Газета День Литературы - Газета День Литературы # 131 (2007 7)
Облаченное таинство
с тишиною повенчано,
Образа золочёные, мой явившийся сон.
Я прошу милосердия, я прошу покаяния,
За дороги без отдыха и за ночи без сна.
Было много греховного,
было много отчаянья,
То ли жизнь, то ли осень,
то ли крыл белизна.
Ты прости меня, Господи,
всё, что прожито, – пройдено,
Всё со мною останется,
повторится в судьбе,
Только сердце открытое
всё тобою наполнено,
Я склонюсь перед сводами
и приникну к Тебе.
Валентина Боровицкая РИМСКИЙ ПОРТРЕТ
Самая романтическая из тайн Атлантического океана – тайна острова Авалон. По старинной легенде, на этом острове Ангел несколько веков охраняет сон короля Артура, который, по утверждению британских историков, прежде чем стать легендарным королем, был новгородским князем, волею судеб оказавшимся на Британских островах.
По той же легенде, раз в году, в день смерти Короля, остров бывает видим.
Раз в году он бывает открыт.
Моряки говорили не раз:
Этот остров навстречу плывёт,
А потом пропадает из глаз.
Этот остров – загадка морей.
В середине – гробница и грот.
И склоняется Ангел над ней,
Колыбельную песню поёт.
И качается тонкий рукав
Над спокойным лицом Короля.
– Спи, Король, среди камня и трав.
Твое имя легенды хранят.
Положивши ладонь на мечи,
Твои рыцари спят средь горы.
Ваши кони на тайных лугах
Набираются сил до поры.
А в миру – голоса колдунов.
Судьбы мира вершатся в ночи,
И от мертвого шелеста слов
Умирают моря и ручьи.
Над землёй – всё темнее закат,
Там теперь только золота звон.
Наши тёмные храмы молчат,
Но зато всё светлей Авалон.
Это значит – всё ближе пора.
Всё притихнет – и горы, и лес.
Протрубит роковая труба
И раскроются своды небес.
Поднимись, Православная Рать!
Жизнь затянута мёртвым узлом.
Этот узел пора разрубать.
Поднимайтесь на битву со Злом!
И тогда ты восстанешь, Король,
Поседевшие кудри до плеч.
И блеснёт над притихшей водой
Пораженья не знающий меч.
В это верит и этим живёт
Каждый тонкий листочек земли.
А пока – защити, океан,
Обними нас, туман, обними.
До великой и тайной поры
Я с тобой, охраняю твой сон.
Бережёт нашу тайну гранит
На седом островке Авалон.
И не может понять капитан,
Это было виденье иль сон. –
Густо стелется дымный туман
Там, где только что плыл Авалон.
РИМСКИЙ ПОРТРЕТ
Ирония. Величие, Печаль.
И мудрость. И привычная тревога,
Что варвары у самого порога,
И войска нет, чтоб отогнать их вдаль.
Сенатор, полководец, меценат –
Кто был он, переживший гибель Рима,
Он, сохранивший в час неумолимый
Спокойный и величественный взгляд?
В прохладной тишине музейных зал
Смотрю на этот облик благородный.
"Свободное останется свободным", –
На постаменте скульптор начертал.
БУНИН
"... Счастлив я,
Что душа твоя, Виргилий,
не моя и не твоя."
И.Бунин
На русском кладбище в Париже
Ковёр из мрамора и трав.
Здесь все к земле и к небу ближе –
И те, кто прав, и кто не прав.
Гранитный крест темнеет строго.
К нему струилась много лет
Такая долгая дорога.
Шумит каштан. Плывёт рассвет.
Он здесь. (Не горько и не жалко
Себя, Россию. Всё равно.)
Его дворянская осанка.
Рука, державшая перо.
Он твёрдо знал – пройдут столетья.
И вынут жребий наугад.
Чтобы опять на этом свете
Заговорил его талант.
Он повторится. Это ясно.
Но пусть и в дальнем далеке
На том же самом, на прекрасном
Великорусском языке.
Станислав Грибанов ”ХУЦПЕ”
Отрывок из книги “Крест Цветаевых” (Марина Цветаева, её близкие, друзья и враги глазами солдата)
Давно это было. Во время застоя развитого социализма. Я безмятежно жарился на пляже лётного профилактория в приморском городке Кобулети, вдруг, слышу, меня зовут. Кричат: "К телефону! Цветаева из Москвы звонит…" В плавках – так и рванул в приёмную. Звонила Анастасия Ивановна. Чистый, родникового звучания голос с произношением отдельных слов на старинный лад мигом перенёс в комнатку с роялем и акварелями Макса Волошина на шкафу. Анастасия Ивановна поинтересовалась, какая на море погода, хорошо ли отдыхаю и долго ли ещё буду на юге, а потом стала рассказывать о письме из Америки от какой-то Швейцер.
Письмо – открытое! – в боевой готовности к обнародованию, было по поводу второй части "Воспоминаний" А.Цветаевой, и мне Анастасия Ивановна звонила не случайно: дело в том, что на 20 страницах текста того письма 15 раз упоминалась моя фамилия. Словом, американка Швейцер выдавала! – всем сёстрам по серьгам…
Проблем с оплатой телефонных разговоров в застойные времена не было – говори, сколько хочешь, будто ты финансовый олигарх. Проблемы были с вареёной колбасой, свободой слова и двойным гражданством для "прогрессивной интеллигенции". Так что минут через 30-40 мы договорились о встрече после моего отпуска. Надо было конечно ознакомиться с письмом мадам Швейцер, а потом и решать – вступать с ней в душеспасительную беседу, каяться во всех наших злонамеренных действах или сразу послать на хрен! Последний ход мысли Анастасия Ивановна, понятно, не выражала. Это была моя интерпретация одного из "ответов Чемберлену"…
Ну, а суть озабоченности американки сводилась к тому, что она, "как читатель и человек, любящий Цветаеву и пишущий о ней", от всех остальных требовала писания на эту тему такого, которое ей было бы понятно и её бы устраивало. Она – цветаеволюб и цветаевовед на весь Калашный ряд и Соединенные Штаты Америки, а посему заявляет сестре Цветаевой: "В Вашей книге не только не вся правда о Марине Цветаевой, но и не всё – правда", "В Вашей книге есть ложь", "Утвержденная Вами ложь может со временем показаться или быть выданной за правду", "Эта прямая ложь уже тогда меня поразила", "Остальное – неправда", "Вы не называете вещи их именами, Вы способствуете тому, чтобы не знали и не понимали", "Марина Цветаева надеялась, что будущее будет за неё, восстановит справедливость, – могла ли она предположить, что Вы, ее родная сестра, окажетесь на стороне прошлого, будете способствовать сокрытию истины?" И так далее…
Словно на расправе "тройки", Швейцер бросала Анастасии Ивановне вопросы: "Откуда Вы знаете те слова, которые цитируете? Кто и насколько достоверно рассказывал Вам о собрании в Чистополе?.." "Свое пребывание на Дальнем Востоке в 1943 году Вы маскируете, как это принято в официальной литературе, ссылкой на войну. Зачем?" И дальше: "Поражает бестактность и безвкусица, с которыми Вы излагаете обстоятельства, при которых узнали о трагической гибели Вашей сестры". "Еще за 12 дней до смерти… бодро сказала группе писателей." Откуда это "бодро"? Кто мог так определить интонацию Цветаевой?" "Я просто убеждена, что слово "бодро" принадлежит Вам, оно тенденциозно, как многие подобные ему слова, расчётливо вставленные в Ваше повествование."
