Лидия Чуковская - Борис Житков
Существенно отметить при этом, что смелая экспериментальная работа велась не в отрыве от классической русской литературы, а напротив: минуя приспособленческое ремесленничество средней руки, новая литература для домен черпала многое из сокровищницы классической русской литературы и народной поэзии. Так, стихотворная книжка для маленьких, появившаяся в те годы, оказалась гораздо ближе к народным стихам, чем к дамским самоделкам предреволю-ционной поры; повести о детстве - ближе к повестям Толстого и Помяловского, чем к "Запискам маленькой гимназистки".
На рассказах Житкова связь эта была особенно ясно видна: увлекательные, полные событий, они сохраняли верность русской классической традиции: приключения в них существовали не ради приключений, а как средство раскрытия богатой и напряженной внутренней жизни героев, средство характеристики времени, в которое происходили события.
За те 15 лет - с 1924 по 1938 год, - что Житков работал в литературе, им было создано более полусотни книг для детей. Увидев книгу с именем Житкова на обложке, читатель не сомневался, что его ожидает интересное чтение, но к кому обращена эта книга и куда она его поведет - заранее угадать не мог: будет ли это сказка про утенка, или история научного открытия, или рассказ о том, как в царское время подпольщики-матросы разоблачали предателя... "Борис Житков" - это, в сущности, целая библиотека, разнообразная и богатая. На ее полках найдет себе книгу по душе и тот, кто мечтает, когда вырастет, стать инженером, и тот, кто интересуется историей революционной борьбы, и тот, кого влекут к себе путешествия в дальние страны.
Разнообразие тем в книгах Житкова определялось широтой его интересов, жадностью к жизни, глубокими и разносторонними знаниями, которыми он обладал, и крупностью событий, которых он был участником и свидетелем. В еще большей степени это разнообразие в сочетании с необыкновенной интенсивностью творчества обусловлено крупностью задач, которые встали перед советской литературой для детей с первых же лет ее существования. "Человек должен быть показан ребенку прежде всего, как герой... - писал Горький, - как рыцарь духа, борец за правду, революционер и мученик идеи, как фантазер, влюбленный в свою мечту и оплодотворя-ющий ее своей фантазией, оживляющий силой воли своей... Дети должны быть с малых лет вооружаемы именно верой в человека и в великий смысл его творчества, - это сделает их крепкими духом, стойкими борцами". Трудности поставленной задачи соответствовал ее объем. "Детская литература в целом должна представлять собой разнообразную, сложную, всеохваты-вающую и в то же время единую систему, в которую уложится весь богатый опыт, накопленный человечеством", - писал С. Я. Маршак. И в другом месте, рассказывая о своих беседах с Горьким: "Алексей Максимович считал, что дети самой передовой на свете страны должны иметь четкое представление обо всем мире, о его прошлом и настоящем, а прежде всего должны знать свою Родину". Как известно, в 1933 году Горький через газеты обратился к пионерам и школьникам с вопросом о том, какие книги они знают и любят и чего ждут от нового издательства детской литературы. В статье "Дети отвечают Горькому" С. Я. Маршак писал: "Одна из самых распространенных тем формулируется очень коротко: всё".
Те 15 лет, что Борис Житков работал в литературе, он трудился с таким напряжением, с таким неустанным напором, что теперь, глядя на созданную им библиотеку, кажется, будто он перед собою одним поставил эту огромную задачу, формулируемую кратким и требовательным словом: всё. Всё объяснить, всё рассказать, всё растолковать подрастающему человеку; дать ему в дорогу с собой все, что может ему пригодиться в пути - и большое и малое: высокие понятия о храбрости, преданности, мужестве, чести; и умение сделать планер, и самому сделать кино в коробке; рассказать о том, как советские люди построили Волховстрой и завоевали Северный полюс; и что такое турбина, и как научились передавать телеграммы. За 15 лет работы в детской литературе Житков успел перепробовать все жанры, все виды книги для детей и изобрел и подсказал немало новых: он - один из создателей научно-художественного жанра; он затеял еженедельный журнал-картинку для ребят, еще не умеющих читать; он придумывал разные виды книжек-игрушек; он принимал участие в создании специального календаря для детей, в определении его задач и целей. Он постоянно затевал новые отделы в детских журналах - в "Пионере", "Чиже", "Еже", "Юном натуралисте". И постоянно пробовал себя в новых жанрах: то писал пьесу для ТЮЗа (1924), то работал над созданием игрового научного фильма (1933), то придумывал фильм "из китайских теней с музыкой" (1934), то подписи под картинками, то корреспонденции в газету. Несколько раз на его рабочем пути коротенькое слово "всё" возвращало его к мысли об энциклопедии, и кончил он тем, что написал энциклопедию для четырехлетних. Объем его знаний был такой, что он сам, собственной своей персоной, Борис Степанович Житков, представлял собою как бы обширную энциклопедию. "Он мог ответить на все вопросы о скрипке, кораблях, математике, - вспоминал редактор "Пионера", писатель Б. Ивантер, - о языках, литературе, оружии, живописи, привычках зверей, сопротивлении материалов, плавании, аэродинамике. С карандашом в руке он доказывал вам законы остойчивости корабля и "дальнобойности" скрипки, строил композиции обложки или иллюстраций и объяснял, почему горы не могут быть высотой в 50 километров".
Но хотя Борис Житков был человеком энциклопедических знаний и разнообразных умений и один мог бы заполнить любой номер журнала для детей, от первой страницы до последней, открыв его увлекательным рассказом о приключениях и подвигах храбрых моряков, затем изложив историю какого-нибудь научного открытия, потом рассказав сказку для маленьких, а потом вразумительно ответив на любые вопросы читателей, - в его творчестве ничего не было от отдела "Смесь", то есть от равнодушного и механического всезнайства иных умников, которые знают обо всем все, сыплют именами, названиями, датами и от чьих знаний никому ни тепло, ни холодно, потому что знания эти случайны, надерганы, ничем между собой не объединены и, если позволить себе воспользоваться словом Белинского, "не осердечены". Житков стремился передать читателю знания - о жизни ли, о технике ли, - не только хорошо усвоенные им самим, но и пережитые, перечувствованные; и передать их не в голом виде, а внеся в них мысль: о "преемственности труда поколений" и о том, "что такое хорошо и что такое плохо". Воплотить пережитое и перечувствованное он стремился с такой точностью изображения, чтобы и для читателя этот опыт равнялся воспоминанию. "Все дело в том, что ничего нет убедительнее личного опыта, - писал он в одном из писем 1927 года.Пожалуй, что он одни и убедителен. И вот, чтобы писание было убедительно, надо так сделать, чтобы оно равнялось личному опыту. Тогда и точка. Будет неоспоримо и неотвязно".
Но мало этого: Житков стремился к тому, чтобы воспринятый читателем опыт призывал к действию, к "борьбе и победе". В статье 1936 года говорится:
"...если он (читатель. - Л. Ч.) дочитал вашу книгу до конца, внимательно дочитал и отложил ее с благодарностью... нет! вы не сделали главного". Поставленную перед собой задачу Житков считал решенной только в том случае, если у читателя возникало "желание сейчас же ввязаться в... борьбу". Житков стремился к тому, чтобы ребенок, прочитавший книгу об изобретателе радио Попове, не только получил известный запас полезных сведений, но и сам захотел сделаться изобретателем; чтобы тот, кто прочитал рассказ об англичанах, угнетающих индусов и китайцев, не только возненавидел угнетателей, но и сам захотел принять участие в борьбе с ними; а тот, кто прочитал книгу о капитане, спасшем свое судно, сам захотел совершить подвиг.
Таков был скрытый, подспудный, "текущий под страницами", а иногда и высказываемый непосредственно, прямо пафос его книг для детей. Пафос литературной деятельности Житкова был тесно связан с его мыслями о детях, с тем, как он относился к ним. Общение с детьми было его постоянной потребностью. Воздействие своих рассказов на читателей он проверял посто-янно. Проверял зорко, по-своему. Конечно, "прений", которые предварительно организованы взрослыми, он не терпел. "Дойдет до степеней. Будет в облоно", - насмешливо писал он об одной тринадцатилетней девочке, которая однажды, во время хорошо подготовленных "прений", объясняла ему, в полном согласии с циркулярами Комиссии по детской литературе при Государственном ученом совете, что мальчик Яшка из рассказа "Пудя" "невоспитан-ный". Житков интересовался непосредственными впечатлениями обыкновенных, искренних и простосердечных советских детей. Он любил читать детям свои рассказы вслух и постоянно просил товарищей: "Пожалуйста, почитайте ребятам и заметьте, какие зрящие места", или: "пусть там в деревне почитает и напишет, как слушали". "Хорошо, что у Вас под боком неумолимая цензура в виде ребят, - писал он одному художнику 29 августа 1937 года. - Они... нашему брату спуску не дают и сразу же кроют: "Ну, да! А это у него" и т. д. И тут уж объясняться нечего. Но если молчат и глядят, либо слушают, выпучившись всем вниманьем, то этого впечатленья ничем потом не выкорчуешь. А потом шепотом скажут: "еще!"
