Александр Белов - Молот Радогоры
Расовая информация в нашем обществе окутана некой аморальной тайной. Раса есть сложившаяся в Природе физическая модель человека, наследующая многотысячный опыт его выживания и адаптации к внешней среде. Таким образом, внешняя среда опосредованная человеческой расой и ее типами. Но поскольку человек далеко не всегда проживает именно в той геофизической среде, которая отражена в его расовой модели, то модель эта является просто носителем геоментальной идеи собственно своего куска мира. Даже если подобная идея и не имеет осмысленного продолжения в голове этого человека. То есть он ее не осознает.
Мы должны смириться с тем, что не все в жизни выбираем сами. Мы не выбираем себе расу, а только следуем выбору, сделанному нашими предками. И все-таки у Природы нет пасынков, даже если это выбор был сделан не в ее пользу. Через поколения она исправит подобные ошибки. Возможно, ваше самосознание сориентировано на менталитет того народа, который отличается от вас по расовом3у или национальному признаку. И все-таки подумайте, нужно ли выступать наперекор той оценке, которую. Уже дала вам Природа. Нужна ли вообще ваша самоотверженность этому народу, для которого вы всегда будете, в лучшем случае, иностранным легионером.
Доброй памяти Вергилий глубокомысленно говаривал: «Боюсь данайцев, даже приносящих дары». Трудно отказать народу в праве на скепсис, особенно если он оправдан фактически. Сопоставимость — одно из тех правил Природы, которое она внушает своим живорожденным творениям. Сопоставимость делит мир на «своих» и «чужих». И не для того, чтобы дать основание правоте библейской селекции людей, а исключительно из соображения сращиваемости живой материи. «Свой» — значит, сложенный из тех же самых кубиков, что и ты. Пропитанный тем же составом добродетели и порока, что и ты. Связанный с этой землей не по принуждению или собственному выбору, а произрастающий из нее, та же, как и ты.
Другое дело, если «несопоставимый» «открывает ворота» этой идее у себя дома. Если он пробивает своей преданностью и верой сопротивление чуждого нам менталитета. Изнутри.
Ведь Идея — это корневая система любого вида человеческой сплоченности, а корни любят не только рыть землю под собой, но и раздвигаться вширь. Национальная или расовая идея имеет много оттенков. Она проявляется в культуре, в воспитании, в геополитике и в другом.
Нельзя признать, что сращиваемость рас ценой отрицания собственной расовой идеи — дело, угодное Природе. Такая поддержка нужна только политически. Она никогда не будет долговечной и обязательно попадет под топор национального презрения. Другое дело, что расовые идеи далеко не всегда противоречат друг другу. Нужно только найти правильный подход к их разрешению.
Можно ли, например, говорить, что мир должен быть разделен на четыре части (по цвету рас) пропорционально? Ведь черная раса составляет всего 10 % от численности населения земного шара. Зато, желтая шагнула за 50 %. Безусловно, что количество давит на широту зоны влияния. Однако, это проблема самой расы, а никак не всего человечества.
Зоной расовой дислокации может быть только географически сложившаяся область формирования и исторически сложившаяся область расселения, что и обозначено как геоментальное пространство.
Мы не в состоянии вытеснить из Европы красную расу, природным пространством которой является громадная территория, включающая в себя Ближний Восток, всю переднюю Азию и Индостан. Но ведь история уже знает пример расселения этой расы посредством испанской колонизации в Южную Америку.
Европейское пространство — самая минимальная расовая территория. Она уже трещит по швам. Идеология буржуазного либерализма скоро загонит белых в Северное море. Шотландцы, целый народ, еще в восемнадцатом веке носились с идеей национального переселения. Куда-нибудь в южные широты. Северная Америка, Австралия, Новая Зеландия… Куда еще бежать белым? И нужно ли бежать?
Россия, как зеркало, отражает ту же проблему, только на собственной шкуре. Кавказцы расселяются по ее территории с быстротой весенне-посевной кампании. Можно не рассчитывать, разумеется, на то, что демократы или коммунисты, то есть две наиболее активные и значимые политические силы сегодняшнего дня, сформулируют миграционную политику с учетом интересов русского населения. Такого населения для демократов уже не существует. С их помощью русский национальный элемент политически полностью вытеснен безнациональным «Российским» эквивалентом. Осталась культура. Чахлая, примитивизированная маргиналами, обескровленная традиционалистами, накачанная наркотическим американизмом. Ей недолго осталось тянуть.
Потому для нас сегодня, на этой земле, варварская идея, белая идея и русская идея слиты в одно целостное понятие.
Напомню, варварство — это особый вид физической жизнеспособности, при которой человек сохраняет способность к автономному существованию. Что не только уменьшает его зависимость от цивилизации, но во многом и перекраивают систему духовных ориентиров. В частности, уводит ее из-под влияния эстетизма и морализации.
Вся западная общественная модель прошла путем совместно — централизованного выживания. Западная Европа, создавшая и новый Свет и буржуазную мораль и само понятие «западная цивилизация» — это культура абсолютно освоенных территорий, культура городов, которая и воплотилась в технократии. «Удобно» — основной символ этой культуры. Чем еще, как не удобством заниматься когда все освоено? От незатейливых скамеечек в храмах, не знающих толчеи, до абсолютной услужливости на каждом шагу бытового жизнеустройства. Бороться за жизнь перестало быть актуальным. Это сказалось на человеке «западной цивилизации».
Варвар не только более неприхотлив, чем его европейский собрат, но и значительно более физически вынослив, что проявилось в его способности легко переносить боль, холод, психические стрессы, голод и т. п… То, от чего типичный западный европеец будет доведен до отчаяния или изнеможения, у варвара вызовет только улыбку. Причем жизненные ситуации, в которые вовлечен варвар, для западника часто вообще находятся за пределами понимания.
Даже германская, самая агрессивная ментальная традиция Европы, не может и приблизить своих адептов к силе выживаемости русского варвара.
Для преодоления этого перекоса и самому жизнеспособному немцу следовало бы полжизни, например, прожить в доме без горячего водоснабжения и с частичной подачей холодной воды, поездить на нашем транспорте или на наших автомашинах по местным дорогам, повозвращаться каждый вечер с работы домой в темноте наших переулков без надежды на пистолет, да еще, пожалуй, попытаться выжить на зарплату, составляющую примерно десятую часть от привычной для него. Так что вряд ли правомерно для запада во всем кивать только на русскую зиму.
«Загадочная русская душа» — такой же символ варварства, как и его физическая несгибаемость. Душа — только отпечаток духовно — чувственной оболочки человека, и как понятие она вполне вмещается в рамки психических процессов. Вообще не существует ничего такого, что не поддавалось бы познанию. Другое дело, что некоторые его пути заводят в тупик.
Что же такое душа варвара?
Пожалуй, это абсолютная противоположность его физическому содержанию. Она сложена из простых, искренних, может быть в чем-то наивных чувств. Она не защищена и намеком на самолюбование или держание какой-либо духовно обдуманной позы. Эстетисты духовно все одинаковы. Их души — слепок их духовных учений. Души варваров — море оттенков Идеи Свободы.
Традиционное стремление эстетистов к духовному самострою сужает границы их восприятия мира, ибо обращение вглубь самого себя неизбежно ведет к самоотрешенности и разрыву внешних человеческих связей.
Варвар менее других подчиняем. И это тоже свойство его души. Почему? Потому, что он более независим от коллективных форм существования. Стало быть, психологическое давление большинства не представляет серьезной угрозы его внутреннему равновесию.
Независимость варваров многие века мешала им даже организовывать свои войска строевым порядком. Не случайно униформирование, то есть единообразие формы — изобретение чисто эллиническое. Варвары лишь тяготеют к исторической типичности. И если символом эстетизма стала короткая стрижка и гладко выбритое лицо, символом варварства остаются длинные волосы и борода.
Здесь следует вывод, имеющий для нас глобальное значение: даже внешний вид варвара подтверждает истину, что для поиска совершенства вовсе необязательно пользоваться искусственным усовершенствованием натуры. То, что вложено Природой естество, представляет тот уровень подлинной эстетики, которая когда — то прошла мимо глаз копировальщика.
