Газета Завтра Газета - Газета Завтра 286 (21 1999)
По приходу в Успенское о.Кирилл, не принимая никаких возражений, отправил меня в Москву.
* * *
Утром я неожиданно проснулся совсем больной, изможденный, куда там вождение сдавать — впору врача вызывать; но деваться было некуда, в последний раз я сдавал бесплатно. Поднялся, собрался кое-как. Марина, с жалостью глядя на меня, опять достала из укромного места сто долларов: мол, заплати ты им и не мучайся больше. Я равнодушно спрятал деньги в карман. Правда, на этот раз — в брюки, а то в прошлый раз положил в нагрудный карман, где земля с могилы Блаженной Матроши, вот и завалил...
В ГАИ невезенье мое продолжилось — как сдающий в третий раз, я оказался последним в очереди. За два часа вконец замерз, перенервничал так, что уже было все равно. Когда сел за руль, то нога на сцепление так дрожала, что я даже сомневался, что смогу въехать в гараж, не говоря уж о проезде по улицам Москвы. Но — чудо, с дрожащими ногами я все сделал хоть не блестяще, но так, как надо. Когда остановился у обочины, офицер-гаишник спросил меня: “У вас со слухом как?” “Нормально”, — ответил я. И вдруг услыхал характерное щелканье: забыл огни поворота выключить. Выключив поворотник, я устало добавил: “Нервы, товарищ капитан”. Он поглядел мне в глаза, но я не отвел свои и услыхал какую-то, вроде бы не ко мне относящуюся, фразу: “Вы сдали”.
Подхожу к своему дому. Марина дежурит у нашего окна на восьмом этаже. Я красноречиво показал ей, что кручу баранку. Она поняла, радостно замахала руками. Войдя в квартиру, я вручил ей с порога сто долларов. Марина просто опешила: “Ты что, ты сам сдал?” Я улыбнулся: “Не сам, а молитвами о.Кирилла...”
В БОРИСОГЛЕБ
В конце июня вышли после службы, и Лена Старостина, наша завканцелярией, увидав мой “запорожец”, удивилась: “Это твоя машина?” Я отшутился, мол, одного спросили, ты машину покупаешь, а он: да нет, “запорожец”. Но серьезная Лена моей шутки не восприняла: “Уже освятили?” Я же считал, что машины освящают “новые русские”, а я вожу только нашего брата, православных и даже священников, монахов — у меня машина и так освящена их присутствием, но об этом не сказал, а спросил: “Да разве действительно нужно освящать машину, и такой чин освящения есть?” Всезнающая Лена слегка улыбнулась: “А как же, чин освящения колесницы. О.Кирилл очень его любит”. Господи, как-то мне и в голову не пришло, что мой “запорожец” — колесница. А деловая Лена, увидав идущего из храма батюшку, тут же обратилась к нему: “Отец Кирилл, у Сергия колесница не освящена...” Думая о чем-то своем, он без радости кивнул головой, но, к моему удивлению, через минуту вынес из палат чашу со святой водой и за каких-то пять минут освятил мой “запорожчик”. Все-таки колесницей его назвать язык у меня как-то не поворачивается, колесница — это что-то царское...
* * *
Через несколько дней после освящения моей “колесницы” во время литургии подходит ко мне один наш прихожанин: “Сергий, ты меня как-то приглашал к себе в Борисоглеб — теперь я готов хоть завтра ехать”. От неожиданности я опешил: приглашать-то я приглашал, и человек этот мне близок, симпатичен, но... столько работы по хозяйству деревенскому накопилось, по литературным моим делам, что совсем не до гостей мне было. Но назвался груздем — полезай в кузов. Я кивнул, мол, после службы поговорим. Тут подошла моя жена Марина и, узнав о случившемся, расстроилась пуще меня: “Плакала твоя работа. Нельзя ему сейчас ехать, он ведь из тех гостей, которых занимать надо”. Я попытался успокоить ее: мол, может, он еще и не поедет. Но жена продолжала охать, что никак не дадут мне поработать, и я, чтобы дальше не вводить в грех ни ее, ни себя, сердито махнул рукой и прошел подальше вперед.
После службы подошел я к о.Кириллу получить благословение на дорожку, и вдруг, сам не знаю как, предложил ему поехать со мной в Борисоглеб. Он сразу загорелся: “Интересное предложение. Вечерком я вам позвоню...” И вечером он сообщил, что завтра, в 6 часов утра, ожидает меня на Берсеневке. Совершенно не зная, как мне быть с тем прихожанином, я позвонил ему. Только успел поздороваться, а он: “Сергий, прости, но с поездкой не получается. Батюшка попросил участвовать в завтрашнем Крестном ходе”. Положил я трубку и говорю Марине: “Ну вот, видишь, как Господь все устроил, а мы с тобой понагрешили без толку: разговаривали во время службы, раздражились, в уныние впали. Опять нам урок, что все надо принимать с благодарностью, и все устроится наилучшим образом...”
И вот мы едем вчетвером: батюшка, наша просфорница Галя Морозова, я и мой песька Малыш. Зная строгое отношение о.Кирилла к собакам (именно поэтому он никак не хочет освятить мою квартиру), я боялся, что поездка наша сорвется, но о.Кирилл просто со вздохом резюмировал: “Что делать — перевозки”.
С неба валился проливной дождь, но с батюшкой я ехал преспокойненько, чувствуя себя как у Христа за пазухой, хотя ехал через центр Москвы впервые без опытного шофера рядом. И в Переславле Залесском по просьбе о.Кирилла я остановился чуть не в самом центре, хотя никогда не останавливаюсь даже вблизи населенных пунктов: мой песька Малыш — лайка и, увидав любую собаку, сразу начинает рваться с поводка, а потом и драться, если собака подбежит близко; потому руки у меня уже не раз собаками покусаны.
Пока батюшка с Галей осматривали знаменитые храмы, я гулял с Малышом по переулку поблизости от машины. Правда, промок чуть не до нитки; думаю, они успели осмотреть подробно каждую архитектурную деталь...
Обедали мы на обочине у какого-то болотца. Разложили еду прямо на капоте и ели. Любопытная белочка высунула к нам свою милую мордочку из кустов. О.Кирилл обрадовался, как ребенок: “Смотрите, смотрите — белка!” Несмотря на его внешне очень суровый облик, я всегда чувствовал, какая у него детская душа, а тут он совсем мне раскрылся. Увидав стены Борисоглебского монастыря, батюшка вслух восхитился: “Они выше, чем стены Троице-Сергиевой Лавры”...
Наместник монастыря игумен Иоанн встретил нас очень радушно. Поселил о.Кирилла в своей келье, устроил роскошную трапезу в своей приемной. Конечно же, съездил с нами на колодчик преподобного Иринарха в село Кондаково, на родину святого. В купальне о.Кирилл долго не решался окунуться в студеную воду — разговаривал с нами: мол, водичка-то обжигает — видимо, надеясь, что мы пожалеем его. Но помня о всех его болезнях, мы с о.Иоанном были неумолимы: приобщиться святой воды надо только погружательно. И он погрузился трижды...
На обратном пути, увидав высящийся на холме храм, батюшка непременно просил меня подъехать к нему. В каждом он пел тропарь и все спрашивал о.Иоанна, что делается для возрождения храмов (я вспомнил, сколько он сделал не только для возрождения нашего храма Николы на Берсеневке, но для собора Василия Блаженного, для простого деревенского храма в Воронежской области, где родился его отец). О.Иоанн рассказал, что служит панихиды именно в заброшенных храмах, но было видно, что это мало успокоило о.Кирилла, что сердце его не может спокойно видеть храм в таком состоянии. Я даже почувствовал, что он, как это не раз бывало, может прямо сейчас предложить взяться расчистить хотя бы тропы к ним. Но он, видимо, пожалел нас, да и не захотел покушаться на права хозяина...
Вышли мы из очередного храма и видим — прямо на дороге катается собака: как-то мучается и не то воет, не то стонет. Пробежит, упадет опять на спину и снова мучается, катается. Галя многозначительно произнесла: “Это недаром”. Но о.Иоанн возразил: “Нет, это другое — пчела или оса ее укусила”. О.Кирилл же промолчал и молчал почти всю дорогу до монастыря — так его потрясли позабытые людьми храмы...
Доставили наших батюшек прямо к порогу настоятельских покоев, а сами — в мою деревню Старово-Смолино. Настроение было радужное, и я предложил Гале после обеда съездить на реку Устье — она с радостью согласилась. Там мы немножко позагорали, вволю накупались, а наутро проснулись с охрипшими голосами, с болью и ломотой во всем теле. Бедная Галя, от которой я ни разу до этого не услыхал не то что ни одной жалобы, но даже и тени недовольства хоть чем-нибудь, хотя доставалось ей немало — вставали рань-непрерань и весь день потом в таком ритме жили, что однажды ночью я даже два раза терял сознание во сне — запричитала: “Зачем купались? После святого колодчика нельзя было. Бес нас попутал”. Я был согласен с ней, но и обидно стало: ведь я в этом виноват, а она еще мне соли на рану сыпет. Я недовольно буркнул: “Что же делать, терпи, раз к такому немощному да неразумному приехала”. Галя сразу смущенно примолкла и только уже в конце нашей поездки пожаловалась: “Зачем я ездила? Ни на одной службе не была”. Я не преминул, конечно, указать ей, что благодарить надо Бога за все, а не унывать. Она упрямо опустила глаза, но промолчала.
