Элвин Тоффлер - РЕВОЛЮЦИОННОЕ БОГАТСТВО
Даже сегодня некоторые наниматели в расчетных центрах или организованных по фабричному принципу офисах, оснащенных новейшими технологиями Третьей волны, продолжают использовать методы управления Второй волны. Высчитывая количество ударов по клавиатуре компьютеров или количество звонков в час, они применяют традиционные способы повышения производительности, применявшиеся на текстильных фабриках или конвейерах автозаводов в прошлом веке.
Болезнь спешки
В 1970 году наша книга «Шок будущего» прогнозировала, что темп жизни — а не только работы — в ближайшем будущем будет постоянно убыстряться. С тех пор акселерация включила ультраскорость, и целая лавина слов была придумана другими авторами на тему «Шока будущего». Был создан целый словарь терминов, таких как «скоростной рывок», «болезнь спешки», «углубление времени», «время Интернета», «цифровое время», «временной голод», подтверждающих точность того нашего прогноза. Сегодня миллионы людей ощущают стресс и истощение из-за сжатия времени. Лондонская «Ивнинг стандард» сообщает о том, что, как и можно было ожидать, появилось огромное число терапевтов, помогающих «скоростиголикам» замедлять темпы.
Мы ненавидим ожидание. Эпидемия синдрома дефицита внимания среди американских детей, возможно, объясняется химическими, а не культурными причинами, но она адекватно символизирует растущий отказ испытывать радость от ускорения.
Любовь на высокой скорости
Во всем мире детям вменяется в обязанность решать все больше и больше задач, одномоментно занимаясь разными вещами. Юные американцы, пишут Йен Джукс и Анита Досай из группы «Инфосавви», «как само собой разумеющееся воспринимают доступ к компьютерам, пультам дистанционного управления, Интернету, электронной почте, пейджерам, сотовым телефонам, mpЗ-плейерам, CD, DVD, видеоиграм и цифровым камерам… Для них понятие времени и расстояния… значит очень мало». Они получают все больше и больше за все меньший и меньший срок, им скучно иметь дело с тем, что они считают медленным.
Матримониальные службы XXI века даже предлагают «скоростные свидания». Одна такая компания, обслуживающая еврейское сообщество, организует семиминутные встречи для двоих. После этого каждый клиент заполняет формуляр, указывая, желает ли он или она продолжать свидания (возможно, уже не столь скоротечные) с тем же партнером. Не желая отставать, фирма в Нью-Дели предлагает уже трехминутные «свидания».
Однако три минуты могут оказаться вечностью в Интернете, где пользователи, как правило, уходят с сайта, если он не запустится за восемь секунд. Молодые китайцы изобрели нечто, что можно назвать микророманом, — быстро развивающийся сюжет, содержащий меньше 350 слов, умещающийся на экране мобильника.
Картинки кабельного телевидения в США меняются каждые 3,5 секунды, и особенно быстро в передачах Эм-ти-ви. Скорость, с которой НекстКард предлагает прочитать вашу кредитную историю и обеспечить возможность получить кредит за 35 секунд, кажется совершенно черепашьей. Когда эксперты рассуждают о биржевых курсах по телевизору, телезрители едва ли не видят, как эти курсы падают или поднимаются, практически мгновенно реагируя на то, что те говорят.
Все эти примеры давления времени объясняют, почему сегодня группы консультантов по «управлению временем» и целые полки книг дают советы, как реорганизовать наш дневной график и приспособить время к нашим личным приоритетам. Однако все эти рекомендации едва ли затрагивают причины ускорения, лежащие под поверхностью очевидного.
Чтобы довести ускорение до такой степени, потребовалось взаимодействие нескольких сил. В 1980-х и 1990-х годах произошел глобальный сдвиг к либеральной экономике и сверхконкуренции. Благодаря удваивающейся каждые полтора года мощности полупроводниковых микросхем можно заключать сделки почти мгновенно. (Если вы занимаетесь валютными операциями, то сможете получить информацию по сделке через 200 миллисекунд после ее заключения.)
За всеми этими проявлениями давления времени стоит исторический сдвиг к системе богатства, чье основное сырье — знание — перемещается сегодня в режиме реального времени.
Мы сегодня живем в условиях таких сверхскоростей, что старинное правило «время — деньги» требует пересмотра. Сегодня каждый период времени стоит дороже, чем предыдущий, поскольку если не на практике, то по крайней мере теоретически за это время можно создать больше богатства.
В свою очередь, все это способствует изменению нашей личной взаимосвязи с такой фундаментальной реальностью, как время.
Персонализация времени
В недавнем прошлом время упаковывалось стандартными отрезками. «С девяти до пяти» — таков был общий шаблон графика трудового дня для миллионов трудящихся в США. Час или полчаса на обед и определенное количество праздничных дней были нормой. Трудовые соглашения и федеральные законы предусматривали очень дорогую для нанимателей оплату сверхурочных и закрывали дорогу отклонениям от стандартной расфасовки времени.
В результате массы людей с регулярностью метронома вставали, съедали завтрак, ехали в офис или на фабрику, отрабатывали стандартную смену, потом ехали домой в час пик, ужинали, смотрели телевизор — все это более или менее синхронно с другими.
Стандарты «фабричной» расфасовки времени распространялись и на все другие сферы жизни. Практически все конторы индустриального века работали по твердым стандартным графикам, точно так же, как и фабрики. Школы готовили будущие поколения работников: детей приучали к заведенному раз и навсегда порядку и дисциплине. В Америке детей, усаженных в желтые школьные автобусы, незаметно приучали к поездкам на работу и обратно точно вовремя. В самих школах дети жили (и до сих пор живут) по звонку, отмеряющему время на одинаковые отрезки для уроков и перемен.
По контрасту с этим бурно развивающаяся сегодня экономика, для которой негодным образом готовятся в школах новые кадры, функционирует на абсолютно других временных принципах. Переходя от коллективного времени к персонализованному, мы делим на части вчерашние стандартные пакеты времени. Иными словами, мы движемся от безличного к персонализованному времени, и это происходит параллельно движению к персонализованным продуктам и рынкам.
Когда приходят хорошие идеи
Дэниел X. Пинк в книге «Нация свободных агентов» рисует картину страны, где рабочая сила во все большей степени начинает состоять из «свободных агентов» — то есть работников, которые являются профессионалами-одиночками, внештатными сотрудниками, независимыми контрактерами, консультантами. Речь идет о миллионах «самонаемных» работников, причем не только в сферах традиционных свободных профессий. Согласно Пинку, в США сейчас насчитывается уже 33000000 свободных агентов, целая «дез-организация» мужчин и женщин, составляющая более четверти всей рабочей силы Америки. Это, указывает он, вдвое превышает число фабричных рабочих и численность членов профсоюзов.
Хотя доступной официальной статистики на этот счет нет, согласно Пинку, «вероятно, более половины» всех свободных агентов получают оплату из фондов того или иного проекта, комитета или на другой не зависящей от времени основе. Таким образом, еще одна принимаемая как должное характеристика индустриального капитализма — наемный труд — уже не является безусловной и обязательной.
Человек, работающий дома, как это делают уже миллионы людей, может в любой момент сделать перерыв, чтобы съесть сандвич или выйти прогуляться, когда ему захочется, — в отличие от рабочего на конвейерной линии, чье отсутствие даже на минутку заставляет большое число его коллег приостановить работу в ожидании.
То же самое можно сказать относительно других видов домашней или онлайновой экономической деятельности — покупках, банковских операциях и инвестировании; все это тоже может осуществляться в любое время, асинхронно. Важно отметить, что поскольку стоимость труда все больше зависит от вложенного в него знания, рабочее время уже не поддается стандартной расфасовке. Невозможно ведь учесть в расписании тот момент, когда вам в голову придет хорошая идея.
Как однажды сказал нам покойный основатель компании «Сони» Акио Морита, «я могу приказать рабочему прийти на работу в семь утра и работать производительно. Но разве я могу велеть, чтобы ровно в семь моему инженеру пришла в голову удачная мысль?».
Медиа-время
Поскольку свободное время обычно считается «нерабочим», его можно рассматривать как обратную сторону рабочего календаря. По словам Билла Мартина и Сандры Мейсон, пишущих в «Форсайт», «распределение нашего свободного времени становится все более разнообразным по мере того, как более гибким становится график оплачиваемой работы».
