Михаил Гефтер - Мир миров - российский зачин
Однако действительная проблема все-таки не в определениях. Она в том, поддаются ли какому-то предваряющему прогнозу и воздействию пробуждения бесполезной памяти? Если б не это, была бы нужда в дискуссии, датируемой годом 1994-м?
2.
Вы скажете: а не слишком ли много усложнений для объявленной темы? Что делать, когда подступают к горлу напасти и тревоги, в которые память впряжена и едва ли не коренником. Разве не бесполезная память питает сегодня войны родословных? Разве не она вызвала к жизни и вывела на авансцену нынешнего политического и иного действия СУВЕРЕННОГО УБИЙЦУ ПОНЕВОЛЕ? Фигуру жуткую, но при определенных локальных обстоятельствах неизбежную. Безумную и притом нередко благородную.
Я спрашиваю: чем мы можем ответить на этот вызов памяти-подстрекательницы? Как остановить ее и вразумить?
Признаюсь, когда я ехал сюда, то не собирался говорить об этом, и не потому, что уже много раз и теми же словами спрашивал и взывал. Да не я один. Но не скрою: меня поразило здесь, сколь уязвлено сознание европейских интеллектуалов событиями в Югославии. Естественно, что человеку, приехавшему из Москвы, события те - близкородственны с домашними - по смежности почерков, из-за ощущения беспросвета, беспредела, отчаянной беспомощности.
Мы вроде уже привыкли (в бывшем СССР), что люди убивают друг друга: за вычетом непосредственных причин просто потому, что другие - чужие. Слушая тут страстную речь Адама Михника, я подумал, с такою ли силой беспокоит его однотипный разлом Грузии, как боснийская, сараевская трагедия? Это, само собой, не упрек, а прелюдия к короткому разговору с целью уяснить некоторые странности российского отношения к происходящему в Югославии и вокруг нее.
Я отвлекаюсь при этом от геополитики, забываю на минуту о демагогах, игнорирую панславистские атавизмы, говорю даже не о министрах, не о чрезвычайных послах. Я имею в виду московского, российского интеллигента. Его отношение к югославским событиям также двусмысленно. А почему? Он вроде бы обеспокоен. Он хотел бы, разумеется, чтобы вместо междуусобия наступило примирение, по возможности долгое и прочное. Он разделяет тревогу Европы, помнит о пороховом погребе и более всего берет в расчет судьбу европейской интеграции, которая - образец в поучение иным. Но как согласовать то, другое, третье? Опять же - не в смысле консилиумом выписанного рецепта, а если угодно, в философско-исторической плоскости, имея в виду МЕТОДОЛОГИЮ МЕЖЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПРИМИРЕНИЯ? Существует ли такая? Если да, почему не работает в данном случае (и во множестве других данных)?
От того или иного подхода (предответа, скажем так) зависит - кому сочувствовать, чью сторону брать? Можно бы - ничью, моя, мол, хата с краю, но как-то не по-человечески это. Если вглядеться - тупик, притом неосознаваемый и не очень обременяющий совесть тех, у кого духовность не сходит с уст. Я не считаю себя ни безвинным, ни тем паче обитателем Дельфийского храма и настаиваю лишь, что нет места более или менее удовлетворяющему взгляду на вещи, пока всерьез не войдет в ум и сердце, что мы имеем дело с коллизией вновь пришедшего на Землю ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО РАССОГЛАСОВАНИЯ, ДОСТИГАЮЩЕГО СТЕПЕНЕЙ ВЗАИМНОЙ НЕПЕРЕНОСИМОСТИ.
Конечно, может показаться весьма произвольной попытка выпрямить земной путь Человека, поставив одну ножку циркуля на темном начале, допустивши, что перволюди спасались, уходя друг от друга (и так попадали в этносы, освоившие планету); одну циркульную ножку - там, другой же обозначить вполне современный, непреложно документируемый факт упразднения Советского Союза. Долгие тысячелетия, несметные ушедшие в небытие племена-мигранты и считанные часы, трое людей в охотничьем заповеднике - соизмеримы ли? Если я решаюсь на такое сопоставление, то потому лишь, что давние размышления над российским прошлым укрепили меня в мысли: судьба динозавров предрешена тем, что они динозавры. Иначе говоря: и Российская империя, и ее антагонист Советский Союз - не просто одни из... В определенном и, вероятно, решающем отношении они непосредственно планетарны. И тяжесть евразийского пространства - не в верстах, и не метафора она. Это диктат цивилизационной разноукладности, свести которую к непререкаемому тождеству способно (если способно!) лишь систематизированное насилие, как и спазмы экспансии-вывоза за кордон нерешаемых домашних проблем. Отсюда, в частности (да в частности ли?), - Сталин. Мне скажут: а многим ли меньше и легче нынешняя, ельцинская Россия? Опять же - не в размерах суть. Она - в той же, хотя уже и иной планетарности. В Беловежской Пуще вряд ли об этом говорили (стенограммы нет, по крайней мере в публикации, а жаль). За скороспелостью, неуклюжестью, произвольностью принятого тогда решения - Мир. Разрушаемый на наших глазах остов того Мира, который сложился (условно) в 1919 - 1960 годах.
Перемены поистине разительны. Ушли в небытие колониальные и традиционные империи, как и классические формы раздела планеты. На смену же пришли наднациональная экономика и ядерные монодержавы, но и они - в динамике и конвульсиях пересоздания. Нет уже больше знака, втесненного в жизнь человеческих миллионов: ДВА МИРА - ДВЕ СИСТЕМЫ. Со взломом и преодолением этой демаркации под вопросом оказались блоки, вооружения, наука, милитаризованная вплоть до абстрактных математических оснований своих, и многое другое, с трудом умещающееся в двусловии холодная война. Если к ней удалось нам привыкнуть, то с чем тогда не в состоянии примириться человек? Если же ее не дано превозмочь, то что не по плечу ему?..
3.
Прошу извинить за это отступление от темы, как и за чересчур стремительный возврат к ней. Да, Миром еще совсем недавно, казалось, безраздельно распоряжался Абсурд - в виде ядерного гриба и управляющего им человека. Человека, который владеет секретом взрыва и мучим тайною употребления пагубы на пользу. Имя нарицательное: Андрей Сахаров - кто не только примирился с жестоким реализмом Мира (после 1945-го), настаивающего на равновесности двух обладателей средств тотального самоубийства людей, но и именно из него, из практически достижимого всеобщего самоубийства, попытался извлечь не менее практичную истину примирения. Он называл ее конвергенцией, понимая под этим схождение, больше того - породнение разногенезисных систем. Не плюс-минус, а взаимовхождение на несменяемом расстоянии. В чем-то (развитый очеловечиваемый рынок, разработанный правовой строй) - ближе к одной из систем. А в чем-то (скажем: возобновляемое народоправие, пересоздаваемый социальный проект) - ближе к другой. Пропорции же не задаются заранее, а диктуются сознательно эшелонируемым процессом. Чем выше добровольность во взаимном сожитии (не сосуществовании уже, а - сожитии!), тем ниже и ближе к нулю потолок гарантированного взаимного уничтожения!
АБСУРДОМ АБСУРД ПОПРАВ?!
Оказалось, что нет. Подтвердилось: абсурду невмочь полностью перевернуться в истину, а истине - заговорить доступным языком политического действия. Зазор! Зазор, в который входят, раздвигая его, и предъявляющие свою заявку на Мир третьемирные тысячи миллионов, и повсюдно правящие единицы, еще менее соответствующие уравнению Сахарова, еще более неподконтрольные в своих ближних помыслах и акциях. Разлом последнего по счету земного Абсурда принес неизведанные людьми опасности - и минное поле проблем, нерешаемость которых не в способе и не в классической цели, и даже не в скоропостижной утрате ее, а в ненужности ее как таковой. В синдроме ненужности, особенно болезненном для тех, кто привык жить под знаком цели.
Что же взамен? Выживание, не требующее мотивов? Status quo развития как черновик самоновейшей истины? А этот последний ребус разгадать ли, не потерявши по пути и всемирную устойчивость, и гармонию избирательного восхождения?
Ответ подсказывается событиями и людьми. Ответ - в принципиальной недостаточности даже удвоенной, утроенной, учетверенной мощи обладателей высшего знания и умения для преодоления тесноты, ощущаемой сугубо разными человеческими общностями на всех континентах. Ответ - ярость вырвавшихся на свободу генов. Ответ - тщетность одномирной геополитики в ее потугах обуздать междуусобие. Если только ответ это. И если следствие он одной лишь недоизжитости холодной войны, либо сама реакция на уход из нее - в причинах? Странная реакция. Вроде бы благорастворение должно наступить, так нет, рядом с ним и не сильней ли его мнимая свобода от принудительного запрета. Джинн, вырвавшийся наружу, - обзовешь ли его инстинктом и точка? Или в обличье ненависти, кормящей самое себя, кроме очевидного зла сопротивление, по природе своей не звериное, а собственно человеческое?
СОПРОТИВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА-ОСОБИ ЧЕЛОВЕКУ-ЧЕЛО-ВЕЧЕСТВУ.
Сопротивление почвы, тяготеющей к самовоспроизведению, ее отпор замыслу, который дерзновенно настаивал на приоритете единства - и не изначального, не стационарного, а имеющего своей сутью СТАНОВЛЕНИЕ (обязательное для всех, всему сущему предписывающее: будь вариантом, не больше, но вариантом самовозвышающимся и потому отвергающим себя самого!). Но когда пришла к финалу монополия немногих на всемирное развитие, когда исчерпанным оказалось классическое отрицание отрицания (не только в пределах логики высоколобых, но и в логических романах самой истории), то незримое - за кадром - ВНЕ-ИСТОРИИ, та повседневность, что измеряет себя восходом и заходом Солнца, колыбелью и кладбищем, вдруг заявила свою суверенность, свое вселенство. Даже негативное, ужасающее предстало вопросом о назначении непризванного человека. Сто лет одиночества, выпавшие на долю доноров прогресса, завершили прорыв, к которому оказались не готовыми поголовно все идейные станы, что уж говорить о правительствах и партиях.
