Александр Дугин - Новая формула Путина. Основы этической политики
В тот момент, когда ценой колоссальных усилий в 96-м году федеральные войска выбивают боевиков из Грозного, под давлением Березовского и олигархов Ельцин посылает генерала Лебедя (подкупленного им во время выборов тем, что он назначил его на пост председателя Совета безопасности Российской Федерации) на Хасавюртские переговоры для того, чтобы вернуть боевиков в Грозный. То есть на самом деле Ельцин «делает засечку», не сдает до конца, но он постоянно колеблется. И после кровавой бойни российских солдат и офицеров, которые гибли тысячами при штурме Грозного, после того, как мы все контролировали, он посылает туда Лебедя для того, чтобы заново пустить боевиков в Грозный. То есть сводит на «нет» все жертвы, все усилия, все тысячи и тысячи людей погибших, солдат, — одним махом, одной подписью отменяет.
После 96-го года Чечня, по сути дела, получает (как она считает) карт-бланш на то, что она выходит из состава Российской Федерации. Начинаются переговоры по оформлению этого процесса в юридическом ключе. Но до конца Ельцин все равно не доходит: не принимает ни Дудаева, ни Масхадова, не идет на то, чтобы окончательно принять решение (Дудаева к тому времени убивают) вопреки всему давлению мирового сообщества, которое требует от Ельцина выпустить Чечню (Ичкерию) из состава Российской Федерации.
Второй момент, «вторая засечка».
Ельцин назначает премьер-министром Примакова, который является представителем реализма в международных отношениях, является консерватором с точки зрения геополитики, и который проводит позицию, направленную на национальные интересы России. Очень показательно, что Примаков летит на переговоры в Вашингтон, узнает о начале бомбежек Белграда (в Сербии), разворачивается над Атлантикой и срывает важные международные переговоры. Этот символ реакции российской дипломатии примаковского толка на агрессию стран НАТО против дружественной нам Сербии очень важен. Козырев прилетел бы в Вашингтон, обнялся бы и поговорил бы о том, как быстрее сербов наказать за их неподчинение талассократическому центру. Примаков делает жест — это «вторая засечка». Его назначил на этот пост Ельцин. Соответственно, Ельцин знал, что он делает. Хотя он постоянно одергивает и унижает Примакова, тем не менее он его держит на посту премьер-министра — это серьезно. Уже начиная с того момента, как Примаков был министром иностранных дел, он начинает стратегию, которая направлена на укрепление позиции России.
И «третья засечка», уже решающая — это назначение преемником Путина. Причем, скорее всего, все ожидали, что Ельцин назначит преемником представителя своего клана (своей семьи), который будет продолжать его колеблющуюся, или атлантистскую линию, то есть какого-то ставленника олигархии. На этот пост рассматривается Степашин. Степашин (показательно для нас, с геополитической точки зрения важно) едет в Дагестан, будучи назначенным и. о. премьер-министра.
Беседует там с ваххабитами, возвращается и говорит: «Кавказ Россия потеряла», — грустно так, вытирая слезу.
Видимо, Ельцин смотрит, думает: «Да, вот этот преемничек, конечно, замечательный. Но если он, просто увидев двух-трех лысых бородатых джигитов, приезжает и говорит (не поборовшись): “Кавказ Россия потеряла”, — соответственно, этот слабоумный, слабовольный увалень в качестве преемника мне не подходит».
И вот каким-то совершенно непонятным образом, который будет принципиален для нашей геополитической истории, его взгляд в поисках преемника останавливается на Путине. И в этот момент начинается решающая схватка за судьбу России.
Освоившись после того Хасавюртского мира, который Ельцин предоставил чеченским террористам, отдав им назад Грозный, который мы с таким трудом взяли, по сути дела, дав им возможность отстроиться, собрать свои силы, получить западную поддержку. Вашингтон носится с ними, Бжезинский лично, так же как и «Аль-Каиду» с бен Ладеном в 70-е годы, поддерживает Басаева и других террористов. Они рассматриваются Вашингтоном как носители талассократии, как инструмент для взламывания России, и, соответственно, они начинают наступать.
• Происходит вторжение в Дагестан, где с опорой на ваххабитские, сепаратистские силы чеченские террористы рассчитывают отвлечь внимание и укрепить свое сепаратистское направление, прорвавшись в том числе и к Каспию, для того чтобы иметь выход в море.
• Устраивают взрывы для терроризирования мирного населения, рассчитывая на поддержку либералов и демократов, которые начнут во всех средствах массовой информации вопить, что надо срочно давать Чечне независимость, иначе они нас перестреляют, — взрывают дома в Москве. В результате гибнут дети, старики, женщины.
На что делается расчет?
Расчет на то, что, как и в предыдущих террористических актах (захват больницы Басаевым), Москва со слабоумным Ельциным, уже ничего не соображающим, в окружении олигархов, просто скажет: «Ну, раз так, раз вы так серьезно, давайте мир с вами заключим. Ладно, берите вашу независимость».
Сейчас мы понимаем, что со стороны чеченских сепаратистов было жесткое проявление. Но если бы мы поставили себя в тот период — их расчет был совершенно реалистичным: в Москве правили те силы, которые были, по сути, союзниками чеченских сепаратистов (в тот период, в конце 90-х годов, в 99-м году). И вообще они имели все основания ожидать той предсказуемой реакции, которую я описал. Россия говорит: «Ах так, вы так жестко, ну тогда берите вашу независимость, оставьте в покое наших людей, оставьте наши города. Мы будем здесь ходить в фитнес, будем есть гамбургеры, будем изучать либеральный маркетинг, переводить книги по западному менеджменту, как лучше себя продать, будем двигаться на Запад, а вас отгородим. Вы — дикие люди, берите, что хотите».
Очень жесткий расчет, но совершенно логичный. Чего не ожидают в данном случае ни Запад, ни сепаратистские силы?
Не ожидают фактора Путина, который становится с тех пор важнейшим геополитическим моментом. Они ожидают фактора Степашина. Раз Ельцин назначил Путина преемником, они думают: «Это будет такая вот слабоумная, невнятная олигархическая креатура. Которая, так или иначе, как бы она здесь ни выступала, обязательно пойдет в критический момент на поводу у этих сетей атлантизма и продолжит ельцинский и горбачевский курс на ликвидацию России как самостоятельного теллурократического образования».
И вот в конце 90-х годов (в 99-м году) мы стояли в шаге от этого. Практически это было уже предопределено. Многие военные, стратеги, патриоты опускали руки, говорили: «Ну, все. Они везде, пятая колонна захватила все: образование, культуру, экспертное сообщество. Экономические олигархи скупили все. Все принадлежит этим олигархическим (атлантистским) сетям».
Они сейчас сгруппированы на «Эхе Москвы». Раньше они были рассеяны по всей прессе, контролировали все: Березовский контролировал «Первый канал», Гусинский — НТВ, РТР тоже находился под их контролем. Все было в руках пятой колонны, откровенных атлантистов, западников и либералов.
И в этой ситуации появляется Путин, который теоретически, возможно, заключил договор с олигархией. Кто знает? Этого никто не знает. Тем не менее он становится руководителем страны. А дальше все начинает идти по некоторой непредсказуемой линии.
Путин говорит: «Нет. В ответ на взрывы домов и вторжение чеченцев в Дагестан последует другая реакция, нежели та, на которую рассчитывают террористы.
• Первое: мы поднимаем армию и бросаем ее на Чечню.
• Второе: мы поднимаем Дагестан, бросаем всех дагестанцев туда, к террористам.
• И мы начинаем чистку средств массовой информации и давление на олигархов».
Это новая программа, которая обозначается Путиным в 99-м году.
Поначалу думают, что это все — игра, потому что это настолько контрастирует с ельцинским курсом, что на самом деле не имеет шансов практически реализоваться. Дальше начинается шаг за шагом, с геополитической точки зрения, следующее: Вторая чеченская кампания.
Во-первых, Дагестан мобилизуется на то, чтобы отразить вторжение ваххабитов («басаевцев») из Чечни. Я встречался с одним руководителем спецслужб, который участвовал в этой кампании, он рассказывал такую поразительную вещь. Когда туда приезжал сам Путин в 99-м году, чтобы посмотреть на боевое состояние наших военных на Северном Кавказе, в частности, в Дагестане (тогда он был премьер-министром), на встречу с премьер-министром некоторые солдаты выходили в одном ботинке. Потому что другой ботинок либо какие-нибудь ишаки стащили, либо продали кому-то, либо просто потеряли. То есть состояние армии было просто хуже не придумаешь. Это было совершенно разложенное, коррумпированное, умственно неполноценное, недееспособное, состоящее из инвалидов формирование.
На этом фоне горцы-дагестанцы с винтовками, с местными жителями, со знанием территории представляли собой настоящую силу, которая выступила в тот период на стороне федеральной власти. Ну и постепенно ботинки нашлись, где-то перезарядили ружья, проданные патроны так или иначе вернули, и началось сопротивление. Но перелом был критический.
