Александр Пушкин - Переписка 1815-1825
прочти всю эту хваленую тираду и удостоверишься, что Расин понятия не имел об создании трагического лица. Сравни его с [монологом] речью молодого любовника Паризины [134] Байроновой, увидишь разницу умов. А Терамен аббат и сводник — Vous-même où seriez vous etc… [135] — вот глубина глупости! С Рылеевым мирюсь — Войнаровской полон жизни. Что Кюхля? Дельвигу буду писать, но, естьли не успею, скажи ему, чтоб он взял у Тургенева Олега вещего и напечатал. Может бытья пришлю ему отрывки из Онегина; это лучшее [136] мое произведение. Не верь Н. Раевскому, который бранит его — он ожидал от меня романтизма, нашел сатиру и цинизм и порядочно не расчухал.
77. А. А. Бестужеву. 8 февраля 1824 г. Одесса.Ты не получил видно письма моего. Не стану повторять то, чего довольно и на один раз. О твоей повести в П.[олярной] Зв[езде] скажу, что она не в пример лучше (т. е. занимательнее) тех, которые были напечатаны в прошлом годе et c'est beaucoup dire [137]. Корнилович славный малой и много обещает — но зачем пишет он для снисходительного внимания мил.[ocтивoй] госуд.[арыни] NN. и ожидает ободрительной улыбки прекрасного пола для продолжения любопытных своих трудов? Всё это старо, ненужно и слишком уже пахнет Шаликовскою невинностию. Булгарин говорит, что Н. Бестужев отличается новостию мыслей. Можно бы с большим уважением употреблять слово мысли. Арабская сказка прелесть; советую тебе держать за ворот этого Сенковского. Между поэтами не вижу Гнедича, это досадно; нет и Языкова — и его жаль; (похабный) [138] мадригал А. Родзянки можно бы оставить покойному Нахимову; вчера — люблю и мыслю поместят современем в грамматику для примера бессмыслицы. Плетнева Родина хороша, Баратынской — чудо — мои пиэсы плохи: вот тебе и всё о Полярной.
Радуюсь, что мой Фонтан шумит. Недостаток плана не моя вина. Я суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины
Aux douces loix des vers je pliais les accents
De sa bouche aimable et naïve. [139]
Впроччем я писал его единственно для себя, а печатаю потому что деньги были нужны.
3 пункт и самый нужный с эпиграфом без церемонии: ты требуешь от меня десятка пиэс, как будто у меня их сотни. Едва ли наберу их и пяток, да и то не забудь моих отношений с цензурой. Даром у тебя брать денег не стану; к тому же я обещал Кюхельбекеру, которому верно мои стихи нужнее, нежели тебе. Об [140] моей поэме нечего и думать — если когданибудь она и будет напечатана, то верно не в Москве и не в Петербурге. Прощай, поклон Рылееву, обними Дельвига, брата и братью.
8 февр. 1824.
Адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Ивановичу Гречу. В С-Петербург. В газетной Экспедиции Пр.[ошу] дост.[авить] г[осподи]ну Бестужеву.
78. П. А. Вяземскому. 8 марта 1824 г. Одесса.От всего сердца благодарю тебя, милый Европеец, за неожиданное послание или посылку. Начинаю почитать наших книгопродавцев и думать, что ремесло наше право не хуже другого. Одно меня затрудняет, ты продал всё издание за 3000 р., [141] а сколько ж стоило тебе его напечатать? Ты всё — таки даришь меня, бессовестный! Ради Христа, вычти из остальных денег, что тебе следует, да пришли их сюда. Расти им не за чем. А у меня им не залежаться, хоть я право не мот. Уплачу старые долги и засяду за новую поэму. Благо я не принадлежу к нашим писателям 18-го века: я пишу для себя, а печатаю для денег, а ничуть для улыбки прекрасного пола.
Жду с нетерпением моего Фонтана, т. е. твоего предисловия. Недавно прочел я твои давишние замечания на Булг.[арина], это лучшая из твоих полемических статей. Жизни Дмитриева еще не видал. Но, милый, грех тебе унижать нашего Крылова. Твое мнение должно быть законом в нашей словесности, а ты по непростительному пристрастию судишь вопреки своей совести и покровительствуешь чорт знает кому. И что такое Дмитриев? Все его басни не стоят одной хорошей басни Крылова; все его сатиры одного из твоих посланий, а всё проччее первого стихотворения Жуковского. Ты его когда-то назвал Le poëte de notre civilisation [142]. Быть так, хороша наша civilisation![143]
Твое поручение отыскать тебе дом обрадовало меня несказанно. Дело не к спеху, однако изволь изъяснить мне потолковее, что такое в начале лета и не дорого. Лев Нарышкин, с которым я уж об этом говорил, уезжает в чужие края в начале лета. Он нанимает здесь дом за 500 р. в месяц, и [144] дачу не очень помню за сколько. Я бы советовал тебе для детей нанять дачу, потому что в городе пыль несносна. Буду еще хлопотать; впроччем твоего слишком дорого не понимаю; ты деньги всё ведь истратишь, если не на то, так на другое. Жду ответа. С. Волконского здесь еще нет.
8 марта
1824
Одесса
Адрес: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому. В Москве в Чернышевском переулке, в собственном доме
79. И. H. Инзову (?) Около 8 марта 1824 г. Одесса. (Черновое)Je vous envoie, Général, les 360 roubles que je vous dois depuis si longtemps; veuillez recevoir mes sincères remerciements, quant aux excuses, je n'ai pas le courage de vous en faire. Je suis confus et humilié de n'avoir pu jusqu'à présent vous payer cette dette — le fait est que je crevais de misère.
Agréez, Général, les assurances de mon profond respect. [145]
80. Л. С. Пушкину. 1 апреля 1824 г. Одесса.Вот что пишет ко мне Вяземской:
"В Благон.[амеренном] читал я, что в каком-то ученом обществе читали твой Фонтан еще до напечатания. На что это похоже? И в П.[етер]Б.[урге] ходят тысяча списков с него — кто ж после будет покупать; я на совести греха не имею и проч."
Ни я. Но мне скажут: а какое тебе дело? ведь ты взял свои 3000 р. — а там хоть трава не расти. — Всё так, но жаль, если книгопродавцы, в первый раз поступившие по-европейски, обдернутся и останутся в накладе — да вперед невозможно и мне будет продавать себя с барышом. Таким образом обязан я за всё про всё — друзьям моей славы — чорт их возьми и с нею; тут смотри как бы с голоду не околеть, а они кричат слава! Видишь, душа моя, мне на всех вас досадно; требую от тебя одного: напиши мне, как Фонтан расходится — или запишусь в гр.[афы] Хвостовы и сам раскуплю половину издания. Что это со мною делают журналисты! Булгарин хуже Воейкова — как можно печатать партикулярные письма — мало ли что мне приходит на ум в дружеской переписке — а им бы всё и печатать. Это разбой; решено: прерываю со всеми переписку — не хочу с ними иметь ничего общего. А они, глупо ругай или глупо хвали меня — мне всё равно — их не в грош не ставлю — а публику почитаю на ровне с книгопродавцами — пусть покупают и врут, что хотят.
1 апреля
1824.
Письмо это доставит тебе Синявин, адьют.[ант] гр.[афа] Воронцова, славнейший малой, мой приятель; он доставит тебе обо мне все сведения, которых только пожелаешь. Мне сказывали, что ты будто собираешься ко мне; куда тебе! Разве на казенный счет да в сопровождении жандарма. Пиши мне. Ни ты, ни отец ни словечка не отвечаете мне на мои элегические отрывки — денег не шлете — а подрываете мой книжный торг. Куда хорошо.
Адрес: Льву Сергеевичу Пушкину. У Обуховского мосту, в доме Полторацкого.
81. П. А. Вяземскому. Начало апреля 1824 г. Одесса.Сей час возвратился из Кишенева и нахожу письма, посылки и Бахчисарай. Не знаю, как тебя благодарить; Разговор прелесть, как мысли, так и блистательный образ их выражения. Суждения неоспоримы. Слог твой чудесно шагнул вперед. Недавно прочел я и жизнь Дмитриева; всё, что в ней рассуждение — прекрасно. Но эта статья tour de force et affaire de parti.[146] Читая твои критические сочинения и письма, я и сам собрался с мыслями и думаю на днях написать кое-что о нашей бедной словесности, о влиянии Ломоносова, Карамзина, Дмитриева и Жуковского. Авось и тисну; тогда du choc des opinions jaillira de l'argent.[147] Знаешь ли что? твой Разговор более писан для Европы, чем для Руси. Ты прав [148] в отношении романтической поэзии. Но старая [--] классическая, на которую ты нападаешь, полно существует ли у нас? это еще вопрос. — Повторяю тебе перед эвангелием и святым причастием — что Дмитриев, не смотря на всё старое свое влияние, не имеет, не должен иметь более весу, чем Херасков или дядя В.[асилий] Львович. Разве он один представляет в себе классическую нашу словесность, как Мордвинов заключает в себе одном всю русскую опозицию? и чем он классик? где его трагедии, поэмы дидактические или эпические? разве классик в посланиях к Севериной да в эпиграммах, переведенных из Гишара? — Мнения Вест.[ника] Евр.[опы] не можно почитать за мнения, на Благ.[онамеренного] сердиться невозможно. Где же враги романтической поэзии? где столпы классические? Обо всем этом поговорим на досуге. Теперь поговорим о деле, т. е. о деньгах. Слёнин предлагает мне за Онегина, сколько я хочу. Какова Русь, да она в самом деле в Европе — а я думал, что это ошибка географов. Дело стало за цензурой, а я не шучу, потому что дело идет о будущей судьбе моей, о независимости — мне необходимой. Чтоб напечатать Онегина, я в состоянии — т. е. или рыбку съесть, или на [-] сесть. Дамы принимают эту пословицу в обратном смысле. Как бы то ни было, готов хоть в петл ю. Кюхельбекеру, Матюшкину, Верстовскому усердный мой поклон, буду немедленно им отвечать. Брата я пожурил за рукописную известность Бахчисарая. Каков Булгарин и вся братья. Это не соловьи-разбойники, а грачи-разбойники. Прости, душа — да пришли мне денег.