Тимофей Круглов - Виновны в защите Родины, или Русский
Ситуация сложная, говорил командир, но сегодня мы достигли наконец более-менее приемлемого соглашения. И сейчас всем нам, всему личному составу Рижского ОМОНа, всем прикомандированным, всем членам семей, которые находятся здесь, всем вместе нам нужно решить окончательно — соглашаться ли на предложение, поступившее со стороны МВД Российской Федерации и правительства Латвийской Республики. В маленьком помещении стало еще тише.
— Правительство Годманиса специальным постановлением, подписанным высшим руководством Латвийской Республики, гарантирует всем сотрудникам Рижского ОМОНа и членам их семей полную судебную неприкосновенность и обещает не преследовать их далее в том случае, если они останутся проживать на территории Латвии. В то же время, по договоренности с правительством Латвийской Республики, МВД РФ предлагает Рижскому отряду особого назначения 42-й дивизии внутренних войск МВД СССР в полном составе, без расформирования, с сохранением оружия и воинской чести передислоцироваться на территорию Российской Федерации для дальнейшего продолжения службы в Управлении внутренних дел Тюменской области, в городе Тюмень.
Тишина постояла, раскачиваясь, и вдруг взорвалась вопросами: а семьи? Жилье? Сроки? А что будет с теми, кто не захочет ехать в Сибирь? Сохранят ли отряд в том же составе? И главный вопрос — можно ли доверять этому соглашению?
В конце концов выяснили главное — весь отряд со всем имуществом, оружием, автотранспортом, кто желает, сразу с семьями, улетает из Риги 31 августа на специально предоставленных для этой цели военно-транспортных самолетах Ил-76.
Количество бортов — достаточное, чтобы забрать всех и все. Отряд будет сохранен полностью и будет выполнять ту же задачу, что и раньше в Риге, до переподчинения в связи с известными всем событиями внутренним войскам. Никакой больше политики, только борьба с преступностью в России. Квартиры будут предоставляться в порядке очереди. Сначала — наиболее нуждающимся. Семьи могут ехать сразу, могут переезжать постепенно, правительство ЛР гарантирует их неприкосновенность.
— Могу ли я подписывать это соглашение от имени всего отряда? — тихо спросил наконец Чеслав. — Кто «за», поднимите руки.
Тяжелый вздох пронесся по залу, потом, одна за другой, стали подниматься руки.
— Подавляющее большинство, — констатировал Чеслав. Выражение его лица так и не изменилось ни разу за те полчаса, которые длилось собрание. — Командиры взводов к начальнику штаба. Остальные могут разойтись. Минуту! — Чеслав провел ладонью по пышной, ровной щеточке усов и деликатно кашлянул.
— Товарищи! Я всех очень прошу — давайте оставим базу в полном порядке. Мы все заберем отсюда, все, до последнего гвоздика, мы заберем даже котов и собак, но мы оставим помещения базы и всю территорию в идеальном порядке. Потому что мы — другие! Будет идти погрузка на машины, не ходите по газонам. Трава — живая, ей больно! Помните, мы уходим непобежденными, и мы еще обязательно вернемся.
Охрану базы, согласно соглашению, приняли на себя расквартированные в Риге бойцы военно-милицейского полка МВД СССР — срочники. Латыши обязались не приближаться к территории базы и не препятствовать омоновцам передвигаться по городу, чтобы собраться в дорогу.
Вот потому мы и не увидели своих привычных постов, возвращаясь на базу вечером.
Все кончилось. И Трегубов зря сейчас копает в лесу у моря тайник для нашей закладки с оружием. И мы остались живы. И флаг Латвийской ССР по-прежнему развевается на мачте над базой как символ непокоренного Рижского ОМОНа — единственного во всем Союзе воинского подразделения даже после 21 августа 1991 года, с оружием в руках выступившего против нового порядка в нашей родной стране. Мы выполнили свою воинскую присягу. Всеобщая ненависть и презрение трудящихся и суровая кара советского закона не падут на наши головы.
Нас еще буду судить — и не раз. Но единственное, в чем мы виновны, — это в том, что мы защищали Родину. Пройдет совсем немного времени, и защиту Родины назовут изменой. Предатели сделают карьеру, Родину распродадут по кусочкам, народ превратят в голодный электорат. Но мы к этому не имеем отношения. Наша совесть чиста. Сделанное — не может стать несделанным.
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды. Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным, воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы, и приказы, командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным, своему народу, своей Советской Родине и Советскому правительству.
Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины. — Союза Советских Социалистических Республик, и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет, суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».
— Наливай!
База гудела. То огромное напряжение, которое висело на каждом из нас на протяжении года, не меньше, начало спадать. Странное ощущение. С одной стороны — крушение всего. С другой стороны мы вышли из этого позорища непокоренными. Мы выжили, хотя уже не мечтали об этом. Но. То один, то другой боец вдруг замолкал, выпив очередные сто с прицепом, и произносил другу: «А все же лучше было бы принять бой!»
Все кончилось. Но у каждого, почему-то, засело занозой в сердце искреннее сожаление о том, что латыши все же не решились на штурм. Напряжение требовало выхода. А последнего боя так и не случилось. Враг снова сдался. И что ты будешь делать?!
Скоро, очень скоро многие поймут, что им делать. И никуда не уйдут от боя. И для многих он не будет последним. А для некоторых станет… Но это будет потом.
А сейчас нас ждала Родина — Россия. Родина, в последний момент передумавшая сметать нас в пыль ракетами «воздух—земля». Родина, готовая принять нас хотя бы в Сибири.
Мы с Толяном решили все же заехать к Сашке Боготину в райотдел. Наш старый друг, сведший когда меня и Толика вместе, мой бывший сокурсник, сидел у себя в кабинете на первом этаже потемневшего кирпичного дома на улице Горького и листал толстое «дело», из которого так и сыпались неподшитые еще листы.
Мы вышли на улицу, встали под уже начинавшим краснеть огромным старым кленом.
— Полетишь с нами?
Сашка опустил голову, пошмыгал носом туда-сюда, а потом и вовсе отвернулся, глядя с тоской на первые опавшие листья в глубокой темной луже.
— Вот прямо так, в чем есть. Бери пистолет из сейфа, вместо него положи рапорт и садись к нам в машину. Заедем к тебе домой, соберем вещи на первое время, объясним все Аленке… А она потом к тебе прилетит!
— Не прилетит, — помотал головой Сашкец.
— Ну так все равно разведетесь. Чего тебе здесь терять? Латышского ты не знаешь. раз-другой поймают на пьянке и выгонят вон. И что ты здесь, в Лабусятии, будешь делать?
— Опергруппа, на выезд! — громко выкрикнул выбежавший на крыльцо дежурный.
Сашка оглянулся, торопливо пожал нам руки и сгорбившись метнулся к подъехавшему к райотделу «уазику».
Мы с Толяном переглянулись и понимающе вздохнули оба.
— Домой?
— Домой!
Впервые за последние десять дней я ночевал дома. Так привычно стрекотала секундная стрелка кварцевых часов над головой. Так уютно сопела во сне Алла. Дочка в другом конце комнаты, в своем закутке, то и дело ворочалась, стягивала с себя одеяло — жарко ей было. Бегемот навалился мне на грудь и тихо мурлыкал, слегка царапая когтями плечо. Луч фонаря падал через окно на золотые корешки книг, играл, раскачиваясь, светом, причудливые тени бегали по потолку.
Вечером ненадолго приезжали родители. Говорить особо было не о чем. Мать не плакала, она только смотрела на меня все время с сожалением и повторяла одно и тоже — учился бы дальше, пошел в аспирантуру, стал бы человеком. Отец вздыхал, он хорошо представлял себе, чем на самом деле может кончиться наша «передислокация».
— Оружие не сдавайте, пока не прилетите на место. Да и там не торопитесь.
— Да, пап, конечно, папа.
— За своих не бойся, пока мы здесь, с ними все будет в порядке.
— Я знаю, папа.
— Хорошо, что я уже уволился. До перестройки…
— Да, отец.
— Если все будет. в порядке, поскорей забирай Аллу с Ксюшей в Россию. А мы тогда к Юре во Владивосток переберемся.
— Если будет, папа.
