Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ) - МакКаммон Роберт Рик
В романе и правда встречаются крепкие ругательства. Но это не какая-нибудь вульгарная книжонка. Вы можете спросить: зачем я использовал столь красочные ругательства, когда мог показать, что кто-то носит чёрную шляпу, просто… нацепив на него чёрную шляпу?
Ну… Всякое произнесенное в романе ругательство и есть та самая чёрная шляпа. Я хотел, чтобы отрицательные персонажи имели «отрицательный» язык, «отрицательные» привычки и пожинали плоды «отрицательного» выбора. Неужели тем самым я прославляю «плохого парня»? Нет. Я его порицаю.
Ни один из положительных героев «Жизни мальчишки» не произносит нецензурных слов. Несмотря на всё вышесказанное, я отлично помню, как общаются мальчишки, так что в романе несколько раз мелькают беззлобные «болваны» и «придурки».
Как я уже сказал: возможно, эта книга безнадёжно старомодна и полна ностальгии.
И всё же она указывает простой и ясный путь. Ты идёшь либо наверх, либо вниз. Сделанный однажды выбор остается с тобой навсегда, и ты всю жизнь вынужден носить шляпу, сшитую из твоих собственных решений.
Мне всегда хотелось думать о себе как о «хорошем парне». Нынче популярные СМИ заверяют нас, что «быть хорошим парнем — безумие» или что «всё это — позёрство жалких неудачников». Также частенько можно услышать затасканную фразочку, что, мол, «хорошие парни никогда не выигрывают».
В этой книге они выигрывают. Они одерживают честную и убедительную победу, поскольку осознали, какой путь ведёт наверх, а какой — вниз.
Жаль у меня нет времени, чтобы прочесть вам несколько писем, присланных мне самыми разными людьми: старшеклассниками, учителями, школьными психологами, пасторами, библиотекарями, родителями. Письма приходят из Японии, Шотландии, Техаса, Гавайев и почти отовсюду между ними. Если позволите, я бы хотел быстро зачитать одно из этих писем.
«Дорогой мистер Маккаммон.
Меня зовут Джуди Гейвер, и мне 15 лет. Сколько себя помню, я всегда хотела писать. Первый рассказ я написала в возрасте четырёх лет. И хотя он получился весьма банальным, это всё же хорошо показывает, кто я такая.
Пока что я прочитала лишь две ваши книги: „Жизнь мальчишки“ и „Лебединую песнь“. Но это мои любимые книги, и они обе стоят у меня на полке. Мне безумно нравится то, как вы работаете с деталями и придаете языку выразительность. Во время чтения ваших книг история буквально встаёт перед глазами — и это не может не восхищать. Прямо сейчас я пишу роман, который, пожалуй, довольно глуп. Ведь я ещё так молода и до сих пор не опубликовала ни одного рассказа (что, как мне говорили, нужно сделать в первую очередь). Моя мечта — увидеть написанные мной книги в магазине. Временами я фантазирую об этом (неудивительно, что у меня нет парня).
Я хочу задать вам несколько вопросов. Что вдохновляло вас в детстве? Меня вот вдохновляет моя мама, а также другие книги и „Секретные материалы“ (самый крутой сериал в мире!). Что мне следует сделать, чтобы стать писателем? Какие предметы стоит выбрать в колледже? Может, вы знаете, какие-нибудь колледж, который лучше всего подойдёт для изучения писательского мастерства? И наконец, что я должна сделать, чтобы получить возможность писать как вы? (Однажды, во время письма, я прочла отрывок из вашей книги и когда вернулась к работе, то жутко расстроилась. Мне показалось, что моя писанина никуда не годится. В тот день я не придумала больше ни строчки). Вы когда-нибудь чувствовали нечто похожее? Кто был вашем любимым писателем в детстве и юности? У меня, например, — вы.
Простите, если отняла у вас слишком много времени, но я не могла не сказать вам, как сильно люблю ваши книги. Я прочитала „Жизнь мальчишки“ уже три раза. Впервые — в тринадцать лет. Скоро ли вы напишете ещё какие-нибудь книги? Хотелось бы поскорее. Пожалуйста… Я от них без ума. Спасибо, что нашли время в своём плотном графике и прочли это письмо. Если сможете, напишите мне что-нибудь в ответ. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Ещё раз спасибо.
Ну, и напоследок… На свете так много юных парней и девушек, которые могли бы прочесть «Жизнь мальчишки» и увидеть, как их собственное творческое начало взмывает к небесам. И тогда, возможно, их мечты о писательстве воплотятся в жизнь.
А единственное, что они возьмут с собой в будущее из «Жизни мальчишки», это чёткое понимание разницы между «плохими парнями» и «хорошими».
Благодарю за внимание.
Перевод: Е. Лебедев
Наивность и страх — сердце «хоррора»
Давайте поговорим о страшных историях.
И в частности, об одной конкретной истории — о повести, в которой дух умершего волочит свои цепи вверх по длинной тёмной лестнице; в которой образы прошлого и будущего мелькают, точно пламя свечи, дрожащее на ветру; и в которой человек, заливаясь слезами, падает на собственную могилу.
Вы, конечно, читали эту страшную историю под названием «Рождественская песнь в прозе». Читали? А-а, у вас никогда и в мыслях не было относить «Рождественскую песнь» к ужасам? И почему же? Потому что в ней говорится о человеческом бытии, а в произведениях, написанных в жанре «хоррора», нет? Что ж, вы… ошибаетесь!
В «Рождественской песне» Чарльз Диккенс использовал элементы литературы ужасов, чтобы подчеркнуть словесный образ и рассмотреть жизнь одного человека посреди просторов ночи. На что была бы похожа эта повесть без трёх её призраков? Или без эфемерных странствий сквозь время? Или без пристального взгляда из загробного мира?
На стопку пустых страниц — вот на что.
Я сочиняю страшные истории. Для меня красота и мощь литературы ужасов заключаются в том, что каждая история представляет собой переосмысление идеи борьбы добра со злом. Говоря так, я подразумеваю не только сражение между воинствами ангелов и демонов (хотя, видит бог, это случается довольно часто), но и внутреннее противоборство, что кипит в умах и сердцах самых обычных людей, таких как мы с вами.
Квинтэссенция борьбы — суть литературы ужасов. Вы создаете персонажей, а затем бросаете их в дебри воображения. Некоторые проваливаются в смоляные ямы, другие — теряются в чаще. Но те из них, кто продолжает бороться до последнего предложения, в итоге станут сильнее и умнее, и я надеюсь, что то же самое ждёт и читателя. Итак, что такое литература ужасов? Всего лишь мешок окровавленных костей? Или же у неё имеются мозги и мясо? На мой взгляд, у неё хватает и того и другого. Если бы я придерживался иной точки зрения, я бы не работал в этом жанре, так ведь?
Однажды мне довелось принять участие в семинаре под названием «Нездоровая литература». Отправляясь туда, я понимал, на что это будет походить. И не обманулся в своих ожиданиях. Публика в основном состояла из людей, которые желали знать, почему авторы «хоррора» упорно льют кровь на страницы своих книг и называют всё это развлечением, а то даже и литературой. Меня обвинили в убийстве котят, ненависти к сиротам и в том, что я, как ни крути, чокнутый негодяй, которого нельзя и на милю подпускать к школьным дворам — чтобы я не заразил их детишек разжижением мозга. Никакие мои слова не смогли бы переубедить их. Я приводил в пример «Рождественскую песнь», а они кричали: «Пятница 13-ое!» Понимаете, все те ребята пришли поговорить о нездоровой литературе, так что именно этим они и хотели заниматься.
Впрочем, то была реакция на ярлык: они спутали книги с фильмами (а это два разных зверя, вы уж поверьте мне) и считали, что литература ужасов в силу навешанного на неё ярлыка только и делает, что пугает людей до усрачки, или вызывает тошноту, или принуждает граждан громить свои районы и носить белые носки с чёрными брюками. Литература ужасов — это нечто большее, чем просто бездумные эмоции… Верно?
