Вадим Телицын - Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду
На Василия была уже тайная злоба. Василий, заплативши больше всех и притом окруженный своею дружиною, сознавал свое первенство между всеми, раздвигал братчиков, садился на переднее место, усаживал около себя товарищей. Мужики взглянули на него искоса и стали задирать его:
А званому гостю хлеб да соль,
А незваному гостю и места нет.
В этом замечании была уже угроза. Василий отвечает им такою же двусмысленною угрозою.
Званому гостю много места надо,
Много места надо и честь большая,
А незваному гостю как Бог пришлет.
Когда ссыпщики поели, попили, начались забавы молодецкие, стали молодцы между собою бороться, драться на кулаки и примерно сражаться: то были новгородские забавы; но они нередко переходили в дело серьезное, под пьяную руку. «От того боя кулачного, — говорит песня, — учинилась драка великая». Василий стал разнимать драку. Тут кто-то из мужиков по прежней злобе, а может быть, и невзначай, оплел его по уху. Тогда Василий крикнул громким голосом:
Гой еси, ты, Костя Новоторженин,
И Лука, Моисей, дети боярские!
Уже Ваську меня бьют!
Тут бросились к нему молодцы. Вся толпа выхлынула на улицу. Пошла потеха. Мужикам достается; они кричат, ревут, а Василий видит, что ему везет счастье, разгорячился, крикнул на весь мир:
Гой еси вы, мужики новгородские!
Бьюсь с вами о велик заклад:
Напущаюсь я на весь Новгород
Битися, дратися,
Со всею дружиною хораброю;
Тако вы меня с дружиною побьете Новым городом,
Буду вам платить дани, выходы по смерть свою,
На всякой год по три тысячи;
А буде же я вас побью —
И вы мне покоритеся.
То вам платить мне такову же дань!
Мужики новгородские смекнули, в чем дело. Василий надеется на свою дружину и думает, что его противников только и есть, что на братчине; но мужики связаны со всем Новгородом. Такого народа много найдется, что станет за них, если дело на то пойдет. У всех есть приятели. Мужики говорят ему:
Ай-же ты Васильюшка Буслаевич!
Загадываешь загадку великую:
Когда ты, Василий, удаль е.
Пойдем же драться на мостик, на Волховский,
На тою на реченьку на Волхову:
Ты со своима с дружинами хоробрыма —
А мы будем драться всем народом.
Василию нельзя было идти на попятную. И вот ударились об заклад; написали запись, приложили руки, заложили головы. В записи постановлено: «Василию идти на волховский мост. Поставить на мосту три заставы: Василий должен перейти через все заставы; если его свалят где-нибудь на мосту, заклад проигран и его тогда казнят; а если он пройдет все три заставы и собьет всех своих противников, тогда ему заплатят». Черта чрезвычайно любопытная; она открывает для нас много в старой действительности. Такие заклады, как видно, были в обычае, и этим-то, быть может, могли бы объясниться буйства в Новгороде. Историческая основа этого дела та, что тогда образовалось две удалые партии: одна Васильева, другая противная; одна под рукою знатного, богатого боярина; другая из толпы черни, молодчих людей; и держали они заклад: чья сторона одолеет в драке на мосту.
Обе стороны составили договор и подписались. Запись эта получала юридический характер. Само новгородское правительство ее признало. Матушка, узнавши, что ожидает ее сына, побежала к новгородскому князю хлопотать: нельзя ли как-нибудь приостановить спор. Но что тут может сделать князь, когда договор написан и подписан с обеих сторон? Князю оставалось только казнить Василия, когда ему противная сторона выдаст его. И князь отвечает матушке: «Тогда прощу, когда голову срублю».
Началась свалка на мосту, — правильная, законная. Храбрая дружина Буслаева одолевает. Тут противники, чтоб не проиграть окончательно заклада, побежали к матери Василия, принесли ей подарки и стали просить:
Матера вдова Амелфа Тимофеевна!
Прими у нас дороги подарочки:
Уйми свое чадо милое!
Старуха, естественно, склонна к тишине и спокойствию. Она посылает девушку-чернавушку взять Васеньку с побоища и привести к ней домой. Богатырь, от которого трясется вся улица, покоряется безропотно:
Прибежала девушка-чернавушка,
Схватила Ваську во белы руки —
Потащила к матушке родимой,
Притащила Ваську на широкой двор.
Покорность эта в духе тогдашних нравов и понятий. В семейном быту власть матери считалась священнее и выше власти отца. Без материнского благословения не было удачи в жизни. Рьяный, неугомонный молодец делался ниже травы, тише воды перед матерью. Тут был чистый расчет. Что же, если удалец не послушает, какая из этого ему корысть? — Материнского благословения не будет: и ему удачи не будет; и сила его будет не в силу. Оттого и Василий так покорно отправился вслед за девушкой-чернавушкой. Мать заперла его. Песня за то называет ее неразмышленной:
А и та старуха неразмышлена —
Посадила в погреба глубокие
Молода Василья Буслаева,
Затворила дверьми железными,
Запирала замки булатными.
Действительно, старуха не рассудила, поступивши так с Василием. Заклад был сделан; договор подписан. Драка не прекратится от того, что Василия нет на улице. Противники его умышленно рассчитали, что без Василия дело обратится на их сторону, а потому хитро и постарались отвлечь его от боя. Дружина осталась без атамана. Противники стали одолевать. Тогда пошла девушка-чернавушка к Волхову; и проходила она мимо побоища и видела, как одолевали мужики Васильевых побратенников; они подбежали к ней и стали говорить:
Гой если ты, девушка-чернавушка!
Не подай нас у дела ратного,
У того часу смертнаго.
Иначе — они просили, чтоб она освободила Василия. Но мужики-противники, завидя ее, бросились на нее:
И тут девушка-чернавушка
Бросала она ведро кленовое,
Брала коромысло кипарисово;
Коромыслом тем стала она помахивати
По тем мужикам новгородским.
Как ни эпичен кажется этот образ героини, но он не совсем лишен исторической действительности. В новгородских женщинах была мужественность; в суде, когда дело доходило до поля, жонка с жонкою становилась на бой — дело было обычное и законное. Не мудрено, если и девушка-чернавушка из Буслаева дома богатырски отмахивалась от мужиков.
И тут девка запыхалася,
Побежала ко Василию Буслаеву:
Срывала замки булатные,
Отворяла двери железныя:
— А и спишь ли Василий или так лежишь? —
Твою дружину хорабрую
Мужики новгородские
Всех прибили, переранили.
Булавами буйны головы пробивалы.
Девушка-чернавушка освобождает сама Василия. Но может быть, и матушка тогда не противилась; матушка должна же была одуматься и рассудить, что если Васильеву дружину победят, то доберутся до ее дома и тогда придется ее сынку плохо. Как бы то ни было, Василий, освобожденный из заключения, бросается стремглав; — не попало — говорит песня — палицы железной; попалась ему ось тележная — обычный образ для означения храбрости героя, который так силен и ловок, что и с таким плохим оружием может творить чудеса! Выскочил Василий, и не достиг еще моста, где дружина его, изнемогая, отдавала бока свои под мужичьи кулаки и палки… Вдруг пред ним явление — старчище-пилигримище; на плечах у него трехсотпудовый колокол. То его крестовый (то есть, крестный) батюшка. Был он, как видно, когда-то и сам молодец-богатырь, а теперь уже удалился от мира и уединился в Кириллов монастырь. Мужики упросили его явиться посреди свалки и остановить Василия: они думали, что Василий, видя пред собой крестного отца и притом отшельника, посовестится ударить его. Он кричит ему:
А стой, ты, Васька, не попархивай,
Молодой глуздырь не полетывай!
Из Волхова воды не выпити.
Во Новеграде людей не выбити!
Есть молодцов сопротив тебя.
Стоим мы, молодцы, не хвастаем!
Пилигримище дает знать, что сторону врагов его примет целый Новгород, что ему не сладить с большою толпою; он его предупреждает не раздражать Новгорода. Василий отвечает ему:
Ай же ты, мой крестовый батюшка!
Тебя ли чорт несет во той поры
На своего на любимаго крестничка?
А у нас-то ведь дело деется:
Головами, батюшка, играемся!
А и бился я о велик заклад
Со мужики новогородскими,
Опричь почестнаго монастыря,
Опричь тебя, старца пилигримища;
Во задор войду — тебя убью!
Это не только крестный отец, это — олицетворение церковного начала. Это эпическое изображение тех владык, отшельников-угодников, которые не раз усмиряли волнение толпы своим словом и своим достоинством. Самое название пилигримище подходит к такому объяснению.