Александр Долгин - Манифест новой экономики. Вторая невидимая рука рынка
Словом, с точки зрения уловимости пропорций, символический обмен до недавнего времени не шел ни в какое сравнение с обменом материальным. Но к настоящему времени сформировалась среда, в которой проступают его контуры, и, похоже, дело вот-вот дойдет до цифр. Социальные сети в интернете — вот где оседает искомая фактура нематериального обмена. Сети вобрали в себя немалую долю человеческой активности и, что особенно важно, кодифицировали ее. Интернет-сообщества — превосходная модель для исследования всего общества. И не только потому, что во многом являются слепками реальной жизни, но и потому, что протекающие в них процессы не нуждаются в специальной фиксации: они сразу представлены в форме записей и структурированных действий пользователей. Масса людей оставляет в интернете следы своей жизнедеятельности (как онлайновой, так и офлайновой), причем не только в привязке к событию и дате, но и эмоционально окрашенные, а в сетях поколения web 3.0 еще и в явном виде отрефлектированные, т. е. выраженные в оценках, баллах. Отсюда возможность замерить ресурсы на входе — например время, потраченное на коммуникацию в соцсети, — а на выходе увидеть результат, выраженный в субъективной оценке пользователя. Вебтринольные сайты позволяют наблюдать за реакцией на те или иные события/объекты не только внутри, но и вовне интернета. (Активность протекает в реальности, а потребительское отношение фиксируется на сайте.) Конечно, интернет-активность не раскрывает жизнь во всей полноте, тем не менее это великолепный полигон. Из потока сетевых транзакций можно многое извлечь в интересах самых разных наук — социологии, политологии, психологии, культурологии, искусствоведения, лингвистики, институциональной и поведенческой экономики и проч. То, что историки выуживают в архивах, социологи — в опросах, само поплывет (к исследователям) в сети. Возможно, из разнопланового интереса к сетям вырастет та самая междисциплинарность, с которой связано столько надежд.
Ценности располагаются в головах, а проявляются через обмен. И чем он насыщенней и зримей, чем богаче статистика актов мены, тем четче видно, с чем люди готовы расстаться, приобретая тот или иной товар/услугу.
Повторяем: единственный способ измерить ценности — поместить их в условия интенсивного возмездного обмена, т. е. в рынок. Обменные процессы в сетях пока на пути к рынку, но с нарастанием плотности коммуникаций (в том числе, в связи с грядущим объединением на единой платформе интернета, телевидения и телефонии) они будут все явственнее обращаться по рыночным законам. Параллельно будут выкристаллизовываться пропорции символического обмена. Особую наглядность им придадут постфактумные платежи и в целом монетизация социальных сетей. В каменном веке тоже не в одночасье узнали, сколько бананов отдать за глиняный горшок. Единожды начавшись, выверка обменных соотношений приобретет необратимый характер. Когда накопится хотя бы малая доля того, что нам известно про материальный обмен, это сильно повлияет на понимание тарифов символического обмена и рикошетом — на ход реальных процессов. Потому что на этом этапе вторая рука рынка начнет действовать на принципиально иных основаниях. Ведь для нее, как и для адамсмитовской руки, главное подспорье — это открытые для наблюдения данные о действиях участников.
Вне всякого сомнения, из руды протоколированных человеческих коммуникаций в интернете вскоре научатся извлекать массу полезных сведений, хотя сегодня аналитики еще не знают, как подступиться к этой задаче. Вообще, это на удивление непростой вопрос — что мы хотим узнать о жизни и о людях через интернет? Вот вроде бы они производят активности, шевелятся, как броуновские частицы под микроскопом, но не ясно, за что ухватиться. Вероятно, поэтому в исследованиях преобладает ракурс, при котором пользователи рассматриваются как потенциальные покупатели, — на это, по крайней мере, известен заказчик. А, например, работы по экономике интернета и соцсетей можно пересчитать по пальцам. Все, что на этот счет находится, относится к минувшему тысячелетию, когда сетей в их нынешнем виде не существовало. Социология сетей тоже не далеко ушла от корпоративного маркетинга с его упором на обеспечение целевых продаж.
Подытоживая сказанное, вернемся к главному тезису: все готово к количественным измерениям в сфере символического обмена. Необходимо стянуть разного рода исследовательские силы в интернет, поскольку именно здесь возник удобный плацдарм для прорыва. Как ни своевременен этот призыв, одного его мало, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. Ведь если обмен ведется по бартеру (как в соцсетях главным образом и происходит), то интересующие нас количественные параметры трудноуловимы, а если за деньги, то замеры, как уже отмечалось, вносят больше путаницы, чем ясности. В последующем нам придется решить вопрос о мере символической ценности, без чего наши намерения будут осуществимы лишь частично. Об этом речь пойдет спустя несколько глав. А пока лишь приоткроем карты: символический обмен можно представить в цифрах, измеряя на входе и на выходе то, что им движет, — преобразование объективного времени в субъективную личностную ценность. Человек стремится обменять подконтрольное ему время на что-то, что наполнит бытие содержанием, вызовет положительную реакцию психики — будь то общение, чтение, изучение и т. п. Можно обобщенно представить это превращение по аналогии со знаменитой формулой про капитал, тогда получится: «Время — Текст — Время штрих», где штрих означает приращенное качественное время, а текст — любой символический продукт, облеченный в объективную форму. В этой записи «текст» занимает то же место и играет ту же роль, что в марксовой формуле «товар — деньги — товар» отводится деньгам, опосредующим превращение товара в лучший товар. Как деньги аккумулируют в себе капитал, так тексты — символический капитал. И тот, и другой капиталы можно использовать с разной эффективностью, пониманию чего способствуют соответствующие экономики — традиционная или символическая. В сетях общее представление об обмене наполняется конкретикой: кто с кем обменивается, чем обменивается, в каком соотношении, в какой момент времени и т. п. — вся эта богатейшая эмпирика доступна для сбора и анализа.
2.1.2. Изучение движения информацииСледующая важнейшая тема после измерения обмена — движение информации. Самое интересное в информационном обществе — это сигналы и механизмы их распространения: точки зарождения, мощность, траектории, срок жизни, ареалы охвата… Понять движение информации — это задача даже более сложная, чем измерение обмена, и настолько же значимая для практики. В то время как обменные соотношения можно наблюдать, условно говоря, в статике, здесь, по определению, все в динамике. Но и тут электронные социальные сети предоставляют новую многообещающую фактуру, в особенности сети третьего поколения, поскольку информация в них и фиксируется, и обрабатывается на порядок глубже, да и сами коммуникации организованы сложней. В отличие от обычных сетей с их блогерским попурри из собственных записей/комментариев и перепечаток, вебтринольная сеть содержит куда более ценные данные. Это, в первую очередь, персонифицированные профили — наборы оценок, за каждым из которых просматривается субъект с именем и фамилией, социально-демографическими характеристиками и потребительским багажом — в сумме набирается полноценный культурный анамнез. (Обычно на вебдванольных сайтах оценки если и собираются, то по узкой тематике, поэтому целостная картина предпочтений пользователя не складывается.) Причем каждая из рефлексий имеет точную датировку. Таким образом, любой акт можно проанализировать в ряду других актов, а всякую оценку — в системе прочих оценок. Следя за сетевыми коммуникациями, можно уловить, в какой момент, в каких точках социума зарождаются те или иные процессы, кем и как они подхватываются, какими путями и с какой быстротой развиваются и т. п. Таким образом, движение общественного сознания может быть отслежено в самой социальной толще, а не только в социологических выборках или медиасрезах, чем сейчас довольствуются.
Некогда для потребителя существовали прежде всего объекты с их плюсами и минусами. Начиная с определенного уровня общественного благосостояния социальная отдача от предметов — то, как они воспринимаются окружающими, — стала перевешивать их прямые утилитарные функции. Отношения между реальным и воспринимаемым усложнились; дошло до того, что знаки сделались самодостаточными, оказались способными затмевать сущности и вертеть ими. Они легко могут обозначать то, чего нет в действительности, или то, что ей не соответствует (так называемые симулякры). За ними чуть ли не официально признано право лжесвидетельствовать. Та же ситуация с сигналами — они могут отсылать к несуществующим или произвольно интерпретированным знакам, процессам или событиям. (В данном случае различие между знаками и сигналами в том, что первые хранят информацию, а вторые ее передают.) Как знаки могут возобладать над сущностью вещей, так и сигналы оказываются едва ли не важнее фактов, о которых оповещают. Чем больший вес в жизни приобретают коммуникации, тем значимей становятся трактовки и пути распространения информации. Зачастую правильно поданная информация решает исход дела — она программирует последующее поведение. Сигналы могут избирательно транслироваться и произвольно истолковываться, вызывая реакцию масс, которая не выводилась из объективной картины и, соответственно, была трудно предсказуема. Сети дают возможность отследить социальные маршруты информации не в общем и целом, а буквально по головам — от человека к человеку — и столь же индивидуально фиксировать реакцию. Прежде к этой задаче было не подступиться, а без ее решения человечеству не продвинуться в своем желании снизить неопределенность будущего.
