Коллектив авторов - Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов
Но еще в 1867 году сумевший соблюсти истинно центристскую позицию либерал-консерватор Тургенев показал: «дым» заволакивает и одолевает русскую жизнь с обеих сторон; не только со стороны «нигилистов», но и со стороны «охранителей». Обе «партии» вполне стоят друг друга; обе обуяны беспредельной гордыней (т.е. абсолютно нечувствительны к какой-либо критике и считают свой корпоративный мирок единственно правильным), и обе же абсолютно праздны и социально непродуктивны. В «Дыме», вопреки литературоведческим изысканиям, нет – да и не задумывалось – «положительных героев»: Тургенев, похоже, вообще иронизирует в «Дыме» над необходимостью выведения подобных «героев». Проветрить и очистить Россию от опасных «дымов» должны не герои-одиночки, а принципиально новые общественные отношения, способные превратить вчерашних «одиночек» в социально значимый и достаточно распространенный тип личности.
Между тем русское общество, похоже, совсем не поняло глубинно центристской, т.е. принципиально надпартийной, сути романа Тургенева. «Объективные» авторы в десятках рецензий бросились взвешивать, кого Тургенев разоблачил больше: «ратмировцев» или «губаревцев»? Кланы активно включились в политическую интерпретацию «Дыма». Имели место молодежные сходки – в том числе и среди русских студентов за границей, на которых молодые радикалы «выносили порицания» писателю «за критику демократии и революции». Не отстали и сановные охранители: собравшиеся в Английском клубе генералы совсем было вознамерились писать «коллективное письмо» Тургеневу, дабы отказать ему в своем обществе. Писатель потом досадовал, что его приятель В.А. Соллогуб «отговорил их тогда от этого, растолковав им, что это будет очень глупо». «Подумайте, – восклицал Тургенев, – какое бы торжество было для меня получить такое письмо? Я бы его на стенке в золотой рамке повесил!» [189] .
В противовес вновь окрепшим тогда в России охранителям-самобытникам, понимающим патриотизм как примитивное антизападничество, Тургенев прямо декларировал выношенную им идею о том, что Россия – неотъемлемая часть Европы, и восточные славяне по историческому праву принадлежат к семье европейских народов: «Скажу также, что я никогда не признавал той неприступной черты, которую иные заботливые и даже рьяные, но малосведущие патриоты непременно хотят провести между Россией и Западной Европой, той Европой, с которою порода, язык, вера так тесно ее связывают. Не составляет ли наша, славянская раса – в глазах филолога, этнографа – одной из главных ветвей индо-германского племени? И если нельзя отрицать воздействия Греции на Рим и обоих их вместе на германо-романский мир, то на каком же основании не допускается воздействие этого – что ни говори – родственного, однородного мира на нас?»
По мнению Тургенева, люди, которые под видом защиты самобытных начал стараются отлучить Россию от Европы, демонстрируют как раз крайнее неверие в русскую самобытность: «Неужели же мы так мало самобытны, так слабы, что должны бояться всякого постороннего влияния и с детским ужасом отмахиваться от него, как бы он нас не испортил? Я этого не полагаю: я полагаю, напротив, что нас хоть в семи водах мой – нашей, русской сути из нас не вывести. Да и что бы мы были, в противном случае, за плохонький народец!» Тургенев ссылается при этом на собственный пример естественного соединения самобытной русскости и европейского универсализма: «Я сужу по собственному опыту: преданность моя началам, выработанным западною жизнью, не помешала мне живо чувствовать и ревниво оберегать чистоту русской речи. Отечественная критика, взводившая на меня столь многочисленные, столь разнообразные обвинения, помнится, ни разу не укоряла меня в нечистоте и неправильности языка, в подражательности чужому слогу» [190]
Следует признать, что «праздность» и «нетерпимость», о которых так ярко, но порознь, говорили когда-то во Франции Руссо и Вольтер, а в России – Иван Тургенев, как о главных пороках человечества, в наши дни стали общей болезнью, охватившей многих и многих независимо от их политической самоидентификации. Думается, что примирить и спасти Россию сможет только универсальное средство, спасшее уже не один социум: труд плюс веротерпимость .
Сегодня Россия остро нуждается в реабилитации центристского, либерально-консервативного проекта – не только как эмансипаторского, но и как глубоко конструктивного. В русском просвещенном либерал-консерватизме, представителями которого в литературе являются А.С. Пушкин и И.С. Тургенев, а в философии и политологии – Б.Н. Чичерин, П.Б. Струве, граф П.А. Гейден, мыслители-эмигранты XX века Г.П. Федотов, Ф.А. Степун, В.В.Вейдле, накоплен большой интеллектуальный потенциал. Потенциал, готовый для предъявления в разумном общенациональном диалоге. Без этого диалога и без внимательного учета «центристского», либерально-консервативного видения мира «русский мир» вряд ли состоится.Игорь Клямкин: Пожалуйста, вопросы к докладчику.
Алексей Давыдов: Мне понравился доклад Алексея Алексеевича тем, что в нем предпринимается попытка поставить проблему внутрицивилизационнного диалога. Неважно в данном случае, решает он ее или нет. Хорошо уже то, что она поставлена. В этой связи докладчик вспомнил Тургенева, что, по-моему, весьма уместно. А вопрос мой такой. Вы говорите, что в мышлении Тургенева произошел либерально-консервативный синтез. Но на каком культурном основании этот синтез состоялся?
Алексей Кара-Мурза:
Я рассматриваю Тургенева не только как писателя-интеллектуала, но и как активного политика. Для меня это своего рода русский аналог Вольтера в абсолютистской Франции. В своих мемуарах Хлодвиг Гогенлоэ, крупнейший немецкий политик, писал, что после долгого разговора с Тургеневым в Париже в 1879 году он понял, что это ни много ни мало – готовый премьер-министр России.
Тургенев – русский политик-интеллектуал европейского типа, русский западник, глубоко укорененный в русской почве и традиции. И в этом смысле он синтетическая, либерально-консервативная фигура. Если же Алексей Платонович имеет в виду не социально-политические, а хозяйственно-экономические основания «тургеневского синтеза», то я скажу, что Тургенев по типу своего мировоззрения – это «земская фигура», опирающаяся на глубокое знание русского хозяйства. Стержень его экономического умонастроения – идея гуманного, рационального и эффективного хозяйствования.Игорь Клямкин: Вопрос о «культурных основаниях» – фирменное дискуссионное блюдо Давыдова. Он потчует им почти всех докладчиков, о чем бы они ни писали. В данном случае, как понимаю, он имел в виду, что основанием либерально-консервативного синтеза не может быть ни либерализм, ни консерватизм, а может быть лишь нечто третье. Так, Алексей Платонович?
Алексей Давыдов: Именно так. И это третье – личность, вырывающаяся за пределы культурной традиции в новое культурное состояние, но не порывающая с этой традицией радикально, а ищущая органическую меру ее сочетания с новизной. Ищущая между крайностями середину, но не в компромиссе между ними (немножко от старого, немножко от нового), а как принципиально новое культурное качество.
Алексей Кара-Мурза: Думаю, что это не противоречит тому, что я сказал. Моя задача – показать, что на русской почве произрастают не только Победоносцевы и Уваровы, с одной стороны, и Ленины и Троцкие – с другой. Эта почва способна порождать и деятелей центристского типа. Деятелей, органично сочетающих укорененность в русской традиции с культурной европейскостью.
Игорь Клямкин: Да, русские европейцы на этой почве произрастают тоже, но успешно противостоять охранителям и радикалам у них до сих пор не получалось. Об этом вы и написали в докладе.
Алексей Кара-Мурза: Действительно, пока не получалось. Пока успех сопутствовал Уваровым и Победоносцевым вкупе с Лениными и Троцкими – этим близнецам-братьям, правым и левым радикалам. Согласен: между ними протолкнуться очень сложно. Но, думаю, возможно. И память об опыте тех, кто в разное время проталкиваться пытался, делает такую возможность более реальной. Интеллектуальные и моральные традиции играют в истории не самую последнюю роль.
Игорь Клямкин: Но память свидетельствует и о том, что люди тургеневского склада оставались носителями локальной субкультуры, не находившей отзвука даже в интеллигентской оппозиционной среде, не говоря уже о широких слоях населения. Русское общество не поняло центризма Тургенева – это ведь ваша констатация…
Алексей Кара-Мурза:
Для меня важно, что эта субкультура сегодня актуальна. Чтобы показать это, я и написал свой доклад. Но и в свое время она, хоть и не оказала решающего влияния на ход российской истории, была тем не менее достаточно влиятельной.
Если говорить конкретно о Тургеневе, то да, его «Дым», направленный одновременно против охранителей и радикалов, воспринят не был. Но многое все же было воспринято. Даже его оппоненты из славянофильского лагеря признавали, что «Записки охотника» стали залпом из мощных орудий по самодержавию и крепостному праву. Кстати, в конце жизни за это свое произведение Тургенев получил степень почетного доктора Оксфордского университета по государственному праву. Заметьте, не по литературе, а по государственному праву – так его воспринимали англичане.
