Джонатан Литтелл - Чечня. Год третий
Само собой разумеется, за подобной «победой» даже в такой стране, как Россия, где особенно не интересуются общественным мнением, должны были последовать зримые результаты – ее следовало бы доказать, например, снижением уровня насилия. Но ведь происходит как раз противоположное: после отмены КТО чеченские повстанцы-исламисты вновь проявляют относительную активность, и с начала лета ни одной недели не проходит без покушений и вылазок, без того, чтобы федералы или милиция Рамзана не несли потери. Мы еще дойдем до того, что ситуация намного хуже в соседних республиках – в Дагестане и Ингушетии, – однако в Чечне она впервые за несколько лет производит впечатление ускользающей от контроля властей. Руководитель «Мемориала» Олег Орлов говорил мне, еще до убийства Натальи Эстемировой, что он думает, что увеличение количества исчезновений людей в этом году непосредственно связано с неспособностью Кадырова одержать «окончательную» победу или хотя бы сдержать поток молодежи, вступающей в ряды повстанцев; последовавшие события только подтверждают его анализ. Ибо очевидно, что, несмотря на усилия, предпринятые Рамзаном и его режимом; несмотря на должности начальников райотделов милиции, розданные бывшим полевым командирам, и на поощрение квазитрадиционного ислама, молодежь продолжает «уходить в лес». Для Майрбека Вачагаева это логично: «Молодежь видит, что суфийские вирды находятся под сапогом власти. Они не идиоты. И как раз это толкает их в объятия ваххабитов». Как объяснял мне в Москве Олег Орлов: «Я совершенно не идеализирую традиционное чеченское общество. Но в традиционном чеченском обществе всегда существовала система сдержек и противовесов… А сейчас есть одна сила. И против этой силы никакие старейшины, советы старейшин, тейповые, клановые связи не действуют… Когда условно кадыровский человек похищает девушку, какие там сдержки и противовесы? Он ее сделает второй, третьей женой и т. д. Этот тоталитаризм вызывает у части общества отторжение, несогласие и как один из вариантов протеста – а других почти нет – уход к боевикам». Количественные параметры этого явления назвать нельзя, их трудно даже очертить; согласно незначительной доступной информации, возникает впечатление, что сопротивление остается относительно локализованным, что оно охватывает прежде всего несколько деревень вокруг Ведено, этого исторического центра чеченского бунта. Но не только бедные деревни проявляют недовольство Рамзаном. Несколько источников – в Москве, как и в Грозном, – подтвердили мне, что в апреле 2008-го. Кадыров едва ускользнул от покушения, организованного молодежью в его родовом селении Центорой. Дело не получило огласки, и подробности остаются смутными – заговорщики воспользовались свадьбой, чтобы получить доступ к цели (в Центорое все друг друга знают, и все жители, не слишком достойные доверия, изгнаны оттуда уже давно, однако на свадьбы или похороны еще приглашают гостей из других мест), но все источники подтверждают, что одним из ответственных за покушение является сын представителя рамзановской номенклатуры, одного из руководителей районных администраций по фамилии Баймурадов. «Золотая молодежь» – называет их журналистка из «Новой газеты». Ходят слухи и о другой, серьезной попытке покушения, которая имела место этим летом, в самом Грозном. Можно понять, почему Рамзан тревожится и все время выступает с агрессивными заявлениями. Однако же с официальной точки зрения проблема не должна была бы существовать: ведь в мартовских выступлениях, добиваясь отмены режима КТО, Рамзан утверждал, что осталось не больше нескольких десятков повстанцев, и те – в горах. Федералы, само собой разумеется, отрицают эти цифры. Отмена КТО, которой предстояло повлечь за собой значительное снижение доходов для военных, хотя бы за счет отмены денежных надбавок, как ни парадоксально, вызвала то, что Александр Черкасов весной назвал военной гласностью: «Теперь они каждый день выступают по телевидению, говоря и показывая все, что они отрицали еще несколько недель назад». У меня был в Грозном довольно забавный пример на эту тему. Я брал интервью у пресс-атташе федералов, офицера внутренних войск МВД, расквартированных в Ханкале, на крупнейшей российской базе в Чечне. В мой диктофон он повторил официальную линию, согласно которой еще действуют в горах более 500 боевиков, и не поведал ничего, кроме того, что можно прочесть в газетах. Но на следующий день я получил от него письмо, и он просил срочно ему позвонить, а по телефону сообщил, что хочет со мной встретиться. Мы назначили встречу в кафе у «трех дураков», того, где я встречался с бывшими боевиками: он пришел, поглядывая то направо, то налево, как бы для того, чтобы удостовериться, что за мной не следят. «Чечня находится в информационной блокаде, – тут же прошептал мне он, – но вы должны знать правду». Кадыров лжет: ситуация на самом деле очень сложна, исламистские группы вновь проявляют активность и располагают целой сетью связей и друзей, которые им помогают и поддерживают их. «Боевики – это лишь надводная часть айсберга; нам потребуются еще годы, чтобы окончательно с ними справиться». «Это не сенсация», – очень хотелось сказать мне ему; в то же время сам факт этого поступка заинтриговал меня; мне казалось малоправдоподобным, чтобы офицер действовал по собственной инициативе, и я подумал, что если федералам необходимы столь жалкие утечки информации в иностранную прессу, то причина в том, что и на самом деле их положение в Чечне стало трудным. Но мне показалось, что утверждения офицера действительно отражают реальное мнение кадров армии и МВД: «Федеральное правительство играет на руку Кадырову, – объяснил мне офицер. – Если оно будет давать верную информацию, то дискредитирует себя из-за отмены КТО. Само собой разумеется, Рамзан хочет быть единственной властью в Чечне. Здесь уже полудиктатура, но если мы отсюда уйдем, то это будет настоящая диктатура». Недавние взрывы бомб в Грозном, заверил меня он, вовсе не случайно рвущиеся склады боеприпасов (как утверждают чеченские силовики), а очень профессионально, на иракском уровне сделанные дистанционные устройства. Как и все, я сомневался, что эти взрывы, которые последовали сразу же за отменой КТО и результат которых – один погибший и несколько раненых, среди них – российский комендант Грозного. Я скорее склонен был видеть здесь провокацию самих федералов, но, может быть, с моей стороны, это был всего лишь недоброжелательный рефлекс человека, проведшего слишком много времени в России, в стране, которая может вызвать острую паранойю у чрезмерно доверчивых; и действительно, через несколько дней после моего отъезда неизвестный подорвал себя перед входом в МВД Чечни, убив несколько милиционеров и одного штатского, и мне трудно поверить, что федералы способны использовать в своих интересах бомбиста-самоубийцу. Кроме того, у исламских боевиков, по словам встречавшегося со мной офицера, такой же интерес «доказать, что отмена КТО – это профанация их дела, и они совершают преступления, вызывающие резонанс». Необходимо также принимать во внимание слухи о тайном «запрете» убивать Доку Умарова, лидера чеченских исламистов, а также убеждение, высказываемое многочисленными бывшими бойцами сопротивления: они – например, Закаев – много раз говорили мне, что эмират представляет собой бизнес-проект российских спецслужб, что ФСБ манипулирует Доку Умаровым и что ФСБ как минимум оставляет свободу маневра исламскому сопротивлению в качестве противовеса Рамзану. Как бы там ни было, цели повстанцев и федералов совпадают далеко не в первый раз.
И все-таки значение конфликта между Кадыровым и федералами из-за отмены КТО не надо переоценивать. Как объяснил мне Вадим Речкалов, военный корреспондент «Московского комсомольца», близкий к военным журналист, проведший несколько лет на Кавказе, «немногие офицеры любят Чечню до такой степени, чтобы быть готовыми погибнуть за нее. Большинство в глубине души довольны, что им уже не приходится воевать и что всем занимается Кадыров. Конечно, они потеряли влияние, да и деньги: все забрал Рамзан. Но они уже не рискуют жизнью». Как бы там ни было, у военных масса гораздо более серьезных проблем – например, жуткая коррупция, которая подтачивает вооруженные силы и с трудом позволяет выживать офицерам среднего ранга, или же новые реформы, которые должны обречь на безработицу десятки тысяч военных, без какой бы то ни было реальной помощи со стороны государства. Что же касается служб безопасности, то ситуация не должна внушать энтузиазма, но у них немного выбора; сейчас не 1990-е, и отделы ФСБ после прихода Путина к власти уже не должны, как прежде, вести свою мелкую, не публичную политику. Российские спецслужбы остаются активными за рубежом, что доказывается убийством в Стамбуле осенью прошлого года троих чеченцев, близких к Доку Умарову, среди них – один из главных его сборщиков средств; согласно российском журналисту Андрею Солдатову, возглавляющему превосходный веб-сайт agentura.ru, посвященный органам безопасности его страны, спецслужбы время от времени продолжают отправлять в Чечню даже небольшие группы киллеров, чтобы проводить адресную ликвидацию в кадыровском тылу, но у них больше нет ни непосредственного влияния в Чечне, «ни хотя бы малейшего реального знакомства с ситуацией». Это парадоксальное положение вещей возникло в первую очередь из-за того, что Кадыров прибрал к рукам ОРБ-2, главную федеральную структуру, занимающуюся допросами: когда после продолжавшегося год конфликта, который его пропаганда досконально эксплуатировала, Кадырову наконец удалось взять под контроль тюрьму и поставить во главе ее одного из своих приближенных, Кадыров окончательно завладел монополией на human intelligence [48] , как говорят американцы, на непосредственную добычу разведданных, получаемых иногда через информаторов, иногда через ренегатов, иногда под пытками.
