Газета Завтра Газета - Газета Завтра 915 (22 2011)
Борис Лизнёв -- Первый план
Когда я вижу нынешнюю "элиту", мне всегда вспоминается эпизод из середины 70-х годов прошлого века. То был период кульминации развитого социализма, СССР являлся второй сверхдержавой в мире. Я учился во ВГИКе. Студенческая община впитывала в себя всю мировую культуру, ни одна выставка, ни один концерт, спектакль или любое другое значимое культурное событие не могло избежать нашего внимания.
В то время книги, музеи, театр были пищей для души интеллигенции. Этим жили. Отправляясь в Ленинград, люди старались попасть в театр Товстоногова или Ленсовета. В Москве — непременно в театр Вахтангова, театр на Малой Бронной и, конечно же, в театр на Таганке.
Таганка — это символ времени. У нас, студентов, пропусков ещё не было, их нам начали давать лишь под конец учёбы. Поэтому попасть в Таганку можно было только с помощью билетов. А достать их было практически невозможно, ведь туда хотели попасть все. Иногда создавались очереди, в которых люди отмечались по месяцу, приезжая каждый день. И, отстояв этот месяц, они получали два заветных билета в театр на Таганке.
Я знал людей, которые по-настоящему жили театром. Один человек рассказал мне, что на спектакль "Антимиры" он ходил тридцать шесть раз. И каждый раз находил в нём что-то особенное. Тогда я ещё сомневался, что в спектакле можно увидеть что-то новое, посмотрев его в тридцать шестой раз. Потом ко мне пришло осознание, что это своеобразная литургия для интеллигента. Важно присутствие, связь с залом, с исполнителями, с духом, царящим в театре. И таких театралов было множество. Иногда они ночевали прямо на тротуаре у театра.
Билетных очередей, как правило, образовывалось несколько. Они начинали бороться друг с другом. Любопытно то, что в решающий момент побеждала всегда одна и та же группа неких деловых людей, проще говоря, спекулянтов, появлявшихся у касс в последний день перед спектаклем. Все они были очень похожи друг на друга, одеты в дублёнки, приезжали на "жигулях". Их очередь всегда получала приоритет. Сколько бы люди ни старались попасть в театр, это было практически невозможно.
Как-то раз я проходил мимо Таганской площади и увидел странную картину. Площадь заполнена народом, движение перекрыто, народ бурлит, что-то обсуждает. Происходило следующее: вход в театр был оцеплен примерно сотней студентов МГУ, только что приехавших из стройотряда. Они решили разобраться со сложившийся ситуацией, навести порядок. Отодвинув деловых людей и барыг, студенты требовали справедливого распределения билетов согласно очереди.
Я залюбовался этой картиной и подумал: вот это и есть та самая сила, наша армия, ведь они стояли в стройотрядовских штормовках — почти что в форме. Некая общность, которая борется за справедливость, которая должна победить и, как мне тогда показалось, побеждает.
Дальше стали происходить поразительные для меня вещи. Те, кто потерял свои привилегии в виде билетов, не опустили руки. Они не спеша объединились, выработали тактику, и через несколько минут началась какая-то странная молчаливая борьба. Несколько дублёночных барыг врезались в выстроенное студентами оцепление, хватали одного из студентов и выдирали его из строя. При этом обозначилось негласное правило: ни поножовщины, ни кулачного боя.
В первые мгновения казалось, что затеянное барыгами невозможно. Молодость и коллектив должны были победить, ведь за ними стояли наши идеалы. Но через пятнадцать-двадцать минут упитанные "лучшие люди страны": директора бань, магазинов — разметали оцепление студентов. Осталось пять спартанцев у самого входа, которые, по-видимому, решили стоять до конца. Тогда стоявшая рядом, наблюдающая за картиной и ухмыляющаяся милиция, поняв, чья взяла, посадила этих пятерых на воронок и увезла.
Надо было видеть потрясённые лица студентов, которые ходили по площади и не понимали, что произошло. А на деле восстановился прежний порядок вещей. Все билеты перешли к барыгам, ребят без крови разогнали, причём они даже сами до конца не осознали случившегося.
Тогда я подумал: так вот какая, оказывается, сила затаилась в обществе. Решительная, энергичная, она, по всей видимости, ждёт своего часа.
Глядя на сегодняшнюю "элиту", я понимаю, что в прошлом они не допускали потери даже такой ценности, как билеты в театр. А сейчас, когда они завладели не билетами в театр, не пропусками в бани и дефицитными товарами, а заводами, регионами, месторождениями, замками, я думаю, они ничего так просто не отдадут. И для того, чтобы это произошло, чтобы восторжествовала справедливость, предстоит долгая и упорная борьба.
Юрий Болдырев -- Нерыночная экономика
"Завтра". Юрий Юрьевич, сегодня общественное сознание наполнено катастрофикой, ожиданием чуть ли не конца света, по меньшей мере, конца нынешнего мироустройства, еще в большей степени — конца России. Чем вы объясняете присутствие таких энергий, которые подавляют общественное сознание?
Юрий Болдырев. Не хочется начинать разговор со слова "нет", с категоричности. Но, если честно, мне совсем не кажется, что общественное сознание наполнено катастрофикой. То есть реальной, зримой и наблюдаемой катастрофики, включая пожары, землетрясения и цунами, атомную катастрофу в Японии, разрушение всей прежней мировой финансово-экономической системы, а также карательные войны типа нынешней ливийской, плюс непосредственно у нас в России — обрушения мостов, балконов, домов, эпидемия наркомании, перестрелки даже в связи с мелкими ДТП, не говоря уже о типичной охоте на внедорожниках на автобусные остановки с людьми — этого всего фактически в жизни больше, нежели это занимает место в наших умах и душах. Конечно, всегда есть задумчивые люди, есть какие-то круги, ощущающие, видящие, предрекающие опасности, но в целом общественное сознание, мне кажется, наполнено другим. Скорее — безосновательным благодушием. Как говорится: "Как-нибудь пронесет".
То есть на уровне личного мироощущения и оценки перспектив среди своих знакомых я чаще сталкиваюсь с некоторым пессимизмом, ощущением ограниченности возможностей, зажатости в узких рамках. Причём зажатости либо объективной, связанной с тем, что все, что можно попытаться делать, кто-то в мире уже делает и весьма неплохо. Либо сугубо субъективной, связанной с жесткостью и алчностью кругов, находящихся в нашей государственной и экономической иерархии более высоко и не желающих никого подпускать к своей нише, более или менее честно конкурировать, вынужденно с кем-то чем-то делиться. Но этот сугубо личный пессимизм, как правило, не распространяется на вопрос о выживании страны и, тем более, всего человечества.
Подавленность же я вижу не в предвидении катастрофы, не в катастрофическом общественном сознании, а, напротив, в замкнутости каждого лишь в своем внутреннем мире и не способности выйти за его рамки. Личное, личная энергия может и бушевать, но в коллективную волю, в общественную энергию это пока, к сожалению, не превращается.
Повторю: не хочу вам перечить, но мне-то кажется, напротив, впору ставить вопрос о причинах отсутствия наблюдаемых и находящих свою реализацию энергий, которые будили бы именно коллективное сознание, ощущение общей опасности и готовность ей противостоять сообща.
"Завтра". В чем же причины этого?
Ю.Б. Один из возможных вариантов — продолжение действия влитого в нас и покорно выпитого нами яда абсолютной атомизации, отключения от общественного процесса и попытки выжить сугубо индивидуально, независимо от окружающих, а то и, более того, за их счет.
Ведь только вдумаемся: что такое нынешняя так упорно пропагандируемая и насильственно внедряемая "накопительная" пенсионная система, при условии, что якобы главная причина необходимости ее внедрения — прогноз, по которому к какому-нибудь 2050 году каждого пенсионера будут кормить только два, а то и полтора работника? Да, предположим, только два или полтора. И сколько они произведут масла и мяса, столько и будет. Так на что мы все тогда должны бы сейчас бросить все силы? На то, чтобы вместе развить экономику страны, повысить производительность труда, и чтобы к этому самому 2050 году масла и мяса в целом было больше, а значит, больше досталось бы и каждому пенсионеру? Или на то, чтобы каждый будущий пенсионер вывел из развития экономики и бросил на финансово-спекулятивный рынок свою долю, а дальше соревновался бы не столько в труде, сколько в успешности финансово-спекулятивных операций с плодами его прежнего труда, поручаемых специально созданной и насильственно поддерживаемой нашими деньгами группе, уж извините, паразитов? И все ради того, чтобы из будущего в общем остающегося скудным объема масла и мяса (раз эти деньги в свою экономику-то, в развитие целенаправленно не вкладываем) мне — более хитрому и изворотливому — досталось бы чуть побольше, а вам, предположим, в финансово-спекулятивных операциях менее удачливой, соответственно, чуть поменьше? И это — довольно-таки на самом деле низменная игра, да еще и, что называется, очевидно, "с нулевой суммой" (то есть не приумножающая общее, а лишь перераспределяющая неизменный объем) — игра, достойная народа, первым в мире отправившего человека в космос?
