Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать
Но надо отдать должное лейбористам. Под руководством Блэра партия меняется. Некоторые левые члены парламента сообщают о получении странного письма от избирателей, сетующих на утерю радикализма. Ассоциации старомодных избирателей были глубоко оскорблены решением Блэра, что 50 % всех кандидатов должны быть женщины, и возмущение отражается на этом показателе. Но те 80 000 новых членов, вступивших в ряды партии, когда он стал лидером, разбавляют, как говорят, твердолобых левых активистов.
Следует также отметить, что часть левых старомодных лейбористов действительно не верят, что поворот на 180 градусов станет крутым маневром, когда новые лейбористы придут к власти. «Похоже на коммунистическую партию Горбачева в Советском Союзе», – грустно отмечает один известный член парламента от лейбористов. – Они просто следуют тому, что говорит их лидер. Они отупели от поражения», – доказывает он. Теневой кабинет послушен не только сейчас. Они будут послушными и когда придут к власти.
«Может, я слишком пессимистичен, но я не думаю, что Джон Прескотт выйдет из повиновения, когда встанет у руля. Джон – хороший парень, но он любит свой «ягуар». Мичер никогда в действительности не протестовал. Кук будет соглашаться со всем, что предложат».
Но следует помнить, что это критика левых лейбористов. Для здравомыслящих сторонников есть только один способ проверить, искренни с ними новые лейбористы или нет, а именно задать следующие вопросы Блэру и его компании: «Уменьшите ли вы бремя последующих поколений, следуя правительственной политике поощрения частного пенсионного обеспечения? Обуздаете ли нахлебников, сохраняя пособия по безработице? Поддержите ли попытки г-на Лилли отбить охоту у симулянтов претендовать на пособие по нетрудоспособности? Сохраните ли обязательные конкурсные торги для местных властей?»
Думаю, ответом на все эти и другие подобные вопросы будет «нет». И об этом следует открыто сказать. Гордон Браун явно говорит своим друзьям, что лейбористы сделали достаточно много, чтобы снять страхи среднего класса. «Скоро, – говорит он, – лейбористы должны объяснить свою действительную политику».
Давайте, новые лейбористы. Пришло время перейти в наступление и сказать нам, что вы действительно думаете. Это единственная надежда тори.
29 апреля 1995 г., The SpectatorПоложение Мейджора стало настолько неприятным, что он в конечном счете набросился на своих критиков, объявил об отставке с поста лидера консервативной партии и провоцировал их бросить ему вызов. Что и сделал Джон Редвуд и проиграл.
Хватит о рыцарях пера и кинжала
Когда прошлым вечером в коридоре комитета стихли шаги, мобильники телевизионщиков перестали стрекотать, как кузнечики, достаточно было слегка поднапрячься, чтобы в отделе газет, что над министерским коридором, услышать тихий звук. Это пережевывали английскую прессу, которую называют обычно Флит-стрит[41], и – нет смысла отрицать – вашему покорному слуге тоже досталось.
Один-ноль в пользу Мейджора. «Не в первый раз политические обозреватели и комментаторы повержены в пух и прах!» – заявила Джиллиан Шепард. Но сам премьер-министр выразился более осторожно в заключительной части своего триумфального заявления на ступеньках дома 10 на Даунинг-стрит (лондонская резиденция премьер-министра. – Прим. пер.), поместив, фигурально говоря, ногу на животы своих реальных оппонентов. Он знает, где находятся реальные соперники, сказал он, не в Вестминстере и не в избирательных округах – отнюдь. Он знает, где настоящий враг.
«Это уладили в Вестминстере, а не внешние комментаторы с их частными мнениями!» – кричал он. Прежде чем информация о результате пронеслась по жарким коридорам комитета и прежде чем стало ясно, что Мейджор вне опасности, мнение сторонников Мейджора о поведении прессы было практически непечатным.
Незадолго до оглашения результата я столкнулся в кулуарах с одним обычно радушным министром. Он весь покраснел и принялся критиковать мою позицию, выраженную в статье. При этом выдавал такие матерные перлы, что в радиусе 25 шагов все поворачивали головы в нашу сторону. В преддверии кампании по выбору лидера партии министры поверили в существование, как сказал Гарольд Вильсон, «небольшой группы политически мотивированных людей», правых журналистов, вступивших в сговор с парламентскими евроскептиками и решивших сместить премьер-министра.
Последние четыре года они полагают, что пускают свои трусливые стрелы в Джона Мейджора, движимого либо неуместным интеллектуальным снобизмом, либо чувством обиды, что он не г-жа Тэтчер.
Эти булавочные уколы, однако, ничто в сравнении с необычным шквалом артиллерийского огня, который совсем недавно обрушила на Мейджора когда-то лояльная к нему консервативная пресса. The Daily Telegraph, The Times, The Daily Mail и почти вся остальная Флит-стрит, за исключением Financial Times и Daily Express, были убеждены, что Мейджор ведет партию к поражению на следующих всеобщих выборах и потому он должен уйти. Такое «вероломство» привело министров в ярость. Они считают, что журналисты – это чрезвычайно надменные личности с большим самомнением, безответственные бомбометатели.
Они порвали бы все отношения, если бы не реальность: как и в случае с другими террористами, у политиков нет другого выбора, кроме как вести с ними переговоры. Остальные члены партии по всей стране также возмущаются поведением прессы.
«Почему нельзя оказать доверие Джону Мейджору за то, что он уже сделал? – вопрошают местные тори. – Почему его никогда не поздравляют за успехи в достижении устойчивого экономического роста и прочного урегулирования в Северной Ирландии?»
Действительно, почему? За что ему устроили такую взбучку? Перед обсуждением принципиальных возражений против премьерства Джона Мейджора следует вспомнить железный закон Флит-стрит: мы тебя вознесли, мы тебя и свергнем.
Когда Джон Мейджор был молодым членом парламента и быстро делал политическую карьеру, он налаживал хорошие отношения с редакторами политических изданий. Члены правительственного лобби отзываются о нем как об очаровательном, привлекательном человеке. Он усваивал твое имя с первого раза и повторял без запинки. В списке возможных перестановок у каждого он значился как достойный кандидат. А после того, как он встал во главе кабинета и больше не мог оставаться на короткой ноге с журналистами, прежние отношения, конечно, пошли на спад.
Как премьер-министр поначалу он привлекал именно своей обыкновенностью, порядочностью, на что и делала упор его кампания за «бесклассовое общество». Но у журналистов широкополосных газет есть свой профессиональный синдром. Они вечно в поиске грандиозных идей для своих колонок, а Джон Мейджор не давал их. Журналистов не удовлетворяло мейджоровское «видение Британии», которое сосредоточивалось, казалось, вокруг числа туалетов на автодорогах. Они стали поговаривать, что у Мейджора нет реальной идеологической базы; и его ошибка заключается в том, что он слишком чувствителен к их подколкам.
В отличие от г-жи Тэтчер, которая, как сказали бы некоторые, лишилась власти в конечном счете, потому что не прислушивалась к критике в прессе, г-н Мейджор слишком прислушивался. Он, кажется, чересчур близко воспринимал то, что писали о нем воображаемые обладатели диковинных ученых степеней, одетые в странные жилеты и сидящие в кабинетах, заставленных книжными полками.
Было известно, что его сильно задевали наглые псевдопсихологические биографические очерки. Журналисты почуяли его уязвимость и начали еще сильнее нападать с критикой, характеризуя его без лишних доказательств как человека, способного носить рубашку, заправляя ее в трусы.
Лучший способ защиты для Мейджора – оказавшийся очень эффективным – внушить чувство симпатии. В отличие от г-жи Тэтчер он не вызывал страха. Но тут г-н Мейджор должен винить себя за то, как некоторые «заднескамеечники» (рядовые члены парламента. – Прим. пер.) и пресса старались переплюнуть друг друга в своей наглости.
Хотя все это в определенном смысле вторично. Прессу ни в коем случае нельзя винить за осевой момент пребывания Мейджора в должности премьер-министра, когда фунт стерлингов обвалился, не удержавшись в рамках, установленных механизмом валютных курсов. Можно винить Бундесбанк за то, что он не оказал достаточной помощи. Можно винить игроков на бирже.
Можно, вероятно, последовать примеру Дугласа Хёрда и обвинить The Sunday Telegraph в подстрекательстве датчан сказать «нет» при голосовании в 1992 году и таким образом вызвать Маастрихтский кризис. Но нельзя винить Флит-стрит за решения господ Мейджора и Ламонта поддерживать валютный курс в соответствии с европейской валютной системой долгое время после того, как он перестал быть экономически оправданным, в результате чего были потеряны миллиарды, а тысячи бизнесменов приперты к стенке.
