Алексей Сахнин - Болотная революция
«Фактически Алексей Кудрин вызвался стать посредником в диалоге между действующей властью и теми, кто вышел на митинги несистемной оппозиции, — заявил „Ъ “ глава правления Института современного развития Игорь Юргенс. — Отвергая революцию, господин Кудрин подталкивает „несистемщиков “ к идее эволюционных изменений. Отдельным пунктом в продвижении таких изменений должна стать „работа с теми во власти, кто является прогрессивным прагматиком “, — считает господин Юргенс. К ним он относит ту часть элиты, которая настроена на модернизацию и потому до сентября 2011 года рассчитывала на второй президентский срок Дмитрия Медведева», — делал вывод «Коммерсантъ»[63].
За два дня до Нового года, 30 декабря состоялась встреча Бориса Немцова, Сергея Пархоменко и Алексея Кудрина, на которой обсуждался формат переговоров с властью. Инициатором выступил сам Кудрин. «Появилась идея сверить подходы о возможности и форматах диалога представителей протестного движения и власти» [64], - написал он об этом впоследствии.
Борис Немцов позднее утверждал, что убедился в том, что Кудрин действует самостоятельно, а не по мандату от Путина: «Я его на Сахарова в лоб спросил: „Леш, можешь мне честно сказать, тебя прислали сюда или ты сам?“ Он мне ответил: „Клянусь, я сам“. Потом выяснилось: сущая правда» [65]. Как это выяснилось и хорошо ли это, он, правда, не уточнил.
«Мы договаривались, что как только получим согласие от власти на какой-то вариант диалога, — писал Кудрин журналистам The New Times, — представители оппозиции проведут формирование группы представителей протестного движения». В тотже день бывший министр, по его словам, позвонил Владимиру Путину и пересказал свою идею. «Путин выслушал и предложил перенести разговор об этом на время после Нового года. Но ближе к середине января сказал, что необходимости в таком формате нет» [66]. Не исключено, однако, что участие премьера Путина в этих переговорах было неоднократным и несколько более объемным, чем получается в пересказе Кудрина. Во всяком случае, о переговорах с представителями оппозиции Кудрин говорил Путину еще накануне митинга[67]. А еще более вероятно, что в похожих разговорах участвовали и некоторые другие влиятельные лица, оказывавшие реальное влияние на формирование внутриполитического курса.
Во всяком случае, после митинга 24 декабря и примерно до середины января происходят интенсивная перегруппировка сил. Ведутся консультации, достигаются негласные договоренности.
27 декабря Илья Пономарев заявил, что оппозиции следует создать узкую группу для переговоров с властью. Он предложил модель, согласно которой в нее должны войти представители всех политических флангов протестного движения. В качестве кандидатов на
роль переговорщиков он назвал Навального, Рыжкова и самого себя[68]. Это предложение вызвало довольно бурную реакцию среди товарищей депутата и его оппонентов. В частных разговорах Пономарев намекал, что вопрос о переговорах и компромиссе с властью практически решен и важно не допустить, чтобы этот процесс «замкнули на себя» либеральные политики. Но очень многие расценили его демарш исключительно как свидетельство неумеренных амбиций.
По всей видимости, некие консультации в тот момент действительно шли. Тот же Пономарев намекал на это: «При этом, насколько я понимаю, целый ряд деятелей оппозиции находится в периодических контактах с лояльными власти чиновниками» [69].
Борис Немцов на новогодней вечеринке встречался с Михаилом Прохоровым и обсуждал с ним ситуацию в стране в свете предстоящих президентских выборов. Консультировался они с Анатолием Чубайсом.
4 января Немцов организовал встречу, в которой участвовали помимо него самого Владимир Рыжков, пресс-секретарь «Солидарности» Ольга Шорина, а также представители «Левого фронта» Алексей Сахнин и Анастасия Удальцова. Обсуждалась тактика протестного движения и его координирующие структуры. Немцов зондировал почву на предмет того, готовы ли левые согласиться с тем, что Оргкомитет поддержит Михаила Прохорова в качестве единого кандидата от оппозиции на президентских выборах. Те категорически отказывались, ссылаясь на то, что их товарищи этого не поймут. По вопросу о признании узкого Оргкомитета единственным координационным органом оппозиции договориться также не удалось. Вполне возможно, что аналогичные встречи проводились либеральными политиками и с другими участниками протестного движения. Во всяком случае, в январе-феврале соотношение сил несколько изменилось.
Вероятно, факт начала переговоров с властью (ее представителями) или иллюзия того, что переговоры начались или вот-вот начнутся, стали в этот момент важным фактором, подтолкнувшим многих публичных лидеров к тому, чтобы переориентироваться с активистского сообщества на кулуарные формы политических консультаций с влиятельными людьми как внутри оппозиции, так и вне ее. В борьбе за то, чтобы стать площадкой переговоров с властью у Оргкомитета и либерального «генералитета» в целом, было огромное преимущество перед активистской Инициативной группой.
В результате в январе-феврале инициатива в организации протестного движения возвращается к статусным политикам из Оргкомитета. Правда, в число избранных входит целый ряд новых людей, в том числе и тех, кто представлял реальные активистские сообщества. Но популистский, ориентированный на вертикальные модели тип организационно-политической культуры вновь начинает доминировать.
Перед мартовскими выборами: «Ледяной поход» 4 февраля и «Белое кольцо»
Январь и февраль в истории протестного движения были сложным периодом. Процесс развивался одновременно на трех уровнях. Где-то в верхах продолжались консультации и переговоры между представителями власти и теми, кого можно назвать «элитной фрондой». Либеральные оппозиционные политики пытались выстроить такую модель движения, в которой энергия уличного протеста открыла бы им возможности участия в партийно-политической и государственной аппаратной политике. Одним из сценариев в этом контексте был план заключения более или менее формализованного союза с Михаилом Прохоровым, выдвинувшим свою кандидатуру на президентских выборах. Наконец, широкие круги активистов, участвовавших в организации и проведении крупных митингов протеста, были заняты попытками структуризации развернувшегося движения. А часть активистских организаций делала попытки (разной степени успешности) воспользоваться инструментарием традиционной парламентской политики.
В частности, «Левый фронт» сделал предложение о тактическом союзе в адрес кандидатов в президенты от КПРФ и «Справедливой России». 9 января это предложение обсуждал федеральный Совет организации (в соответствии с организационными принципами — высший политический орган движения после съезда). Активисты колебались. С одной стороны, мало кто испытывал иллюзии по поводу реальной готовности лидеров официальной Компартии и тем более справороссов вести уличную борьбу и всерьез отстаивать свои интересы перед лицом Кремля. Велики были и имиджевые издержки: даже в левом движении многие воспринимали любую попытку сближения с официальными коммунистами как предательство идеалов и принципов.
С другой стороны, были важные аргументы в пользу заключения союза. Во-первых, была велика опасность, что либеральные лидеры попытаются от имени всей оппозиции сделать заявление в поддержку Михаила Прохорова. Это превратило бы все протестное движение в часть его предвыборной кампании (надо сказать, что среди участников протестных митингов было немало тех, кто возлагал на миллиардера большие надежды). Левые не сомневались, что Прохоров проиграет выборы Путину и обязательно признает свое поражение. А это демотивирует не только его идейных сторонников, но и всех участников движения. Такой оборот событий неизбежно привел бы к закономерному спаду протеста и разочарованию его участников. Разменивать протестный потенциал на политический бенефис Прохорова и его либеральных друзей фронтовики не хотели.
Во-вторых, лидеры «Левого фронта» отдавали себе отчет в том, что коалиция, сложившаяся вокруг организации протестной кампании, весьма хрупка. И что внутри нее у них почти нет надежных и последовательных союзников. Либеральные вожди в декабре уже доказали, что готовы сделать все возможное, чтобы оттеснить от гражданского протеста «радикалов» и самим занять их место. А политическая изоляция в условиях острого дефицита ресурсов (как и большинство активистских организаций, «Левый фронт» не имел ни одного оплачиваемого активиста и даже помещений в Москве и большинстве регионов), означала бы для леваков скатывание на маргинальную периферию протестного движения, как это случилось в декабре с лимоновцами. Поэтому наличие новых союзников, даже не идеальных, было необходимо как воздух.
