Борис Миронов - Иго жидовское
Русские люди в начале нынешнего века противились отдавать свои имена иудеям на поругание, теперь, что имена! президентское кресло готовы отдать иудеям, коих выстроилась к правящему креслу целая очередь. И миллионы, десятки миллионов русских людей отдают иудеям свои голоса! Какие же мы низкопадшие грешники, да русские ли?, что уже не имена, саму святую Русь отдаем иудеям на поругание.
Уже привычным, обыденным стал иудей в правительстве России, иудей — в Государственной Думе, а теперь уже, дожили! иудей нахраписто рвется в президенты России. Да мыслится ли нам искушение крепче и сильнее! Да отчая ли это для нас земля, действительно ли здесь могилы наших предков, что хозяйничать на святой для нас земле мы позволяем заклятому врагу православного человека — иудею, да и не просто хозяйничать, уже доходим до того, что не прочь избрать иудея в Президенты! На Российский трон, пусть не царский, но все равно всевластный над Россией, трон Михаила, Иоанна, Петра, Екатерины, Александра, Николая, иудеями убиенного, на православный русский трон готовы посадить антихриста!..
Пора опамятоваться. Да и чего мы ждем, чего медлим? Нам мало того, что нас убивают? наши души оскверняют? наших детей развращают? наши богатства расхищают? нам в лицо заявляют: «Россия — побежденная страна» и обращаются с нами, как с поверженными? Торжествующе итожат, что дух русского народа окончательно разложился и может отныне служить лишь удобрением для иных, более здоровых и сильных культур.
Время и ситуация в России столь драматичны, что требуют от нас думать только о России, о возрождении ее Духа, ее Веры — без этого нам России не спасти, без этого русский народ обречен на погибель, а погибнет русский народ, — не спасется ни один народ России.
Как в 1240–ом году, как в 1380–ом году, как в 1613–ом году, как в 1812–ом году, как в 1941–ом году понимал русский человек, что его воля, его решительный шаг, его поступок решает судьбу России, судьбу русского народа, так и каждый из нас сегодня должен ясно и мужественно понимать: будут ли наши дети, наши внуки молиться на нас, поклоняться нашим могилам, или будут плевать на них, если еще будет кому и на что плевать, а то и могил русских не останется, — зависит от того, хватит ли в нас, сегодняшних русских, той русскости, той силы духа, чтоб одолеть врага, пришедшего на русскую землю и убивающего русский народ. Никакая армейская дисциплина, никакое военное мастерство, никакое пусть и самое совершенное оружие, никакой самый искусный полководец не способны подвигнуть ни одного солдата на подвиг. Подвиг — это порождение духа. Только дух способен созидать подвиг.
Так что же есть русский дух, который делал русских воинов непобедимыми, русское оружие неодолимым, что это за дух, который приносил победу там и тогда, где и когда она казалась немыслимой и невозможной? Дух этот есть сознание того, что лично ты, именно ты и именно сейчас в ответе за свой народ, за всю Россию, судьба которой сейчас зависит от того, как ты поведешь себя: пойдешь ли вперед или отступишь; хватит ли у тебя мужества или тебя одолеет страх и тогда твоя собственная жизнь покажется тебе дороже жизни всех тех, кто был в России до тебя и будет в России после тебя. Быть ли русскому народу вольным, сильным хозяином или холопом в услужении заморским новым хозяевам русской земли — все решает твой шаг, твой удар, твоя воля.
Русский дух — когда ты отвечаешь за Россию. Не по должности и положению, а по духу своему. Тогда тебе действительно некуда отступать, ты не можешь бежать, но и не можешь погибнуть — ты должен, ты обязан победить. Вот когда уходит страх и отступает смерть. Вот когда удесятеряются силы.
Вся история русских битв, история русских побед — есть история русского духа, история побед русского духа.
С кем бы ни доводилось сходиться в смертельной схватке, с Золотой ли Ордой, великим княжеством Литовским или Тевтонским Орденом, с наполеоновской ли Францией или гитлеровской Германией.., Россия всякий раз вступала в бой с превосходящим ее числом грозным противником. Мы так привычно уже обыденно и всуе говорим о Куликовской битве, что мало кто, а некоторые и вовсе никогда не задумывались, как могла истощенная, разоренная, обескровленная Золотой Ордой Русь, по убеждению историков, «отброшенная Батыем на несколько столетий», не просто выстоять, а разгромить Мамая. Проведшие тотальную мобилизацию среди орд и подвластных колоний, кочевники во много раз превосходили числом русскую дружину, но значимее того было превосходство Золотой Орды над русскими в умении выставленного войска, почти полностью состоявшего из конницы — основного, решающего преимущества тогдашних войск. Это были прекрасно вооруженные войска, искусные, удачливые воины, незадолго до Куликова Поля разгромившие польских, немецких, венгерских, австрийских, французских рыцарей. Легко представить их пренебрежительное высокомерие, с каким разглядывали они вставший против них пеший русский люд, где и детей хватало, и седобородых стариков. Редко у кого из русских поблескивал шлем на голове, а грудь защищал железный панцирь, если хранила кого кольчуга из крупных колец, и то хорошо, богато, а так, в основном, лишь щит в защиту и тот не железом окованный, а простой, деревянный. И вооружен был русский люд топорами на коротких топорищах да рогатинами на коротких древках. Другого русское ополчение не имело. И это против конницы, мощных стрел и длинных копий! Было от чего тешиться войскам Мамая, на русских глядя. К тому же стояла русская рать без стрелкового прикрытия, а «поле чисто и место твердо» не оставляло и малой надежды на маневр плохо вооруженного, вовсе не обученного пешего люда против умелой профессиональной конницы Мамая…
Выходило, что, перейдя Непрядву, русские обрекали себя на погибель? Не мог же талантливый воевода Дмитрий Иванович, зная, кто с ним и кто перед ним, питать малейшую надежду на победу. Тогда на что он рассчитывал? Вообще на что надеялись тысячи русских землепашцев, сменившие привычные серпы и цепа, пора стояла уборочная, на боевые топоры и пики, и влившиеся в войско Донского? А никто из них ни на что не рассчитывал. Не было ни счета, ни расчета, никто вообще не думал ни о победе, ни о поражении. Понимали мужики одно: от них сейчас зависит судьба Руси, жизнь их детей и внуков, оставаться ли им в ордынской неволе и дальше терпеть ненавистное иго, или стать, наконец, снова хозяевами родной земли.
Русские люди взяли в руки оружие и встали в пеший строй, потому что иначе, по–другому повести себя не могли, иного для себя не представляли. Душа их боя просила, душа в бой рвалась, и никакие расчеты, никакие доводы были уже ей не в указ.
Русские люди взяли в руки оружие, встали в пеший строй, не потому что они думали то–то и то–то, а, взвесив все, поняли, что иного пути у них просто нет, — не было у них тех мучительных раздумий, душа запросила, душа дальше уже не могла сносить позора унижений, притеснений иноверческой Орды. Никто из них не взвешивал ни шансов на победу, ни достоинств своих воевод, просто наступило время, когда русские люди не могли не взяться за оружие, иначе это были бы уже не русские люди.
И эту своеобычность русской души, своенравность характера русского человека хорошо изучили те, кто сегодня видит в русском человеке для себя помеху, хорошо понимают, что договориться, сговориться, сторговаться, выказав русскому человеку его же якобы собственную выгоду, это все зряшный, пропащий труд, все равно рано или поздно, но русский человек сделает так, как того его душа запросит, и ничто тут тогда не поможет, ничто им в расчет приниматься не будет: ни личная выгода, ни превосходство стоящей против него вражьей силы. И слыл бы за это русский человек недоумком, дураком, действительно, мужику ли от сохи браться за топор и копье против лучших в мире профессиональных воинов, кабы при всем своем неразумии ввязываться в битву с намного превосходящим его и числом и умением врагом, русский мужик не побеждал. Как победил он на Куликовом Поле превосходящего его числом Мамая и неизмеримо более того вооружением и ратным мастерством; как победил он турок на берегу Ларги, 14–тью тысячами русских штыков против 80–ти тысяч турецких ятаганов, когда погибло 29 русских гренадеров, а побежавшие турки оставили на поле боя более тысячи тел; как разбил он в пух и прах 17–тью тысячами 150–ти тысячное войско визиря Халил–бея; как не отступил и на шаг русский солдат 7–го корпуса генерала Раевского, на редут которого пришелся страшной силы главный удар французских войск в Бородинскую битву, когда превосходство наполеоновских солдат было втрое больше русских… Да что за примерами далеко в историю ходить, если совсем рядом Великая Отечественная война, ведь тогда, по состоянию наших войск на июнь 1941 года, по тому, как вооружены мы были, сколько было нас под ружьем, как мало оставалось опытных грамотных командиров, и какая гигантская армада гитлеровских войск двинулась на нас, что будь тогда рядом со Сталиным не русские воины Шапошников и Жуков, а нынешние иудейские помощники, эксперты, аналитики Ельцина и Путина, не знающие и не ведающие русского духа, они бы непременно цифрами, диаграммами, рейтингами, общественным мнением стали убеждать, что немыслимо даже, самоубийственно и браться за оружие, нужно как можно быстрее сговариваться с Германией, принимать ее условия и соглашаться на мировую. Еще бы! если, к примеру, в Западном военном округе все шесть механизированных корпусов не имели ни одного 152–мм выстрела к танковым пушкам, а восемь механизированных корпусов Киевского военного округа имели их всего 12 процентов от необходимого. Как докладывал 18 июня 1941 года командир 33 танковой дивизии начальнику оргмоботдела штаба ЗапОВО, обеспеченность горючесмазочными материалами составляет: бензина 1–го сорта — 15%, автобензина — 4%, керосина — 0%, дизельного топлива — 0%. Езжай — воюй! Не лучше положение было с боеприпасами, мехтранспортом, боевыми машинами, медицинским оборудованием и медикаментами… Но вот сцепились с прекрасно вооруженными, отлично подготовленными к войне гитлеровцами и произошло то, что не поддается ни логике, ни расчету, ни здравому смыслу, свершилось то, что никак вроде не должно было свершиться.
