И. Окстон - Всемирный следопыт, 1926 № 10
Это было двойная клетка, сделанная из бамбуковых шестов, вбитых в землю почти на метр. Никогда еще не приходилось мне видеть клетки в клетке. Между внутренним и наружным рядом кольев было расстояние приблизительно в пятнадцать сантиметров. Все сооружение имело не меньше двух с половиной метров в высоту, столько же в длину и больше метра в ширину. Шесты были вбиты на расстоянии не более пяти сантиметров один от другого и, что казалось мне особенно странным, были очень тщательно расположены один как раз против другого. Мне казалось, что они скорее должны были быть вбиты в шахматном порядке.
— Что сидело внутри этой двойной тюрьмы? — спросил я у Абдула Рахмана.
— Человек и собака, туан, — ответил он, — или же, в другие ночи, человек и козел; запах козла и его блеяние очень действительны.
Я начал понимать, в чем дело.
— Человек этот приходил сюда поохотиться? — спросил я.
— Да, туан, он приходил убивать.
Перед моими глазами мелькнула жуткая картина, вызванная этими словами Абдула Рахмана.
Человек приходит в эти джунгли перед самым закатом солнца. Он приводит с собою собаку или козла и приносит «кайянг» (матрац из сотканных пальмовых листьев) для спанья. Выдвинув кверху несколько кольев, свободно вбитых в землю, он входит в клетку и устраивается в ней вместе с приведенным животным на всю ночь, или пока их не потревожат.
Когда какой-нибудь голодный тигр почует их и подойдет ближе, собака залает или козел заблеет и разбудит человека, если он уснул. Человек станет наготове, держа в руке паранг — длинный, прямой, похожий на шашку нож, наточенный, как бритва, с деревянной рукояткой. Колья забиты друг против друга не случайно, а для того, чтобы можно было свободно действовать этим ножом.
Когда тигр, побуждаемый голодом, поднимется на задние лапы (что он непременно сделает) и упрется передними в шесты клетки, нож просунется в промежутках между кольями, проколет мягкий живот и одним взмахом вверх распорет его, — все внутренности вывалятся.
— Такая охота безопасна для охотника, — заметил Абдул, — собака его или козел тоже остаются невредимыми. — Через минуту он добавил: — Если, конечно, ни один дух или дьявол не повредит охотнику.
При помощи этой именно засады Тайе надеялся убить тигра. С несколькими из своих друзей, которые помогали ему нести бамбук и пеньку для обмотки свободных (на месте входа в клетку) шестов, он пустился в путь вскоре после полудня, когда впереди еще было несколько часов дневного света.
Когда все было приведено в порядок, Тайе вошел в клетку вместе с собакой, так как под рукой не оказалось козла. Молодой малаец разостлал в клетке свой мат из пальмовых листьев и обернул голову саронгом в защиту от москитов.
Утром приятели Тайе отправились за ним, помочь ему принести тигра.
Тайе и его приятели вернулись с пустыми руками и в очень унылом настроении духа. Собака тянула за веревку. Мой охотничий отряд встретил их, когда мы шли осматривать ямы и сети. На следующее утро мы также наткнулись на них, почти в том же месте и почти в то же время; они снова возвращались без добычи и были еще печальнее.
* * *
Пять ночей подряд ходил Тайе в свою клетку без всяких результатов. Наконец, Абдул Рахман пришел ко мне и попросил:
— Не приготовит ли туан хороших чар для Магомета Тайе, чтобы он мог положить их в клетку и привлечь тигра?
Это мне не особенно понравилось. У меня мелькнуло подозрение, что малайцы забрали в свои набитые всякими суевериями головы, что я наложил проклятье на клетку, не желая, чтобы помимо меня кто-нибудь мог убить зверя. Я довольно неохотно согласился пустить в ход «хорошие чары» для Тайе и поставил условием, чтобы он три ночи не подходил к клетке, чтобы вместо собаки он взял козу и чтобы вечером его сопровождало не больше двух приятелей, а утром пришло бы за ним не более трех.
Когда настала назначенная ночь, я одолжил Тайе свою серебряную цепочку от часов, которую начистил до яркого блеска. Я пояснил, что она принесет ему счастье и вселит в сердце мужество. После этого я стал с тревогой ожидать результатов его охоты.
Счастье, следовавшее за мной по всей Суматре, и на этот раз не покинуло меня. В первую же ночь моего «колдовства» Тайе убил тигра, хотя и не так блестяще, как он жаждал.
Тигр пришел поздно ночью, и коза заблеяла. Тайе приготовил свой паранг. Тигр обошел вокруг клетки, обнюхивая землю, затем поднялся на задние лапы, и Тайе нанес ему удар ножом. Тайе настаивал на том, что это был прекрасный удар, достаточно сильный, чтобы убить трех тигров, но животное «направило оба глаза на блестящий талисман, и талисман этот не дал ему умереть». Тайе сетовал, что «туан забыл сказать волшебному металлу, чтобы он не действовал в пользу тигра».
Тигр пришел поздно ночью. Коза заблеяла, и Тайе приготовил свой паранг.После этого последовали тяжелые часы для человека и для зверя. По крайней мере для белого человека эти часы были бы очень тяжелыми. Тигр с ревом упал на таком расстоянии от клетки, что Тайе не мог достать до него, чтобы прикончить, но не смел и выйти из клетки, так как думал, что тигр находится под охраной моего колдовства. Когда приятели Тайе пришли к нему утром, он все еще сидел в клетке, натянув саронг на уши, а тигр лежал вблизи клетки и страшно выл. Пришедшие сразу же убили его. Втроем они содрали со зверя шкуру и взяли драгоценные[13] внутренности. Я встретил их в ту самую минуту, как они пустились в обратный путь со своей добычей. До моей серебряной цепочки никто не осмелился дотронуться; мне пришлось пойти за ней самому.
* * *
Самым моим серьезным предприятием во время этой экспедиции было приготовление клинообразных ям для ловли носорогов и тапиров. Покатые бока в ямах устраиваются для предохранения ног животных, которые могли бы переломаться в прямоугольных ямах. Чтобы замаскировать эти большие ямы, требовалась ловкость, доходящая почти до настоящего искусства. Рядом с ямой изготовлялась решетка, сделанная из положенных крест-на-крест веток; эта решетка покрывалась влажной землей. Малайцы вырывали траву с корнем, сажали ее в эту землю и затем разбрасывали по ней листья. Когда все это сооружение становилось совершенно похожим на почву джунглей, на которой оно лежало, его поднимали и прикрывали им яму.
Идя на работу, мы всегда брали с собой козла и привязывали его с подветренной стороны, чтобы запах его заглушал страшный для зверя запах человека.
Целую неделю проработали мы над этими ямами, всегда выходя из компонга в восемь часов утра, когда роса уже совершенно просыхала… К одиннадцати часам мы уже усердно работали. Приблизительно в три часа мы пускались в обратный путь. Как только солнце заходило, наступал такой густой мрак, будто кто-нибудь внезапно опустил черный занавес, и джунгли становились местом, опасным для человека.
Кроме ям и висячих сетей, я ставил обыкновенные капканы для тигра и квадратные сети, а для ловли мелких зверей велел малайцам развесить свободно висящие сети с мелкими петлями таким образом, чтобы они частью лежали на земле.
Животные запутываются в подобные сети, а как только они в них попадают, им, повидимому, никогда не приходит в голову попятиться назад и, таким образом, высвободиться. Некоторым животным, впрочем, удается прогрызть себе путь через сеть.
Капканы, ямы и все разнородные сети были расположены по тропам, ведущим к водопою, и вокруг них. Все они находились в радиусе двух километров. Благодаря такой системе всю опасную для зверей зону можно было осмотреть в один день.
Массу хлопот доставили мне дикие свиньи и олени. Они катались в сетях, обматывались ими и разрывали петли. Исключая те случаи, когда они представляли собой редкие экземпляры, я их тут же убивал. Мне удалось поймать довольно много мышиных оленей — прелестных маленьких животных, высотою от двадцати до тридцати сантиметров. В этих краях их водилось множество. Ни у самцов, ни у самок нет рогов. В остальных отношениях они представляют собою точную копию больших оленей в миниатюре. Мясо их необычайно вкусно.
Мне попалось также четыре тапира. У одного из них был малютка, очень хорошенькое маленькое животное, которое неосведомленному наблюдателю показалось бы животным совершенно другой породы, чем его мать. У матери-тапира, принадлежавшей к малайской разновидности, известной под именем седлистых, голова, шея, ноги и бока были совершенно черные, только живот был белого цвета. Малютка был украшен шедшими вдоль тела коричневыми полосами с белыми пятнами в промежутках. Несмотря на крупный рост тапира (высота — почти полтора метра) у него, повидимому, нет никаких средств для защиты. При виде опасности тапир обычно только прячется или бежит.
