Нечеховская интеллигенция. Короткие истории о всяком разном - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"

По мере приближения старости происходит некоторая переориентация амигдалы. Она перестает так остро реагировать на мысли о смерти. Во-первых, из-за физиологии – постепенно демобилизуется жизненная энергия. Во-вторых, по причинам психологическим. Родители, старшие друзья, а затем и сверстники постепенно переселяются в мир иной. Своих там становится всё больше, они заселяют и обживают потустороннее пространство, делая его менее жутким. Они зовут оттуда старика, ждут его, а здесь всё мало-помалу становится ему чужим, непонятным, неинтересным.

В старости у женщины обычно ослабевает мучительный страх быть непривлекательной, нежеланной. Зачем, если всё уже было, всё уже состоялось?

У мужчин ослабевает соревновательность, исчезает честолюбие. (Это вообще-то один из непременных атрибутов мудрости.)

Ну а у человека моей профессии, если он относится к ней всерьез, по-японски, как к Пути, есть свой специфический страх. Я много раз слышал от коллег-писателей, находящихся в творческом кризисе, боязливые речи, что волшебное состояние полета никогда больше не вернется. Некоторые, бывает, с перепугу и в запой уходят.

Допустим, у меня несколько иная писательская специальность – я беллетрист. Мне полеты ни к чему, я строю архитектурные конструкции снизу вверх – так высоко, как умею. Но и это занятие страшноватое.

Расскажу в этой связи одну историю.

У меня долго болело некое место на позвоночнике, никак не проходило. Ужасно мешало жить. Я даже начал ходить с тростью, как дешевый пижон. В конце концов пошел к одной французской врачихе с китайским дипломом. Она пощупала меня, полистала какой-то фолиант и говорит: «Это у вас болит точка, которая называется Страх Неудачи. Хотите я вам ее вообще уберу? Что-то она у вас очень уж чувствительна».

Я подумал-подумал и отказался. Невозможно написать живую книгу, если не вибрируешь от страха, что у тебя ни черта не получится. Даже если это просто детектив. Врачиха сказала: «Тогда могу передвинуть точку в другое место, под лопатку. Ходьбе мешать не будет». Поколдовала там чего-то, помяла, пальцем потыкала, и спина прошла. А Страх Неудачи остался.

Вот их сколько, китайских точек

И что бы я был без этого страха?

Нет, хочу бояться и радоваться победе над страхом.

Не троньте мою амигдалу.

Истребление мужчин

Войны делятся на две категории.

Первая – войны зверские, преступные. Там убивают мирное население, не щадят женщин, стариков и детей. Вторая категория – так называемые цивилизованные войны, которые ведутся «по правилам». Это означает, что убивают только военных, а если под пулю или бомбу попадают штатские или женщины с детьми, то это ненарочно.

В связи с изучением походов Чингисхана я углубился в жуткую, но захватывающую материю – сравнительную статистику потерь в ходе самых кровопролитных войн человеческой истории…

(Не могу удержаться, сделаю маленькое отступление. А вы знаете, что Руси во время монгольского нашествия, можно сказать, страшно повезло? Как раз накануне Великого Западного похода Бату-хана монголы сильно поумнели. Раньше на чужих землях они резали всех подряд, кто поценнее – угоняли в рабство. А тут мудрые китайские советники подсказали, что покоренные народы выгодней не уничтожать поголовно, а облагать данью и поборами. Зачем резать курицу, несущую яйца? Мысль показалась монголам необычной, но интересной. Поэтому Русь во время страшных событий 1237–1240 годов потеряла – по разным оценкам – «всего» от 5 до 8 процентов населения. Могла же вообще превратиться в пустыню, как, например, цветущее Хорезмское царство двадцатью годами ранее. И не было бы сегодня никакой России.)

Но возвращаюсь к предмету. Как со мной часто бывает, начав читать книжки по нужной теме, я от нее довольно далеко укатился.

От истории геноцидов (уничтожение целого народа) перешел к истории андроцидов (уничтожение только мужчин). Меня заинтересовал вопрос: на какой из войн погибло больше всего мужчин, причем мужчин вооруженных, то есть не жертв, а активных участников побоища? Есть теория, согласно которой войны – нечто вроде эпидемий, время от времени поражающих психику «сильной» половины человечества и побуждающих ее к самоистреблению. Так вот: какой из этих патологических всплесков был самым радикальным?

Вы, наверное, предположите, что наибольший процент мужчин потеряли СССР или Германия во время Второй мировой войны.

И ошибетесь.

Наихудший, ни с чем не сравнимый андроцид произошел в ходе одной локальной, никому у нас не интересной войны девятнадцатого века – между Парагваем и коалицией Бразилии, Аргентины, Уругвая.

Не буду утомлять вас изложением причины и подробностей этого странного конфликта. Странного – потому что маленький Парагвай (чуть больше полумиллиона человек) сам бросил вызов трем странам, суммарное население которых было по крайней мере в двадцать раз больше.

Виновником кровопролития был парагвайский наследственный президент Франсиско Солано Лопес (1827–1870).

Эль президенте

Этот толстячок в 18 лет был генералом, в 28 лет вице-президентом, а после папиной смерти стал полновластным диктатором. С началом войны он еще назначил себя и маршалом, а как же без этого.

Не думайте, пожалуйста, что это была какая-то латиноамериканская оперетка: сомбреро, пампасы, мустанги. Война шла современная – с тяжелой артиллерией, инженерно-фортификационными сооружениями и броненосными эскадрами. Солдаты гибли сотнями тысяч.

Всё в дыму, поле завалено трупами

У полоумного диктатора не было ни одного шанса на победу, но он упорно бился до тех пор, пока в стране вообще оставались мужчины. Представителей сильного пола забирали в армию всех поголовно. Когда кончились взрослые, Лопес стал отправлять на фронт мальчиков. Под самый занавес уже и восьмилетних. Для солидности и устрашения врага им прицепляли фальшивые бороды.

В конце концов Лопес погиб в бою, но, к сожалению, слишком поздно – через шесть лет после начала войны.

За эти годы лишились жизни – внимание! – девяносто процентов парагвайских мужчин. В момент заключения мира их осталось только 28 тысяч. Включая младенцев.

Парагвайские рекруты последнего этапа войны

Эх, пораньше бы (смерть Солано Лопеса)

Парагвай надолго превратился в страну женщин. Даже на рубеже XX века, то есть тридцать лет спустя, женского населения здесь было в семь или восемь раз больше, чем мужского, и поэтому широко практиковалась полигамия.

Мужчин, конечно, жалко, но еще жальче женщин. Зачем только природа вынуждает их, таких добрых, разумных, милосердных, иметь дело с нами, идиотами.

P. S. Между прочим, в Парагвае кровавый маньяк Лопес считается главным национальным героем. Что-то это мне напоминает…

Пантеон героев

Дворец Лопеса

Чертовски удобная штука

Когда-то на уроках истории меня учили, что Римская империя, а вслед за ней многие раннесредневековые европейские государства приняли христианство из сугубо прагматических соображений.