Стивен Кинцер - Перевороты. Как США свергают неугодные режимы
Простому человеку марка покажется совершенно обыкновенной: напечатанное фиолетовыми чернилами изображение дымящегося вулкана на берегу озера. По краям – слова «Никарагуа», «Почта», «10 сентаво» и, крошечными буквами внизу, «Американская банкнотная компания Нью-Йорк». Когда марка появилась в 1900 году, Никарагуа находилась в процессе прогрессивной революции. Сегодня она лишь служит горьким напоминанием об утраченных возможностях.
Во время последних десятилетий девятнадцатого столетия Центральную Америку охватили идеалы социальных и политических реформ. Дальновидные лидеры, вдохновленные европейскими философами и государственными деятелями, стремились избавиться от феодального строя, что сковал страны льдом. Один из реформаторов, президент Никарагуа Хосе Сантос Селайя, столь принципиально взялся за дело, что США сочли необходимым его свергнуть.
На портретах – например, на том, что теперь украшает банкноту номиналом двадцать кордоб, – Селайю изображают с решительным выражением лица, элегантно закрученными усами и цепким, пылающим взглядом. Уже в юности Селайя подавал надежды, и его отец, полковник армии и кофейный плантатор, отправил парня учиться в Европу. После выпуска он вернулся домой с женой-бельгийкой и примкнул к либеральной партии, которая выступала за секуляризм и радикальные реформы. В 1893 году, когда консервативная партия, уже долго пребывавшая у власти, оказалась поглощена фракционным конфликтом, Селайя с группой товарищей-либералов организовал восстание и с удивительной легкостью сверг консерваторов. Через несколько месяцев он стал новым лидером Никарагуа. За шесть недель до своего сорокалетия он принес присягу. Селайя объявил о принципиально новом курсе страны, которую намеревался вывести из спячки. Он построил дороги, обычные и железные, порты, правительственные здания и более ста сорока школ; вымостил улицы Манагуа и поставил везде фонари; ввез в страну первый автомобиль, узаконил гражданский брак и развод и даже учредил первую бейсбольную лигу, где участвовали две команды: «Молодость» и «Мятеж». Селайя поддерживал предпринимательство, особенно недавно возникшую кофейную индустрию. Что касается внешней политики, он поспособствовал созданию союза пяти небольших стран Центральной Америки и с рвением взялся за огромный проект, что вывел Никарагуа на мировую арену: строительство межокеанического канала.
Каждый американский президент, начиная с Улисса Гранта, настаивал на строительстве подобного канала. В 1876 году правительственная комиссия изучила возможные маршруты и пришла к выводу, что большим преимуществом обладает тот, что лежит через Никарагуа. Он также вызовет меньше всего сложностей с технической, коммерческой и экономической сторон. Постепенно проект получил развитие. В 1889 году частная компания, зарегистрированная конгрессом, начала работы на атлантическом побережье Никарагуа, однако разорилась незадолго до прихода Селайи к власти.
Нашлась группа людей, которых этот провал обрадовал. Они принадлежали к французскому синдикату, владевшему огромной полосой панамской земли, где их инженеры уже неудачно попытались построить канал. Эти господа весьма разбогатели бы – при условии, что они найдут покупателя на свою землю. Единственным желающим могло бы стать правительство США, но оно уже нацелилось на никарагуанский маршрут. Чтобы переубедить Вашингтон сменить курс, потребовалась бы тщательно продуманная лоббистская кампания. Для этой цели синдикат нанял одаренного нью-йоркского адвоката, который лучше кого бы то ни было из своего поколения понимал, как покорить правительство воле предпринимательства.
Когда в конце девятнадцатого века американские корпорации только начали разворачиваться во всю мощь, они столкнулись с массой организационных и политических проблем. Многие обратились за помощью к Уильяму Нельсону Кромвелю. На вид Кромвель казался едва ли не чудаком – ярко-голубые глаза, бледное лицо, длинные белоснежные пряди волос. Однако за странной внешностью скрывался острейший ум. Победы Кромвеля на предпринимательском поприще были легендарны.
«Он умел улыбаться так же мило, как красавица из высшего общества, – писал один журналист, – и в то же время мог нанести такой удар сопернику, что тот безнадежно запутывался во множестве финансовых ловушек».
Будучи одновременно знатоком корпоративного права и опытным лоббистом, Кромвель был для французов идеальным партнером. В 1898 году глава синдиката, Филипп Бюно-Вария, нанял Кромвеля и бросил ему вызов: сделать так, чтобы США построили канал через Панаму, а не через Никарагуа.
Кромвель начал мешать медленному, но неуклонному прогрессу в деле о возобновлении строительства в Накарагуа. Ему уже не раз такое удавалось, с немалой помощью друзей из конгресса и Государственного департамента. Затем, в 1901-м, после убийства президента Маккинли, к власти пришел Теодор Рузвельт, ярый приверженец теории морской мощи. Рузвельт намеревался построить канал как можно быстрее и неважно где. В начале 1902-го он попросил конгресс выделить сто сорок миллионов долларов на канал через Никарагуа. Кромвелю удалось переманить на свою сторону несколько влиятельных персон, включая сенатора Марка Ханну, руководителя республиканской партии. Чтобы скрепить союз, Кромвель пожертвовал республиканцам шестьдесят тысяч долларов, которые списал со счета французской компании как производственные издержки. Однако даже такие друзья не помогли одолеть законопроект о строительстве канала в Никарагуа. Девятого января палата представителей одобрила его триста восемью голосами против двух.
Кромвель умудрялся годами оттягивать дебаты. Однако теперь он, казалось, был обречен. Разве что сама Судьба вмешалась бы и принесла ему победу. И она вмешалась в лице Американской банкнотной компании.
Как и многие маленькие страны, Никарагуа пользовалась услугами данной уважаемой нью-йоркской фирмы для печати марок. Художники создали марки с самыми известными местами Никарагуа. Среди них была серия с изображением величественного вулкана Момотомбо, над жерлом которого вились кольца дыма. Однажды в Вашингтоне проницательный лоббист французского синдиката вдруг обратил внимание на подобную марку на письме из Никарагуа. И она вдохновила его на действия, изменившие ход истории.
По стечению обстоятельств 1902-й стал годом необычайной вулканической активности в Карибском регионе. В мае мощное извержение унесло жизни тридцати тысяч людей на острове Мартиника. Вскоре проснулся вулкан на Сент-Винсенте. Американские газеты пестрили ужасающими рассказами о разрушительной силе вулканов, чем на многие месяцы повергли общественность в панику. Кромвель же увидел во всем этом огромное преимущество. Сперва он отправил в «New York Sun» маленькую заметку, которая позже оказалась если не ложью, то крайним преувеличением. В ней говорилось об извержении Момотомбо и сейсмических толчках, что оно запустило. Затем Кромвель собрал марки с этим вулканом, приклеил их на листы, озаглавленные «Официальное свидетельство вулканической активности в Никарагуа», разослал сенаторам. Листовки несли очевидный призыв: строить канал в стране столь нестабильной географически, что у них дымящийся вулкан даже на марках, – чистой воды сумасшествие.
В Вашингтоне мало кто знал, что Момотомбо считается спящим, лежит больше чем в сотне миль от предполагаемого маршрута, да и на марку его поместили не Никарагуа, а художники из Нью-Йорка. Пока марки разлетались по Вашингтону, министры Никарагуа и Коста-Рики, которые готовились, по их мнению, к относительно легкой кампании по утверждению никарагуанского маршрута, оказались поражены. Во время дебатов по поводу законопроекта о строительстве канала Марк Ханна выступил с пламенной речью в поддержку панамского маршрута и подкрепил свои слова пугающей, однако далекой от действительности картой зон сейсмической активности в Центральной Америке. Его речь и закулисная обработка членов сената, а также действия Кромвеля помогли достигнуть желанного результата. Девятнадцатого июня 1902 года, через три дня после того, как сенаторы увидели марки с Момотомбо, они проголосовали в пользу Панамы сорока двумя голосами против тридцати четырех. Вскоре и палата представителей изменила свою позицию и утвердила этот маршрут. Кромвель получил за услуги восемьсот тысяч долларов.
Однако не только марка сыграла свою роль. События разворачивались на фоне политической вражды между председателем сенатского комитета по международным отношениям Джоном Т. Морганом, главным сторонником никарагуанского маршрута, и сенатором Ханной, который встал на сторону Панамы, дабы ослабить влияние Моргана. Некоторые сенаторы приняли решение под влиянием пришедшего в последнюю минуту отчета комиссии о преимуществах панамского маршрута. Другие же согласились на хорошую сделку, когда строительная компания снизила цену со ста девяти миллионов до всего лишь сорока. Записи дебатов, однако, подтверждают, что сенаторы явно преувеличивали опасность вулканов для Никарагуанского канала. Эти записи, как и утверждения самих сенаторов, не оставляют сомнений: марка с Момотомбо и страх извержения сыграли решающую роль в голосовании в пользу Панамы.
