Сергей Кремлёв - Русская Америка: Открыть и продать!
Что ж, его, похоже, приглашали действительно «специально», но с целями не то что далекими от интересов России, но прямо противоположными им. У Биллингса, между прочим, и секретарь был англичанин — Соур (Зауер), позднее издавший свои записки в Лондоне.
Возможно, не случайно и не по своей инициативе оказался в России и еще один соплаватель Кука по его северному походу — Джемс Тревенен…
Уже после отправки к Тихому океану Биллингса Тревенен в феврале 1787 года обращается к тому же лондонскому графу Воронцову с проектом снаряжения трех кораблей с товарами, «имеющими спрос у населения Америки»… Корабли должны были обогнуть мыс Горн, войти в Тихий океан, расторговаться на островах и побережье к северу от Калифорнии, а приобретенную пушнину перевезти на Камчатку для последующей продажи в Китае и даже, может быть, в Японии…
Непонятного тут было немало. Например, пушнину мы и так имели в достатке. Конечно, лишняя не помешала бы, однако зачем ее везти вначале на Камчатку, а не сразу в Кантон? И о какой Японии могла быть тогда речь? Япония тогда была наглухо самоизолирована, о чем я немного скажу в следующей главе в связи с неудавшимся посольством Резанова, а более подробно — еще позднее.
Но Воронцов проект поддержал, он дошел до царицы, и та его одобрила, распорядившись пригласить автора на русскую службу. В предложении Тревенена Екатерина явно увидела подкрепление подготовляемой первой русской кругосветной экспедиции капитана 1 ранга Муловского.
А вот что видели в этом проекте лондонские лорды — знали лишь они да, возможно, Воронцов.
Но вышло не по-лондонски… Когда Тревенен прибыл в Россию, все отставилось из-за Русско-шведской войны. Тревенену пришлось не торговать, а воевать со шведами и погибнуть за Россию под Выборгом.
Чего он хотел — не знаю, но знаю, чем он кончил… И поэтому — честь его ратным трудам и светлая память ему за славную кончину…
МНЕ ЖЕ ОСТАЕТСЯ рассказать тут еще и о несостоявшейся экспедиции Григория Ивановича Муловского.
У поэта Феликса Чуева есть отличное стихотворение об Анатолии Васильевиче Ляпидевском, «у которого Звездочка номер один», со строками:
И когда за него прозвенели стаканы,
«Каюсь, хлопцы, — сказал он, вздохнув тяжело, —
Самым первым Героем был Федя Куканов,
Быть бы должен… Не стал… Просто не повезло,
Валька Чкалов, Байдук — имена-то какие!
А о самых о первых — что знаем о них»…
Это — о советском полярном летчике 20-х годов Федоре Куканове, но это же — и о Григории Муловском, отважном и образованном русском моряке…
Все мы заслуженно знаем первого русского кругосветчика Ивана Федоровича Крузенштерна, но лишь стечение обстоятельств (хотя оно ли одно?) не позволило носить славное звание первопроходца Григорию Ивановичу…
Это он еще в 1781 году, будучи лейтенантом и генеральс-адьютантом вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа Ивана Григорьевича Чернышева, был назначен Чернышевым командиром корабля, снаряженного за счет графа в кругосветное путешествие. Но тот корабль так в него и не отправился…
Это на «Мстиславе» Муловского служил будущий соратник Крузенштерна украинец Лисянский.
И на «Мстиславе» же служил и воевал сам Крузенштерн, от Муловского узнавший о сорвавшихся планах обойти, наконец, и русским вокруг «шарика»…
Да и не просто так обойти, а в интересах Русской Америки.
Да и в каких интересах!
С какими задачами и целями!
Эх, каким первым русским кругосветчиком — и по праву — должен был стать капитан Муловский!
Ему ведь предстояло не более и не менее, как совершить дело, по своему потенциалу огромное… Еще более значительное, чем то, какое должен был совершить и какое сорвал Биллингс!
Я тут, уважаемый читатель, и сам озадачен, но сообщаю, что факт остается фактом: вроде бы осторожничающая в тихоокеанских делах Екатерина 22 декабря 1786 года издала важнейший в потенциале указ об отправке кораблей из Балтийского моря в Тихий океан. А 2 января 1787 года вышло и конкретное предписание снарядить эскадру капитана 1 ранга Муловского — два фрегата и два вооруженных шлюпа.
Григорий Иванович был выбран за образованность, разносторонность знаний (владел, к слову, четырьмя языками) и за морской опыт, делавший его одним из лучших русских моряков.
И ему ставилась грандиозная задача — закрепить права России на земли, открытые русскими в Тихом океане. А проект экспедиции основывался на проекте… Шелихова, составленном по совету Сарычева.
Непростые, знать, «штормы» качали русский государственный корабль на канцелярских петербургских просторах, и его бросало то вверх, то вниз…
Была разработана инструкция из 27 пунктов. Экспедиция, в частности, должна была пройти между 40 и 50 градусом северной широты до залива Нутка на острове Ванкувер (тогда еще, впрочем, так не называвшемся), проверить, нет ли там чьих поселений (а их там не было) и все земли до Аляски «формально взять во владение»…
В поход предполагалось назначить фрегаты «Холмогоры», «Соловки» и шлюпы «Турухан» и «Сокол».
Испанский посол в России Нормандес сообщал в феврале 1787 года в Мадрид и большее! Императрица была намерена провозгласить свой суверенитет над частью Американского континента от побережья, лежащего напротив Камчатки, до Гудзонова залива (а это
фактически огромное внутреннее море на севере континента!) и горы Святого Ильи в середине залива Аляска. И это — кроме того, что уже осваивалось русскими к северу от горы Ильи — то есть Алеутских островов, островов Берингова моря и непосредственно Аляски!
Затем Екатерина предполагала объявить европейским державам, что задача Муловского — не только закрепить права русских, но и защитить их при необходимости вооруженной силой.
И тогда это была не просто фраза!
Россия тогда была отнюдь не слаба как в военном, так и в экономическом и промышленном отношении. У академика Евгения Викторовича Тарле (безусловного умницы, хотя историка и неоднозначного) есть ранняя работа 1910 года с выразительным названием «Была ли екатерининская Россия отсталою страною?», в котором, собственно, уже и содержался ответ — «НЕТ!».
Такая вот важная деталь: положительный баланс нашей внешней торговли составлял не менее 5 миллионов рублей (а может, и в три-четыре раза большую сумму). Так что было чем наше право весомо подкрепить. И свинец был, и золото!
Но тут вновь подгадила «англичанка»… Лондону становились поперек горла и новый торговый русско-французский договор 1786 года, и русские успехи на Юге, и русские планы в Америке… Лондон и спровоцировал на новую войну с нами Турцию, а затем — и Швецию. Не по-скандинавскому сумасбродный шведский король Густав III вознамерился вернуть утраченные при Петре земли и даже овладеть Петербургом (!).
Не только Тревенену, но и Муловскому пришлось воевать. Указом императрицы от 28 октября 1787 года экспедиция была отменена, Муловский на «Мстиславе» начал боевую кампанию, участвовал в 1788 году в сражении у Гогланда, а 17 июля 1789 года в сражении у острова Эланд (у южных берегов Швеции) погиб в чине капитана-бригадира.
Через год война закончилась Верельским миром, по которому русские и шведы остались «при своих»… В явном выигрыше оказалась лишь Англия. И, хотя ее недоброжелательство к России было очевидным, негласные ее позиции в Петербурге укреплялись…
Не поэтому ли в том числе запущенность дел все более поощрялась, а люди дела задвигались в дальний угол?
Не потому ли Биллингса ценили выше Сарычева, а эпигонские прожекты Тревенена подавались императрице так, что они ставились выше оригинальных проектов Шелихова?
Екатерина старела, запустение нарастало…
Что-то могло изменить новое царствование нового императора Павла, начавшееся 6 ноября 1796 года…
ОДНАКО Шелихов умер в 1795 году, еще до воцарения Павла. И умер молодым — сорока восьми лет, в Иркутске, скоропостижно.
И вот что интересно, уважаемый мой читатель!
Тот же барон Штейнгель (декабрист) сибирско-дальневосточную ситуацию знал прекрасно уже в силу того, что немало в тех краях послужил, с 1802 по 1806 год командовал в Охотском море транспортом «Святой Иоанн Богослов», сделал две навигации.
Еще в 1812 году — задолго до Невельского, Владимир Иванович, как он позднее вспоминал, «имел возможность сообщить адмиралу Мордвинову свою мысль о возможности разведать Амур, не подав повода китайцам к подозрению и неудовольствиям». Мордвинов признал эту мысль «удобоисполнимою», хотя претворилась она в дело лишь через тридцать с лишком лет.
Хорошо зная Сибирь и Дальний Восток, Штейнгель был хорошо знаком и с историей Шелихова, а также с многими близкими к нему людьми.
Так вот, от многолетнего сотрудника Григория Ивановича, занимавшегося его «американскими» делами в качестве правителя русских поселений Северо-Восточной компании (позднее — одного из директоров Российско-Американской компании), Евстратия Ивановича Деларова Штейнгель услыхал следующий, по его определению, «анекдот» (в то время этим словом обозначался, впрочем, вполне реальный рассказ о каком-то занятном событии)…