Владимир Ленин - Теория насилия (сборник)
Что буржуазия нас так дико ненавидит, это одно из нагляднейших пояснений той истины, что мы правильно указываем народу пути и средства для свержения господства буржуазии… Вполне допускаю, что, пугая нас, эсеры сами искреннейшим образом напуганы, до смерти напуганы призраком напуганного либерала. Ваши деловые доводы, господа? Не надейтесь, что мы дадим себя напугать вашей запуганностью! Деловые доводы на этот раз мы находим только в «Новой Жизни». Она выдвинула шесть доводов: 1) пролетариат «изолирован от остальных классов страны»; 2) он «изолирован от действительных живых сил демократии»; 3) он «не сможет технически овладеть государственным аппаратом»; 4) он «не сможет привести в движение» этот аппарат; 5) «обстановка исключительно сложна»; 6) он «не способен будет противостоять всему тому напору враждебных сил, который сметет не только диктатуру пролетариата, но и в придачу всю революцию».
Довод первый изложен «Новой Жизнью» неуклюже до смешного, ибо классов в капиталистическом и полукапиталистическом обществе мы знаем только три: буржуазию, мелкую буржуазию (крестьянство, как ее главный представитель) и пролетариат. Какой же смысл говорить об изолированности пролетариата от остальных классов, когда речь идет о борьбе пролетариата против буржуазии? о революции против буржуазии? Должно быть, «Новая Жизнь» хотела сказать, что пролетариат изолирован от крестьянства, ибо не о помещиках же, в самом деле, могла здесь идти речь. Но точно, ясно сказать, что пролетариат изолирован теперь от крестьянства, нельзя было, ибо вопиющая неправильность такого утверждения бьет в глаза. Трудно представить себе, чтобы в капиталистической стране пролетариат был так мало изолирован от мелкой буржуазии – и заметьте: в революции против буржуазии – как теперь пролетариат в России. По вопросу о коалиции с буржуазией и по вопросу о передаче немедленно помещичьей земли крестьянским комитетам большевики имеют уже сейчас большинство в Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, большинство народа, большинство мелкой буржуазии.
[Кроме того] широкая масса населения угнетенных наций, т. е. масса мелкой буржуазии среди них, доверяет пролетариату России больше, чем буржуазии, ибо на очереди дня история поставила здесь борьбу угнетенных наций против угнетающих за освобождение. Буржуазия подло предала дело свободы угнетенных наций, пролетариат верен делу свободы.
Национальный и аграрный вопросы, это – коренные вопросы дня мелкобуржуазных масс населения России в настоящее время. Это неоспоримо. И по обоим вопросам пролетариат «не изолирован» на редкость. Он имеет за собой большинство народа. Он один способен вести такую решительную, действительно «революционно-демократическую» политику по обоим вопросам, которая сразу обеспечила бы пролетарской государственной власти не только поддержку большинства населения, но и настоящий взрыв революционного энтузиазма в массах, ибо впервые массы встретили бы со стороны правительства не беспощадное угнетение крестьян помещиками, украинцев великороссами, как при царизме, не прикрытое пышными фразами стремление продолжать подобную же политику при республике, не придирки, обиды, кляузы, оттяжки, подножки, увертки (все, чем награждает крестьян и угнетенные нации Керенский), а горячее сочувствие, доказываемое на деле, немедленные и революционные меры против помещиков, немедленное восстановление полной свободы для Финляндии, Украины, Белоруссии, для мусульман и т. д.
А вопрос о мире, этот кардинальный вопрос всей современной жизни. Пролетариат «изолирован от остальных классов»… Пролетариат выступает здесь поистине как представитель всей нации, всего живого и честного во всех классах, гигантского большинства мелкой буржуазии, ибо только пролетариат, достигши власти, сразу предложит справедливый мир всем воюющим народам, только пролетариат пойдет на действительно революционные меры (опубликование тайных договоров и т. п.), чтобы достигнуть как можно скорее, как можно более справедливого мира.
Господа из «Новой Жизни», кричащие об изолированности пролетариата, выражают этим только свою субъективную запуганность буржуазией, объективное положение дел в России, несомненно, таково, что пролетариат как раз теперъ не «изолирован» от большинства мелкой буржуазии. Как раз теперь пролетариат имеет на своей стороне сочувствие большинства народа. Это условие для удержания власти большевиками есть налицо.
Довод второй состоит в том, будто пролетариат «изолирован от действительных живых сил демократии». Что это значит, понять невозможно. Это, должно быть, «по-гречески», как говорят в таких случаях французы. Писатели «Новой Жизни» – народ министериабельный. Они вполне пригодны были бы в министры при кадетах. Ибо от таких министров требуется именпо уменье говорить благовидные и благоприлизанные фразы, в которых нет ровно никакого смысла, которыми можно прикрыть всякую гадость. Хлопки кадетов, Брешковской[8], Плеханова и Ко» обеспечены новожизненцам за утверждение, что пролетариат изолирован от действительных живых сил демократии, ибо в косвенной форме здесь сказано – или утверждение это будет так понято, как если бы им было сказано, – что кадеты, Брешковская, Плеханов, Керенский и Ко» суть «живые силы демократии». Это неверно. Это мертвые силы. Запуганные буржуазией и буржуазно-интеллигентской обстановкой, новожизненцы «живым» признают правое крыло эсеров и меньшевиков, ничем существенным не отличающееся от кадетов, вроде «Воли Народа», «Единства» и т. п. Мы же считаем живым только то, что связано с массами, а не с кулаками. «Деятельные живые силы» мелкобуржуазной демократии представлены левым крылом эсеров и меньшевиков. Усиление этого левого крыла есть один из вернейших объективных признаков того, что пролетариат не изолирован.
Довод третий: пролетариат «не сможет технически овладеть государственным аппаратом». Это, пожалуй, самый обычный, наиболее ходкий довод. Он заслуживает наибольшего внимания как по этой причине, так и потому, что он указывает на одну из самых серьезных, самых трудных задач, стоящих перед победоносным пролетариатом. Нет сомнения, что задачи эти очень трудны, но если мы, называя себя социалистами, будем указывать на эту трудность только для того, чтобы отмахнуться от выполнения таких задач, то на практике наше отличие от слуг буржуазии сведется к нулю. Трудность задач пролетарской революции должна побудить сторонников пролетариата к более внимательному и конкретному изучению способов выполнения этих задач. Под государственным аппаратом разумеется прежде всего постоянная армия, полиция и чиновничество. Говоря о том, что пролетариат не сможет технически овладеть этим аппаратом, писатели «Новой Жизни» обнаруживают самое крайнее невежество и нежелание считаться ни с фактами жизни, ни с соображениями, указанными давно в большевистской литературе. Писатели «Новой Жизни» все считают себя если не марксистами, то знакомыми с марксизмом, образованными социалистами. А Маркс учил, на основании опыта Парижской Коммуны, что пролетариат не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих целей, что пролетариат должен разбить эту машину и заменить ее новой (об этом подробнее я говорю в брошюре, первый выпуск которой закончен и выходит скоро в свет под заглавием: «Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции»). Эта новая государственная машина была создана Парижской Коммуной, и того же типа «государственным аппаратом» являются русские Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. На это обстоятельство я указывал много раз, начиная с апреля 1917 года, об этом говорится в резолюциях большевистских конференций, а равно в большевистской литературе.
«Новая Жизнь», конечно, могла бы заявить свое полное несогласие и с Марксом и с большевиками, но обходить вопрос вовсе со стороны газеты, которая так часто и так высокомерно бранит большевиков за несерьезное будто бы отношение к трудным вопросам, значит выдавать себе свидетельство о бедности. «Овладеть» «государственным аппаратом» и «привести его в движение» пролетариат не может. Но он может разбитъ все, что есть угнетательского, рутинного, неисправимо-буржуазного в старом государственном аппарате, поставив на его место свой, новый аппарат. Этот аппарат и есть Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Нельзя не назвать прямо чудовищным, что «Новая Жизнь» про этот «государственный аппарат» совершенно забыла. Поступая так в своих теоретических рассуждениях, новожизненцы, в сущности, делают в области политической теории то, что кадеты делают в политической практике. Ибо, если в самом деле пролетариату и революционной демократии никакого нового государственного аппарата не надо, тогда Советы теряют право на существование, тогда правы кадеты-корниловцы в своих стремлениях свести Советы на нет! Эта чудовищная теоретическая ошибка и политическая слепота «Новой Жизни» тем чудовищнее, что даже меньшевики-интернационалисты обнаружили в этом вопросе известное сближение с большевиками. Так, мы читаем в той декларации советского большинства, которую т. Мартов огласил на Демократическом совещании: «…Советы депутатов рабочих, солдатских и крестьянских, созданные в первые дни революции могучим порывом подлинного народного творчества, образовали собой ту новую ткань революционной государственности, которая заменила обветшавшую ткань государственности старого режима…» Это сказано немножко чересчур красиво, т. е. вычурность выражений прикрывает здесь недостаток ясности политической мысли. Советы не заменили еще старой «ткани», и эта старая «ткань» не есть государственность старого режима, а государственность и царизма и буржуазной республики. Но во всяком случае Мартов здесь на две головы выше новожизненцев. Советы суть новый государственный аппарат, дающий, во-первых, вооруженную силу рабочих и крестьян, причем эта сила не оторвана от народа, как сила старой постоянной армии, а теснейшим образом с ним связана; в военном отношении эта сила несравненно более могучая, чем прежние; в революционном отношении она незаменима ничем другим. Во-вторых, этот аппарат дает связь с массами, с большинством народа настолько тесную, неразрывную, легко проверяемую и возобновляемую, что ничего подобного в прежнем государственном аппарате нет и в помине. В-третьих, этот аппарат в силу выборности и сменяемости его состава по воле народа, без бюрократических формальностей, является гораздо более демократическим, чем прежние аппараты. В-четвертых, он дает крепкую связь с самыми различными профессиями, облегчая тем различнейшие реформы самого глубокого характера без бюрократии. В-пятых, он дает форму организации авангарда, т. е. самой сознательной, самой энергичной, передовой части угнетенных классов, рабочих и крестьян, являясь таким образом аппаратом, посредством которого авангард угнетенных классов может поднимать, воспитать, обучать и вести за собой всю гигантскую массу этих классов, до сих пор стоявшую совершенно вне политической жизни, вне истории. В-шестых, Советы могут соединять выгоды парламентаризма с выгодами непосредственной и прямой демократии, т. е. соединять в лице выборных представителей народа и законодательную функцию и исполнение законов. По сравнению с буржуазным парламентаризмом это такой шаг вперед в развитии демократии, который имеет всемирно-историческое значение. Наши Советы в 1905 году были только, так сказать, утробным зародышем, ибо просуществовали всего несколько недель. Ясное дело, что не могло быть и речи при тогдашних условиях о всестороннем развитии их. И в революции 1917 года об этом не может быть еще речи, ибо срок в несколько месяцев крайне мал, а главное: эсеровские и меньшевистские вожди проституировали Советы, сводили их на роль говорилен, на роль придатка к соглашательской политике вождей. Советы гнили и разлагались заживо под руководством Либеров[9], Данов[10], Церетели, Черновых[11]. Развиться настоящим образом, развернуть полностью свои задатки и способности Советы могут, только взяв всю государственную власть, ибо иначе им нечего делать, иначе они либо простые зародыши (а слишком долго зародышем быть нельзя), либо игрушки. «Двоевластие» есть паралич Советов. Если бы народное творчество революционных классов не создало Советов, то пролетарская революция была бы в России делом безнадежным, ибо со старым аппаратом пролетариат, несомненно, удержать власти не мог бы, а нового аппарата сразу создать нельзя. Печальная история церетелевски-черновского проституирования Советов, история «коалиции»[12] есть вместе с тем история избавления Советов от мелкобуржуазных иллюзий, прохождения их через «чистилище» практического изучения ими всей гнусности и грязи всех и всяких буржуазных коалиций. Будем надеяться, что это «чистилище» не надорвало Советы, а закалило их.
