Газета Завтра Газета - Газета Завтра 466 (44 2002)
А.З. Это объяснить невозможно. Что-то от природы. Случайное стечение обстоятельств. Я же мог и не уцелеть. Меня бы давно не было. Расстреляли бы в 1939 году — и никаких проблем, никакого творчества. Почему-то уцелел. Во время войны могли сбить, подстрелить. В плен взять, когда был в окружении. Опять никаких проблем не было бы. Я над своим творчеством никогда не задумывался. Никогда не собирался стать писателем или художником. Что-то с детства проявлялось. Потом накапливалось. У меня была замечательная память. Мог прочитать целый лист и без труда запомнить. В четвертом классе выступал со сцены, на ходу умножая в уме самые немыслимые шестизначные цифры. И никогда не ошибался. Как компьютер. Рисовал тоже с детства. Потом пошли стенгазеты. В армии служил — боевые листки оформлял. Также и стихи с ходу писались. Никогда этому не придавал значения. Большинство и рисунков, и картин, и стихов пропало. Конечно, уже взрослым, я осознанно принимал те или другие решения, я же не абсолютно безвольный человек. Мог остаться в армии, принял решение — уйти. Я участвовал в математических олимпиадах, школу кончил с золотым аттестатом. Мог поступать и на мехмат без экзаменов, я сделал выбор и пошел на философский факультет. Долго я даже не знал, что обладаю какими-то творческими способностями. И что они заслуживают внимания. Никогда ничего не хранил. Картины и рисунки стала собирать уже моя жена Ольга. После того, когда мы познакомились. Это уже ее коллекция. Около ста работ. А было не меньше тысячи. Также и со стихами. В "Зияющих высотах" я привожу один стих, который на гауптвахте сочинил, буквально выцарапал гвоздем на стене. Я же не думал, что это представляет какую-то ценность. В книге "Светлое будущее" цитирую другой стих, тост о Сталине, который тоже написал в армии печатными буквами, весь особый отдел разыскивал автора. К счастью, не нашли. Лет бы десять получил, как Александр Солженицын…
В.Б. Кстати, при вашем взаимном неприятии друг друга ваши судьбы в чем-то схожи. Оба — яркие разносторонние пассионарии. Оба — независимые гиганты среди мелковатой и гнусноватой третьей эмиграции. Легко преодолевающие свое восьмидесятилетие, оба — фронтовики. Оба выжили при всех рисковых ситуациях. Оба — независимы в своих суждениях, при том, что суждения всегда были полярно разные. И оба вернулись в Россию. Думаю, зачем-то вы оба нужны России. Иначе судьба не пощадила бы ни того, ни другого… Вы ведь всегда были рисковый человек?
А.З. В этом смысле — да. После армии уже всерьез задумался о литературе. Написал повесть, показал ее Константину Симонову. Он прочитал и сказал: уничтожьте быстрее. Пока самого не уничтожили. После этого 30 лет не писал. Сочинял анекдоты и всяческий фольклор. Просто для себя. Кстати, уже учась в университете и в аспирантуре, тоже писал научные работы, далеко не уверенным в их публикации, все писал для себя. Была потребность в творчестве. Никогда не думал о себе как о профессиональном писателе. Не имел такой цели. Меня вела жизнь…
В.Б. Позвольте в чем-то не согласиться. Вы пишете для себя, для души — вполне верю. Вот написаны так — для себя — "Зияющие высоты". Писали бы легко и стихийно и дальше — в стол, не задумываясь о цели. Вы же приняли решение о публикации. И это не простое решение. Ученому-логику с мировым именем вполне наши чекисты и цекисты спускали какие-то антимарксистские высказывания. Какой-то фольклорный треп. Вся страна тогда трепалась в пивных и на кухнях. Так бы жили до нынешней поры в своей ученой, достаточно комфортабельной норе… Приняв решение о публикации романа "Зияющие высоты", вы меняли всю жизнь. Это привело к вашему выезду, а могло привести, как Синявского, в лагерь, еще куда-нибудь. Значит, чего-то и кому-то вы хотели сказать. И миру, и человеку. Вы предъявили себя обществу.
А.З. Я работал как логик довольно успешно. Меня это устраивало. Публиковаться начал случайно. Мне уже было 38 лет. Я уже был известный ученый. И то более известный на Западе, а не в России. Как-то у нас в Москве состоялась интересная научная дискуссия. Стенограмма попала на Запад, была опубликована в научном журнале. Тогда меня и заметили. Стали приглашать с докладами на научные конференции. Выбрали в Финскую Академию наук. А там был мировой центр логики… Еще не было никаких политических преследований, но неожиданно для себя я оказался в Москве в изоляции. Страшнейшая зависть и ревность — двигатели человека. Никакое КГБ не нужно. Свои же коллеги разнесут в клочья. Они уже академики, директора институтов. На Запад ездят, как к себе домой, представляя на многочисленных научных конференциях советскую науку. А в научных мировых трудах по философии больше всего ссылок из советских ученых, на какого-то Зиновьева — индекс 108, вторым с индексом всего лишь 8 идет академик Кедров. Из Академии наук идет давление на ЦК КПСС. Оттуда команда — не надо создавать культа Зиновьева. Меня выгнали из университета. Притормозили научные публикации… Вот как рождалась идея "Зияющих высот". Отлучили от аспирантов. Студентам моим ходу не давали. Между прочим, стал писать какие-то эссе, заметки о происходящем, еще не сформулировав единый сюжет. Я их написал за полгода. Потом объединил в нечто целое. Давал читать, друзья переслали на Запад. Я не хотел даже печатать ее. Впрочем, и все заметные эмигрантские издательства тоже отказались печатать, и "ИМКА-пресс", и чеховское издательство. Там же в эмигрантской иерархии тоже все было поделено, все подачки спецслужб. Наши друзья нашли западного независимого издателя, спросили меня: можно ли печатать? Мы с женой долго колебались, дали разрешение и вышла книга.
Так что я и писателем стал волею обстоятельств. Я еще в молодости построил математическую модель советского общества, доказал неизбежность кризисов при коммунизме. В то время и у нас, и даже враги на Западе считали коммунистическую систему бескризисной. Я послал свою работу в президиум Академии наук, в ЦК КПСС. Закрытые рецензенты из моих же друзей-философов все, как один, написали: работа клеветническая. Вот так и в науке своей, и в литературе после публикации романа я оказался в изоляции. Потом предложили: или дадим срок, или за шесть месяцев уезжай на Запад. Так мы с женой оказались в Германии. А там уже много писал просто для заработка. Печатали во всех странах. Переводили на все языки. Так написал 20 романов и множество научных работ. Эмиграция меня сразу же отвергла. Я не был никогда диссидентом. Чужой был для всех. Не получал никаких эмигрантских подачек. Только научные и литературные гонорары.
В.Б. Сначала вы достаточно стремительно сделали научную карьеру в Советском Союзе. Оказались на Западе. Там вы тоже также стремительно сделали и научную и литературную карьеру, добились известности, помимо эмигрантских кругов. Вы хорошо изучили и русский мир, и западный мир. Чем же отличается русский человек от западного человека? Чем отличается западный мир от русского мира? Есть отличие в нашем укладе, в нашем менталитете? В понимании красоты? В отношении к делу? К власти? К справедливости?
А.З. Конечно, есть различия. Даже в моей Чукломе думали и чувствовали по-другому, чем в Воронеже. Но есть и общее. Различия между Советским Союзом и западной системой колоссальные. Советский Союз открыл впервые в мире путь коммунистической эволюции общества. И этот путь уже никогда и никуда из истории не денется. Запад — западнистскую эволюцию. И в идеологии различия, и в психическом складе людей. В чувствовании. В отношении к ценностям. Но есть и много общего. Западнизм и коммунизм — суть социальные системы. Любые социальные системы имеют общие законы… Вот пример. В 1978 году меня выслали, приезжаю в Париж, во время одной из встреч знаменитый математик, автор математической теории катастроф Том, поклонник моего творчества, выступая, сказал: "Зиновьев думает, что написал книгу о России, на самом деле, это все относится и к французам." Существуют общие социологические законы развития. Законы коммунальности. Законы дела. В этом смысле различий между нами нет. Но есть, конечно, и национальные различия. Все большие народы содержат в себе многообразие человеческих типов. Можно найти все общие социальные закономерности. Различают народы пропорции тех или иных закономерностей. Скажем, итальянцы более музыкальны, чем другие народы, это не значит, что каждый итальянец поет или играет, но в целом степень музыкальной культуры выше. Отсюда и Ла Скала, и все певцы, композиторы. И так далее. Немцы более самоорганизованы. Может, раз в десять более, чем мы — русские. У нас очень низкая степень самоорганизации. Хотя мы можем найти и неорганизованного лоботряса-немца, и высокоорганизованного русского. Когда даем характеристику народа, надо иметь в виду массовую характеристику. Русский народ по многим показателям очень отличается от западноевропейских народов. Приведу лишь одну черту. Мы в целом никогда не были и, наверное, не будем зациклены на деньгах, на обогащении. Думаю, даже наши "новые русские" все-таки в чем-то другие. Пропьют деньги. Потратят на что-нибудь.
