Хеннеке Кардель - Адольф Гитлер – основатель Израиля
И Гели выстрелила себе в сердце.
Гитлер совершал поездку на автомобиле со своим близким другом и личным фотографом Гофманом и остановился в пивной недалеко от Нюрнберга, где его ошеломил звонок его секретаря Гесса. Гели умерла. Невероятно. В полдень автомобиль примчался обратно в Мюнхен. Гитлер был сломлен, говорил о самоубийстве и схватил пистолет, который Гесс у него отобрал. Он грозил все бросить, друзья утешали и ободряли его как могли. Расследованием причин смерти занялся д-р Гюртнер, баварский министр юстиции, и дал заключение: «самоубийство». В Третьем рейхе д-р Гюртнер стал имперским министром юстиции. У Гитлера был духовник, антисемит патер Штемпфле, – в ночь на 30 июня 1934 г. убили и его. Гитлер вопил:
«Они убили моего бедного патера Штемпфле!»,
а потом обоих убийц повысили в чине. Католическая церковь не хоронит самоубийц в освященной земле. Священник, который отпевал Гели на венском кладбище, сказал Отто Штрассеру:
«Из того, что я похоронил ее по-христиански, Вы можете сделать правильные выводы».[45]
Гитлеровед Конрад Гейден писал в 1936 г. в предисловии к своей биографии Гитлера: «Изложенное следует изменить лишь в одном пункте. Смерть Анжелы Раубаль я больше не считаю самоубийством». А другой биограф Гитлера, Аллен Буллок, выразился по этому поводу в 1969 г. кратко: «Пускай смерть Гели Раубаль останется тайной».
Несмотря на эти неприятности, поток американских денег не прерывался. За миллион партия купила в Мюнхене «Коричневый дом», и лишь две из более чем сорока немецких партий имели много членов и получали много голосов: НСДАП и финансируемая с Востока Коммунистическая партия Германии.
Ни один капиталист не расстается легко со своими капиталами, и Уолл-стрит, вкладывая миллиарды долларов в Германию, действовала вполне логично, подстраховываясь от коммунистической национализации. Старинная вражда между западными и восточными евреями играла при этом второстепенную роль. А расчета, что Гитлер начнет войну, из-за которой Уолл-стрит не обеднеет, возможно, еще не было.
«Американские капиталовложения в Германии при национал-социалистическом правительстве будут надежней, чем при любом другом», – часто и открыто говорил Гитлер. Чему же удивлялся Брюнинг?
Фюрер летал и произносил речи, проезжал по стране с автоколоннами и говорил:
«Не теряйте веру в будущее нашего народа, в величие нашей родины, в победу нашего дела. Пока я жив, я – ваш, а вы – мои».
Так происходило везде, и английский военный атташе Торн писал своему послу в Берлин:
«Все офицеры чувствуют, что нацистское движение – наилучшее средство дисциплинировать молодежь страны. Оно также вырывает ее из рядов коммунистов».
«Евреи – это наше несчастье» – такая мысль звучала во всех беседах с промышленниками, с вождями других правых партий, в речах на площадях и в залах, всегда с некоторыми вариациями применительно к публике. Тысячи человек ждали до глубокой ночи под дождем, если самолет Гитлера задерживался из-за плохой погоды. Он прибывал, и они слушали своего идола, который избавит их от нужды и позора.
Евреи помогали Гитлеру в его пропаганде. Они тоже говорили об ужасных вещах, в том числе о газе:
«Газ может проникнуть в комнаты, где играют ваши дети, и они медленно упадут на пол. Я желаю жене церковного советника и главного редактора, матери скульптора и сестре банкира, чтобы все они умерли жестокой, мучительной смертью. Благословен тот, кто в этот час бросает на произвол судьбы свою родину».[46]
Такие жестокие вещи писал, обычно в «Вельтбюне», под псевдонимами Игнац Врубель, Каспар Хаузер, Теобальд Тигер и Петер Пантер восточный еврей Тухольский.
Накануне 1933 г. евреи составляли 1% населения Германии. В прессе, кино и банковском деле их доля намного превышала 50%. В Берлине 55% адвокатов и 52% врачей были евреями. 15 евреев занимали 718 постов в наблюдательных советах.
Иностранцы, которые посещали Берлин и видели жизнь только на Кудамм и в ночных заведениях, легкомысленно писали о «золотых 20-х годах» – о голодающих безработных они ничего не знали.
Западный еврей Штерн, известный как английский газетный магнат лорд Ротермир, брат другого газетного магната, лорда Нортклиффа, так оценивал ситуацию в 1930 г.:
«Если мы внимательней изучим возможность перехода политической власти к национал-социалистам, мы увидим, что это принесет одни лишь преимущества. Будет воздвигнута мощная стена против большевизма. Будет исключена угроза советского военного похода против европейской цивилизации через Германию, которая займет неприступную позицию в стратегическом центре Европы».
И в своей изданной в 1939 г. книге Штерн-Ротермир писал в том же духе:
«Гитлер страдал от бездарности правителей своей страны. Как свой личный позор воспринимал он то, что представители чуждой по крови расы совершают в Германии и Австрии блестящие сделки, в то время как его собственные соотечественники прозябают в нужде».
Эмигранты рассказывали в своей «Паризер тагесцайтунг», что немецкие евреи вели переговоры с «Коричневым домом» в Мюнхене о предоставлении СА специальной еврейской информации, – нет ничего более успешного, чем успех.
Глава 8
Социалисты уходят из НСДАП
Соединение национализма с социализмом далось нелегко, и понятно, что отдельные люди и группы ожидали слишком многого. К тому же Гитлер не скупился на обещания, когда он говорил перед руководителями экономики в Гамбурге или в Рурской области и когда он несколько дней спустя выступал перед безработными массами в берлинском Спортпаласте, а потом развивал свои планы на будущее перед мекленбургскими крестьянами, которых донимали судебные исполнители. Замешательство относительно представлений Гитлера о социализме и его возможного соглашения с еврейскими высшими финансовыми кругами было всеобщим.
Пункт 17 партийной программы требовал «безвозмездной конфискации земель». Гитлер объяснял колеблющимся сельским хозяевам:
«Так как НСДАП стоит на почве частной собственности, само собой разумеется, что слова „безвозмездная конфискация“ касаются только создания законодательных возможностей конфисковать в случае необходимости землю, которая была приобретена незаконным путем или используется не для народного блага. Это направлено в первую очередь против еврейских компаний, спекулирующих земельными участками».
Когда у Геббельса попросили уточнить насчет социализма, тот по-левантински вывернулся:
«Национал-социализм сегодня еще не является чем-то ставшим, он находится в процессе становления. Он непрерывно подвергается изменениям и поэтому его нельзя определить во всей совокупности. Национал-социализм упростил мышление немецкого народа».
Соответствующие подозрения высказывались и противниками из социалистического лагеря:
«Адольф Гитлер мог в начале своей деятельности действовать с честной взбалмошностью. Сегодня он только креатура промышленников. Неужели кто-то может вообразить, что поставщики угля и железа будут давать деньги на партию, цель которой – отнять у них собственность и в честь тевтонских богов повесить их на первом же фонарном столбе?»
И Тухольский, писавший под всеми возможными псевдонимами, казался не очень обеспокоенным.
«Что произойдет во внутренней политике? Не то, о чем вы думаете. Пара приговоров к каторге, пара грубых выходок против евреев и горстки республиканцев, ограничение прав рейхсбаннера, запрет КПГ – и больше ничего».
И эмигрировавший в США Альберт Эйнштейн тоже смотрел на дела и на финансовую поддержку Уолл-стрит, не видя в этом ничего особенно дурного:
«Я иногда вижу в национал-социалистическом движении только следствие временных экономических трудностей и детскую болезнь республики. Солидарность евреев я всегда считал желательной, но какую-то особую реакцию на результаты выборов считаю совершенно нецелесообразной».[47]
Бывший министр юстиции социалист Отто Ландсберг успокаивал самого себя и других относительно того, чего следует ожидать:
«Вы еще молоды, коллеги, и переоцениваете опасность, которая исходит от этих юдофобов. Я лично не раз видел, как подобные антисемитские движения появлялись и снова исчезали. В 80-х годах XIX века они были сильны в моем родном городе Острово и мой брат в гимназии страдал от них. Когда я несколько лет спустя посещал ту же гимназию, от них не осталось и следа. Было бы неверно всерьез воспринимать этих людей в политическом плане».
А председатель Совета министров Пруссии Браун, тоже социалист, характеризовал возникающую путаницу, при которой Гитлер всем все обещает, такими словами:
