Петр Краснов - Душа армии
В Японскую войну, под Тюренченом, Восточно-Сибирская стрелковая бригада генерала Кашталинского, после страшного долгодневного нервного напряжения от ожидания боя, приняла на себя удар всей армии Куроки и местами была окружена. 11-й Восточно-Сибирский стрелковый полк колонною, с музыкантами впереди, со священником с крестом во главе полка штыками пробил себе путь отступления.
Но после этого наступила реакция. Путь отхода был один. Горная дорога на Фынхуанчен. Ближайшая помощь в Ляояне — в трехстах верстах. Когда эти перемешавшиеся частями, измученные люди выходили из боя, в стороне показались скачущие. Это были наши артиллеристы, бросившие орудия и уходившие на лошадях.
Кто-то крикнул: «японская кавалерия!..»
Началась сначала бесцельная стрельба, а потом бегство никем не преследуемых частей. Напряжение солдат было так велико, что одиночные люди были к вечеру того же дня в Фын-Хуан-Чене, в восьмидесяти верстах от Тюренчена!
Паника рождается от пустяков и создает иногда надолго тяжелую нравственную потрясенность войск, так называемое «паническое настроение». Это паническое настроение иногда бывает так сильно, что заставляет начальника переменить все планы.
В июле 1915 года наши армии отступали к Варшаве, преследуемые германцами. У нас было мало снарядов и патронов. Нам необходимо было задерживаться арьергардами, чтобы убирать обозы и парки. Каждый день тишины на фронте равнялся выигранному сражению, ибо накапливал нам патроны и снаряды.
22-го июля XIV армейский корпус генерала Войшин-Мурдас-Жилинского вел целодневный бой у посада Савина на Влодавском шоссе. К вечеру войска изнемогли и начали беспорядочно отступать. На нашем правом фланге еще держался Лохвицкий пехотный полк, на левом отступление Брянского полка становилось похожим на бегство. Генерал Жилинский послал 2-ю казачью Сводную дивизию с приказанием остановить бегущих и во что бы то ни стало задержать немцев на нашей позиции до 1 часа ночи, когда он надеялся отойти и устроиться на заранее подготовленной позиции.
Наступала ясная лунная ночь. На Влодавской дороге ярко горел целый ряд деревень, и зарево пожаров далеко освещало поля.
Посланный для остановки Брянского пехотного полка 16-й Донской казачий полк ничего не мог сделать. Войсковой Старшина Ушаков был убит солдатами Брянцами. Там уже была невменяемая толпа, объятая паникой.
Лохвицкий полк, как только его фланг обнажился, стал отступать. Немцы шли за ним. Начальник 2-й казачьей Сводной дивизии приказал 1-му Волгскому казачьему полку атаковать лавами наступающих немцев. В атаку пошли 2-ая и 6-ая сотни есаулов Негоднова и Горячева.
Была уже ночь. Шел одиннадцатый час. Но ночь была светлая, лунная, озаренная заревами пожаров. Волгцы смяли и порубили передние цепи. Задние сомкнулись в батальон, но при виде несущихся на них казаков бросили ружья и подняли руки вверх. Волгцы порубили и их. Они дошли до болота и гати. За гатью был господский дом. В нем помещался штаб германской пехотной дивизии.
В этом штабе началась паника. Две сотни Волгцев и шедший за ними, но не принявший участия в атаке 11-й Линей ный полк, показались прибежавшим немцам целой казачьей армией, обрушившейся на них. Наступление на всем фронте приостановилось. Настал день, а немцы были так нервно настроены, что не шли вперед. Была вызвана кавалерия и поставлена в резервной колонне впереди цепей. День 23-го июля прошел спокойно. Ночью на 24-е наш броневик «Илья Муромец» выехал на разведку по Влодавской дороге и, увидев на поле густую колонну немецкой кавалерии, бросил в нее два снаряда. Настроение немцев было такое напряженное, что они бросились врассыпную назад. Пехота, в темноте, приняла их за казаков и встретила ружейным и пулеметным огнем. Эта новая паника была так сильна, что немцам для успокоения своих частей пришлось на пять дней отказаться от продолжения наступления и сделать перегруппировку частей.
В толпе, образованной людьми, которые расстроены предыдущими переживаниями: ожиданием боя, самим боем, паникой, только что бывшей, — воображение становится болезненно развитым и доходит иногда до массовых галлюцинаций. История рассказывает нам о том, как один из отрядов Князя Димитрия Донского перед Куликовской битвой видел на небе небесную рать, сражающуюся за нас. Крестоносцы, шедшие к Иерусалиму, видели блестящее войско, закованное в латы и перед ним святых Георгия, Димитрия и Феодора. Во время штурма Иерусалима рыцари вдруг увидали на Елеонской горе видение светлого всадника, крестом в руке указывающего путь. Константин Великий и его свита перед решительной битвой видели светлый крест на небе с надписью «сим победиши». Во время великой Галицийской битвы в августе 1914 года взятые нами под Комаровым в плен австрийцы рассказывали, что они потому не могли одолеть Русских, что над Русскими цепями в небе появлялась Божия Матерь, прикрывавшая их своим омофором…
Обработка общественного мнения в предвидении войны. Русское общество в эпоху Отечественной войны 1812-14 г.г
Как скоро мы признаем, что в каждом человеке есть две стороны жизни — жизнь личная, свободная и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы, у нас явится вопрос — нельзя ли влиять на эту стихийную жизнь человека, нельзя ли сделать так, чтобы законы, которым следует человеческое общество, создавались государством? Нельзя ли направлять человеческий рой, как направляет матка рой пчелиный?
Какие имеются в нашем распоряжении средства, чтобы общество настроить на пользу государству и чтобы сделать его послушным орудием государственной силы?
Мы не знаем никаких способов, чтобы помешать образованию толпы. А раз толпа образовалась, она каждую минуту может обратиться в психологическую толпу со всеми последствиями такого обращения.
Людское общество есть тоже толпа, уже образовавшаяся. Киньте в него удачные, волнующие лозунги, поставьте во главе его опытных умелых вождей — и общество в силу законов подражания и восприимчивости станет поступать как толпа, станет невменяемой и тогда может быть направлена к хорошему или к дурному.
Какое громадное значение во время войны, имеет общество, мы можем видеть по сравнению России начала XIX века с Россиею начала XX века.
Россия сто лет тому назад, после двухлетней войны победоносно вошла в Париж и водворила мир в Европе. Россия сегодняшнего дня после трехлетней войны погибла в крови классовой борьбы, легла опозоренная, поверженная в прах и поруганная. Невольно встает вопрос: в чем заключалась разница тогда и теперь? Почему тогдашнее общество выжило и с честью вынесло все то ужасное, что выпало на его долю, а наше общество не устояло и погибло?
Ведь и тогда войне предшествовали уныние, неудачи и позор. Умер Суворов. Насильственной смертью, после дворцового переворота, скончался странный, не понятый современниками Император Павел. Наши войны с Наполеоном начались позором Аустерлица и Фридланда, Тильзитским вынужденным миром и дружбою с Наполеоном, казавшимся большинству его Русских современников антихристом, исчадием ада. Против России крепла коалиция. Россия была одинока. Двадцать народов, ведомых самим Наполеоном, обрушились на Россию. И как началась война!! Отступлениями! Сдали Вильну, сдали Смоленск. Подошли к Москве. Сдача Москвы тогдашнему народному сознанию казалась невозможной. Она знаменовала гибель России. Но после Бородина был совет в Филях. Постановили сдать Москву… И Москву сдали, сожгли… Но войны все-таки не кончили.
Помню, как в только что минувшую великую войну говорили о возможности сдачи Киева. Кругом был один голос. Если Киев сдадут — конец войне. Война невозможна.
А вот тогда сдали Москву, Самое Москву! В сердце России вошел враг, а Русский народ не растерялся, не пришел в уныние, собрал новые ополчения и погнал француза. Через Тарутино, Малоярославец и Березину он опять дошел до Вильны и там не остановился. Люцен и Бауцен его не смутили и не испугали, а повели дальше к Кульму и Лейпцигу, а потом и к Парижу.
В чем же дело?
Воины были другие? Нет, мы нашим дедам не уступим ни в чем. Наша армия может гордиться тем, с какой честью выходила она из выпавших на ее долю испытаний.
Не выдержало общество. Не выдержала та скрытая толпа, которая оказалась с совершенно иною психологией и иначе обработанной и воспитанной, чем была обработана и воспитана та же толпа начала XIX века.
Тогда меры воздействия на общество, по сравнению с нынешним временем, были ничтожны. Газеты не имели широкого распространения, их было мало, и они политическими вопросами почти не занимались. Народ осведомлялся манифестами, читаемыми священниками с амвона, да тем, что скажет ему помещик, что донесет до него стоустая народная молва. Образованное общество было монолитно. Оно крепко было спаяно вековыми традициями. Волноваться могло крестьянство, находившееся в крепостном состоянии. Оно и волновалось недавно — при Екатерине Великой, во время Пугачевского бунта, но оно сдерживалось дворянством, жившим в самой толпе крестьян, по своим поместьям и внушавшим крестьянам те или другие идеи. Крестьяне, почти поголовно неграмотные, жили жизнью и интересами помещиков. Кроме помещиков были служилые люди — за малым исключением то же дворянство, купцы и мещане-ремесленники. Если мы прибавим к этому духовенство, то мы увидим, что, несмотря на незначительность средств воздействия на общество, их было совершенно достаточно, ибо всему тон задавало дворянство, глубоко проникшее в народ, и от его настроения зависело настроение всего общества. Рабочих масс не было. Пролетариата не было. Были нищие; были убогие; но все эти люди не имели под собою силы.
