Рольф Эдберг - Письма Колумбу
При нынешнем распределении каждый новый уроженец Северной Америки и Северной Европы за свою жизнь потребит в двадцать раз больше сырья, продовольствия и энергии, чем уроженец Индии или Африки. Грубо говоря, каждый новорожденный в наиболее богатых промышленных странах представляет в двадцать раз большую угрозу для мировых ресурсов и для выживания рода человеческого, чем новорожденный в беднейших государствах.
Таким образом, вряд ли стоит удивляться, когда призывы к ограничению рождаемости, обращенные только к кишащим людьми бедным странам, кое-кем воспринимаются как трюк промышленных стран, призванный сохранить их гегемонию.
Быстрое сообщение и многосторонняя зависимость сплотили нас в едином мире, и, однако, мы живем как бы в обособленных мирах. С одной стороны — бедные рыбаки в течении Гумбольдта или добытчики алмазов в кратерах Южной Африки, с другой стороны — клиенты роскошных магазинов Пятой авеню на бывшем индейском острове Манхатте или Елисейских Полей, где анчовета превратилась в норковые шубы и брильянты сверкают в кольцах и диадемах. Контрасты астрономические, а зависимость-то железная.
И все говорит за то, что брешь между богатым и бедным мирами ширится, что для развивающихся стран условия товарообмена в международной торговле будут неуклонно ухудшаться.
Не расовая принадлежность, а природная среда, разные случайности и сила — вот факторы, определяющие прогресс и отсталость. Многое в нынешней ситуации можно привязать к событиям, что начинались с Вашим участием. Однако сегодня в мире неимущих повсеместно растет недовольство, готовое кое-где вылиться в бунт против экономического колониализма.
В Латинской Америке белые угнетатели индейцев испытывают всестороннюю зависимость от великой державы на севере; они видят, как североамериканский капитал эксплуатирует их природные богатства, как североамериканские туристы устремляются в их города, чтобы жить в североамериканских отелях и покупать североамериканские товары в североамериканских универсамах. Некоторые страны артачатся и пытаются национализировать свои природные богатства. В Юго-Восточной Азии быстро развивающаяся Сипанго-Япония — пожалуй, ведущая промышленная держава завтрашнего дня — заполняет пробел, оставленный бывшими колониальными державами, и своими действиями рождает оппозицию, участники которой сжигают солнечный флаг и оскверняют портреты императора. У сынов Африки удивление и сопротивление вызывает тот факт, что Катай-Китай готов стать в один ряд с наиболее беззастенчивыми белыми эксплуататорами.
Когда Вы в первом плавании при слабом ветре ползли через Саргассово море, команда подумывала о том, чтобы, выбросив Вас за борт, повернуть обратно, домой, и Вы «рыдали в душе». После того Вам довелось пережить не один бунт, последний — здесь, на Ямайке. Возможно, у тех, кто почитает себя призванными командовать судном «Земля», тоже есть повод «рыдать в душе». И как бы дело не дошло до бунта в тот день, когда команде станет ясно, что руководители вот-вот израсходуют последние запасы.
Запасы истощаются, но ничто не исчезает. Просто в промышленном процессе меняется расстановка исходных составных частей.
На входе в производственном процессе — небольшое число простейших природных веществ, а на выходе — свыше миллиона более или менее сложных комбинаций. Некоторые из них с самого начала составляют отходы, экскременты индустрии. И все готовые продукты становятся отбросами после того, как мы их потребим. Все, что мы с таким старанием и прилежанием перевозим по земному шару, рано или поздно превращается в отбросы. Отбросы — неизбежный результат образа жизни, избранного человеком.
Большие города — гигантские производители отбросов. На первых порах окружающую среду обременяла своими экскрементами индустрия. Теперь главную проблему создают огромные скопления потребителей.
В ряду множества наших иллюзий долго стояло убеждение, будто мы можем избавляться от отбросов. Нет, не можем. Мы только сваливаем их где-то — как правило, там, где им совсем не место.
Осквернить природу дело нехитрое. Всюду на планете, где люди сбились в кучу, хрустально чистые потоки превращены в мутные помои. Воду почитают удобным местом для «избавления» от отбросов.
Так же и с воздухом. С каждым десятилетием чувствительная прослойка между нашей планетой и космическим излучением принимает все больше газообразных отходов; только одна автомашина ежеминутно загрязняет три тысячи литров воздуха. Добавим частицы золы из заводских труб. Кое-кто старательно измельчает их и называет это очисткой воздуха; на самом деле загрязнение лишь переносится чуть дальше от источника. Воздушный коктейль приправляется прахом загубленных полей Латинской Америки, Африки, Азии — почвой, которая сносится ветром и становится атмосферной пылью.
Воздушный океан мутнеет. С борта крылатого корабля видно, как загрязнение распространяется от очагов — городов и промышленных комплексов; на земле, где мы купаемся в дряни, ее так хорошо не различишь. Мы научились делать снимки воздуха и увеличивать их в полмиллиона раз, так что можно увидеть, как в воздушном океане плавают миллиарды крохотных частиц, продукты все более интенсивной деятельности человека. Определить состав этих частиц исследователям редко удается.
Во всяком случае, они не безобидны. В конце прошлого века американцев осенило, что игла Клеопатры — один из двух огромных обелисков, некогда воздвигнутых в честь египетского владыки Тутмоса II, — доставит человечеству больше радости, если ее установить на Манхатте в виде некоего тотемного столба. После девяноста лет на нью-йоркском воздухе иероглифы на обелиске, три тысячи лет противостоявшие лучам египетского солнца, почти стерлись. На венецианских фресках Вашей поры святая дева и младенец Иисус скоро станут безликими.
Едкий воздух, которого не переносят иероглифы Египта и мадонны Ренессанса, наполняет наши легкие. Выхлопные трубы автомашин мы расположили так, что они извергают отработанные газы на уровне лиц наших детишек.
Облака газа, тучи частиц, которыми мы насыщаем воздух, создают завесу между нами и Солнцем. За короткое время по обе стороны Северной Атлантики прибавилось облачности; подчас она образует сплошную пелену. В стране на крайнем востоке, что поместила Солнце на свой флаг в знак древнего солнцепоклонничества, светило все чаще скрывается от взора. Климат, который считался локальным для больших городов, распространяется все шире над сушей и над морем. Высоко-высоко, в сухом разреженном воздухе стратосферы конденсационные следы от сверхзвуковых самолетов могут держаться годами.
Завеса вокруг нас сгущается. Кое-кто считает, что яркость солнечного света на нашей планете уже понизилась. Кое-кто предсказывает, что к концу столетия, если уже не в восьмидесятых годах, мы в последний раз увидим ясное солнце.
Метеорологи и исследователи атмосферы убеждены, что мы нарушаем зыбкое равновесие воздушного океана. Они опасаются, что мы по невежеству и неосторожности вызовем необратимые изменения климата. Нет лишь единого мнения, какими будут последствия. Одни полагают, что все более плотный слой частиц на пути солнечного света способен скоро, может быть через несколько десятков лет, привести к новому ледниковому периоду. Большинство же склоняется к выводу, что возросшее производство тепла повысит температуру воздуха настолько, что растает нынешний ледниковый покров.
Всякое проявление энергии сопровождается теплоотдачей. Тепло — тоже вид загрязнения, притом особенно настойчивого и оттого, возможно, особенно опасного.
Когда мы сожжем запасы ископаемого топлива, в короткий срок в атмосферу будут выпущены миллионы лет солнечного света и тем самым огромное количество тепла, поглощаемого водными парами и пеленой частиц. Подсчитано, что к концу столетия отдача тепла с поверхности планеты достигнет одной пятой поступающей солнечной энергии. Видимо, некоторые индустриальные районы смогут конкурировать с Солнцем как источником энергии.
Если от ископаемого топлива перейти к энергии, которую мы освобождаем, расщепляя атомы, теплоотдача будет еще больше, причем контроль за складами ядовитых отходов ложится на плечи наших потомков до двадцатого, тридцатого колена. Многие уповают на пришествие спасителя, чье имя — бридер (реактор-размножитель). Ему надлежит десятикратно продлить долговечность наших запасов урана; при обычной методике они были бы истощены лет за сто. Другими словами, этот реактор обеспечит нам тысячелетнее царство атомной энергии. Однако непорочного зачатия в этом случае не будет. Атомные отходы не перестанут быть ядовитыми. К тому же, как подсчитал один исследователь, чтобы все страны возвысить до западного уровня жизни, понадобится 24 тысячи гигантских ядерных реакторов, для охлаждения которых не хватит всей воды наших рек и озер, и в окрестности выбрасывалось бы колоссальное количество тепла.
