Вячеслав Бобров - Переводы польских форумов за 2008 г.
Р.М.: Но ведь «Динамо» было совершенно русское.
П.В.: Не русское — советское. А они, круг творческой интеллигенции, не признавали существования Советского Союза.
— Какие же они наши? — говорил один из моих знакомых. — Я — литовец, этот — еврей, тот — грузин, и что, «Динамо» — это наши?
Р.М.: Поговорим о том, как жили местные секретари.
П.В.: Первый секретарь республики или области — это был такой маленький сатрап.
Р.М.: Как русская матрёшка: больший Сталин и сталинята поменьше — республиканский, потом областной, районный и так далее?
П.В.: Именно так это и выглядело. Провинцией правил местный партийный руководитель, которому подчинялся чиновничий аппарат, а формально — даже КГБ. Естественно, имея опыт большой чистки, жил в некотором страхе, потому что никогда не мог быть на сто процентов уверен в теоретически подчинённом ему начальнике КГБ.
Р.М.: Сколько было членов ЦК?
П.В.: Около 150 человек.
Р.М.: Так мало?!
П.В.: Это же не Китай. Это только там для одного из польских официальных гостей пед хор генералов из нескольких десятков человек (смеётся). Понятно, что в стране, где было несколько десятков тысяч генералов, можно было найти несколько десятков с музыкальными способностями.
Р.М.: Несколько десятков тысяч генералов?
П.В.: В Советском Союзе их было пять тысяч, а Китай всё-таки в несколько раз больше.
Р.М.: Вернёмся к ЦК. Были там какие-нибудь рабочие?
П.В.: Что вы! Исключительно аппаратчики, после войны добавили нескольких интеллектуалов, двух-трёх писателей, артистов, вот и всё.
Р.М.: Однако, в ПОРП всегда было несколько дежурных ткачих или шахтёров в ЦК.
П.В.: Не всегда, не всегда. Только после 1968 года, при позднем Гомулке, появились первые рабочие. Раньше бывали, конечно, люди необразованные, но они исполняли административные функции, это была их работа.
Р.М.: Вернёмся к Советскому Союзу. Как жили областные секретари, то есть — при соблюдении пропорций — примерно как наши воеводские?
П.В.: Роскошь их жизни часто бывала больше, чем в Москве. Если такой секретарь сидел на Чёрном море, то у него были свои пляжи, яхты, катера, виллы. В свою очередь, Ю в азиатских республиках это имело восточный привкус, а республиканские секретари имели своих рабов. Точно копировали феодальные, племенные обычаи, потому что Москва довольно быстро решила, что эти республики невозможно полностью советизировать.
Р.М.: То есть происходила советизация в местном варианте.
П.В.: Конечно. Во время приёмов местные партийные дамы сидели за своим отдельным столом, даже если среди гостей из Москвы или из-за границы были женщины.
Р.М.: Но они могли сидеть с мужчинами?
П.В.: Женщина-гость исполняла функцию почётного мужчины, поэтому могла. Брежнев ввёл столь милый всем принцип пожизненного правления, а в азиатских республиках он начал вводить династическую систему. Все они жили, как удельные князья, с невольниками, гаремами, и вся большевистская революция свелась к тому, что один клан заменил другой, потому что записался в партию.
Р.М.: Как одевалась советская элита?
П.В.: При Сталине в мундиры, а потом — в костюмы. Точно такие, какие были в Европе за тридцать лет до того (смеётся). Перемены наступили только при Горбачёве. Ко всему этому какая-нибудь страшная шляпа на голове, потому что в Москву нельзя было приехать без головного убора, считалось неприличным.
Р.М.: А зимой эти странные каракулевые шапочки.
П.В.: А летом шляпы, что было обязательно даже для наших партийных чиновников. Тэйхма писал в воспоминаниях, что первую шляпу он купил себе, когда ехал в Москву.
Р.М.: А женщины?
П.В.: Рассказ о том, как жёны секретарей во Львове явились в оперу в краденых комбинациях, это правда.
Р.М.: В комбинациях?!
П.В.: Были белые, нарядные, длинные, эти дамы сроду ничего подобного не видели. Потом это изменилось, но россиянки всегда отставали от моды, потому что страна были и закрытая, и страшно бедная. Ужасное мнение о россиянках утвердилось потому, что не накрашенные, плохо одетые, они были принципиально неженственны. Сегодня видно, как сильны перемены.
Р.М.: Советы гордились эмансипацией женщин.
П.В.: На плакатах. В действительности женщины были принуждены к очень тяжёлому физическому труду, а при огромном алкоголизме мужчин часто становились единственными кормилицами семьи.
Р.М.: Их не было в партийных властях?
П.В.: Мы уже говорили о том, чем кончила Полина Жемчугова. При Хрущёве министром культуры была Елена (так в тексте — прим. перев) Фурцева, заодно и его любовница, которая травилась, когда пытались её снять с должности.
Р.М.: Как она выглядела?
П.В.: Чудовище, совсем, как Хрущёв. У неё было жирное, обрюзгшее лицо, характерное для аппаратчика независимо от пола. Этот образ жизни: ночная работа, жирная еда много алкоголя — приводил к тому, что они быстро становились похожи друг на друга.
Р.М.: Они охотились?
П.В.: Сталин — нет.
Р.М.: Ну, да, конечно, он любил животных. У него была фотография козочки.
П.В.: Любил работать в саду. Моду на охоту навязал Хрущёв, а потом поддержал Брежнев. Одно замечание — мы все помним его как очень старого, больного человека, но в момент прихода к власти это был красивый, спортивный мужчина шестидесяти лет, который прекрасно ездил на коне, хотя его настоящей страстью были автомобили. Замечательная была история в Западной Германии: ему подарили новенький «Мерседес», который он, возвращаясь с банкета, разбил, проехав сто метров. Пришлось подарить ещё один, но ведь хорошее настроение Леонида Ильича было так важно…
Р.М.: Можно сравнить уровень жизни советских и польских аппаратчиков?
П.В.: Хотя некоторые привычки были одни и те же, поскольку швейные фабрики одевали партийную элиту и тут, и там, однако, Советский Союз был государством куда более крупным, сильным, так что можно было побольше отхватить для себя. У красной советской буржуазии не было своего аскетического Гомулки, потому что уже Хрущёв таким не был, а при Брежневе, вообще, всё стало можно, так что восторжествовало демонстративное потребительство. Появились «Берёзки», то есть советские «Певексы», а дипломаты жаловались, что получают многостраничные списки товаров, которые они должны привезти своим многочисленным начальникам и товарищам из ЦК.
Р.М.: А как жилось обычным партийным чиновникам, вдали от Москвы?
П.В.: В нищете. В сибирских деревнях и городках вдоль рек праздник бывал раз в год, когда приставал корабль с водкой, вот и всё. Пропитаться они должны были тем, что у них выросло, пить самогон, никаких роскошеств. Поэтому возможность вырваться на какой-нибудь республиканский съезд, не говоря уж о Москве, это была огромная карьера.
Р.М.: Всегда было две России: Москва и Петербург — и всё остальное?
П.В.: Конечно, так было всегда. В Российской Империи, одной из величайших империй мира, на самом деле было только три больших города: Москва, Петербург и Варшава, потому что даже Киев уже таковым не считался. Всё остальное — это гоголевские провинциальные городки с классическим рынком, одноэтажными или двухэтажными домиками и улочками, заваленными навозом. Так было при царе, так было в советские времена, во всяком случае, до Второй мировой войны. В провинции ничего не изменилось с середины XIX века, главным развлечением был кабак, где можно было выпить водки.
Р.М.: Как и во всём мире.
П.В.: Напомню, что в советские времена в рамках борьбы с алкоголизмом сначала ввели сухой закон, а после его отмены стали производить двадцатипроцентную водку «рыковку», названную так в честь председателя Совета Народных Комиссаров, то есть премьера Александра Рыкова, между прочим, очень любившего спиртные напитки.
Р.М.: Водка двадцатипроцентная?! Да им пришлось самого гнать
П.В.: Ну, конечно, гнали. Только во второй половине правления Сталина это изменилось, и начали производить нормальную водку.
Р.М.: Значит, у Сталина были кое-какие заслуги.
П.В.: Несомненно (смеётся).
Павел Вечоркевич — историк, советолог, специалист по истории России.
