запрет на поедание частей живой фауны и т. п.). Если они семь заповедей соблюдают, «у них есть доля в Царстве Небес». Но если «сыновья Ноя», так их зовут в еврейском богословии, перейдут в еврейство, они обязаны выполнять все 613 еврейских обязательств и, поскольку это почти невозможно сделать даже рожденным в еврействе, «обращатели» как бы склоняют их к новому греху. Непривычные к тяжести нового Закона люди потому-то и считаются хуже обратителей-соблазнителей, «сынов ада».
Кроме того, Йешуа в принципе с неуважением относился к обычным нравам «гоим», не к каким-то преступлениям, но к самим жизненным нормам других народов, к проявлению ими нормальных человеческих слабостей — например, к повседневной заботе любого главы семьи о хлебе насущном, о материальной стороне жизни: «Не говорите, что нам есть и что нам пить, или во что нам одеться, ибо это то, что прежде всего ищут язычники … Ищите же прежде всего Царства Небесного, а вот это все приложится вам… Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам о себе позаботится. Довольно для каждого дня своей заботы» (Мф, 6 23–34). Или к длинным молитвенным службам: «А молясь, не говорите многого, как язычники. Они думают, что в многословии своем будут услышаны» (Мф, 6, 7) И более всего он не приемлет их естественную человеческую привязанность к «своим»: «И если вы приветствуете только братьев ваших, — обращается он к евреям, — то что особенного вы делаете? Не так ли поступают и гоим?» (5, 47) Действительно, любить тех, кто с тобой согласен, кто тебе мил, — это ведь не заповедь веры, а нормальная человеческая реакция на мир. От своих же последователей Йешуа требовал большей любви!
Еще одна подробность в Евангелиях, на которую мог обратить внимание лишь знаток раввинистической литературы. Как известно Йешуа происходил из совсем простой семьи (в русской традиции — отец его был плотником), тем не менее он был весьма образован в релиозном смысле слова — недаром к нему именно так и обращались окружающие — «рабби» (Флюссер отмечает: в то время это обращение ко всем знатокам и толкователям Торы, даже если они не являлись официально признанными богословами: «Только в следующем поколении после Иисуса титул „рабби“ стал означать ученое звание»(33). Откуда же взялись его особые знания?
В ту эпоху, замечает Флюссер, многие разделяли мнение талмудического трактата «Пиркей Авот»: «Люби ремесло и ненавидь звание (раввина)». Книжники заставляли собственных детей выучить, наряду с Письменной и Устной Торой, еще и какое-то ремесло. И самыми образованными в религиозном плане являлись как раз столяры-плотники. Когда обсуждался сложный вопрос в Торе, то нередко слышалось: «Нет ли здесь столяра, сына столяра, который объяснит нам это» (Авода Зара 50б). Так что звание «сын плотника» значило для современников Йешуа нечто принципиально иное, чем для нас с вами…
* * *Но если флюссеровский «рабби Йешуа» оставался вполне правоверным иудеем, почему ж его распяли в Иерусалиме? Ведь Давид Флюссер разделяет мнение авторов-евангелистов, что, прежде всего, еврейская священническая верхушка (вкупе с еврейским тетрархом — Иродом-Антиппой) предала противника в руки палача-язычника Пилата, именно она добивалась у римлянина осуждения рабби из Нацерета.
«У Иисуса были свои проблемы с Законом и заповедями, — фиксирует автор, — но такие проблемы могли возникнуть у всякого верующего еврея, который всерьез относился к своей вере» (34). В предшествующие века тысячи евреев были казнены (или пострадали иным образом) от преследований единоверцев по делам «об извращении веры». С приходом римской власти, равнодушной к еврейским спорам, этот феномен, казалось, ушел в историю. Йешуа, однако, не забывал предшественников по мукам: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете могилы праведников, и говорите: „Если бы мы жили во дни наших отцов, то не участвовали бы в пролитии крови“. Подтверждаете сами, что вы — сыновья тех, кто убивал пророков» (Мф, 23, 19–31).
В жестоких битвах продвигался процесс обновления древней веры. Еще за века до появления религиозного реформатора из Нацерета началось движение в народе к новой, более утонченной морали. Издревле, со времен Моше (в русской традиции — Моисея), еврейская вера держалась на обычном для первичного религиозного мышления противопоставлении праведников грешникам. Те, кто блюдут Моисеевы предписания, будут спасены в будущем мире, те, кто их нарушает, — бесповоротно осуждены! И неважен рациональный, умопостигаемый человеческим разумом смысл заповедей, надо просто их исполнять, не вдумываясь — зачем именно? Величайший из еврейских законоучителей (следующего за Йешуа поколения), Иоханаан бен Закай так сформулировал чистую условность Закона: «При жизни вас и мертвый не оскверняет, и вода не очищает. Но сказанное о них относится к предписаниям Царя Царей. Ибо Бог сказал: „Устав я установил, предписание я определил, человек не должен нарушать мои повеления. Так, как написано: `Вот Устав Торы, который заповедал Господь`.“» («Книга Чисел», 19, 2). Все. С этим живите и не спорьте, не задумывайтесь, господа евреи…
Но задолго до явления Йешуа появился в еврейском мире мудрец, Антигон из Сохо, который предложил новую для мира религиозную максиму: «Не будьте у Бога, как рабы, работающие для господина ради награды, но будьте, как рабы, служащие ему без корысти. И да будет страх Небес с вами!» Постепенно, в веках, исчезала старая рыцарская идея связи между небесным сюзереном, Господом — и его вассалами, евреями… Нет, ты служи Богу не как вассал, связанный договором, а как преданный слуга, как бескорыстный ратник Божий!
Прямолинейные выводы из постулата Антигона сделала верхушка священнической аристократии, образовавшая тогда группу (или фракцию) «цдуким» (по имени своего идеолога — жреца Цадока. В русской традиции их зовут на греческий манер — саддукеями). Саддукеи отвергали идею жизни вечной, воскресения из мертвых, Страшный суд — все, что должно было держать простое население в Страхе Божием. Исполняй Закон — но не из надежды на вознаграждение в будущем мире, а просто потому, что тебе так велено Богом…
Саддукеям противостояли народные проповедники и учителя, «отделившиеся» от них (на иврите — «прушим»), в русской традиции произносимые как «фарисеи». Эти несли массам традиционные ценности посмертного воздаяния, Страшного суда, греха и искупления… Битвы обеих сект за то, «чей Бог праведней», завершались страшными преследованиями побежденных — казнями, распятиями, травлей (с обеих сторон). Конечно, сей древний сюжет имеет к нашей теме косвенное отношение, но важно отметить: к моменту появления на историко-религиозной сцене Йешуа сложилась, как выражается Д. Флюссер, «целая диалектика греха в иудаизме» (36). Постепенно возникало осознание двух центральных проблем в рамках вновь формирующейся национальной идеологии, в тогдашних условиях бывшей всегда — богословием. Первая: в реальном мире праведникам не получить возмещения за праведность, праведники погибают неотомщенными. Обычно на земле торжествуют грешники. Хуже того и сложнее того: как правило, вообще невозможно смертному человеку отличить, кто же на земле на самом деле праведник, а кто грешник. И тот, и этот обычно сосуществуют в душе одного человека. Как, по каким критериям судить других людей? Как бороться со злом, если оно притаилось не в душах неких «сынов Ада», как думали предки евреев, но в сердцах буквально каждого из смертных, даже самого праведного? (десять веков спустя великий еврейский богослов рабби Моше бен Нахман, по прозвищу Рамбан или Нахманид, скажет: «Человек может быть отвратительным и в строгих рамках Торы»). Но тогда — кому в этом мире суждено считаться первым, а кому последним?
И в кругах учителей-богословов складывалось новое отношение к греху. Следует к любому ближнему проявлять милосердие и сострадание, независимо от того, праведен он или грешен. Не нам с вами судить человека! За грех, если он есть, будет отомщено, но отомстишь не ты, а Всевышний судья. Когда в Евангелии от Луки Йешуа говорит: «Будьте милосердны, как Отец ваш небесный!» (6, 36), он по сути повторяет ставшее привычным в народе суждение многих раввинов фарисейской школы.
