Газета День Литературы - Газета День Литературы # 70 (2002 6)
Всю жизнь свободным быть невольно
И вольно быть рабом.
И бесконечными речами
Десятки лет молчать,
И необычными словами,
Не говоря, сказать.
И неизбежно застрелиться,
Едва прожив за треть…
И — сотни лет назад родиться
И век не умереть.
***
Солнечный свежий июнь,
С ливнями и холодами,
Ты невменяемо юн
Рядом с моими годами.
Пусть я старей и старей —
Это как будто увечье
Канет бесследно в твоей
Ясности нечеловечьей.
Что там, в великой стране,
В целом враждующем мире
Эта же боль, что во мне —
Ядом, распадом в эфире.
Значит, не должно пенять,
А, не имея иного,
Кровь свою перегонять
Сточную — в точное слово.
Но, всемогущество дня,
Ясной холодностью взгляда
Хоть обмани ты меня,
Что и тебе это надо!
ГЛЯДЯ В ЗЕРКАЛО
Чёрту ли душу продал
Правды единственно ради?
Как у козла борода,
Тяжесть бычачья во взгляде.
Чёрен душой, как дырой,
Выкручен, вывихнут телом.
Но и бываю порой
Там, высоко, за пределом.
Там мои чувства чисты,
Там мои думы высоки.
Но и труба высоты
Вытянула все соки.
Сделала струны из жил.
Может быть, жителем рая
Так бы на небе и жил,
Если б не тяга земная.
Иль на земле б не страдал,
Если б не вышняя сила…
Чёрту ли душу продал?
Эк же меня исказило!
***
Лишь вчера было небо в овчинку,
Не хватало верёвки одной,
А сегодня всё в радость, в новинку —
Кто жестоко так шутит со мной?
Никакой не боюсь уже боли,
Или так я убился душой.
Погибаю по собственной воле —
Воскресаю по чьей-то чужой.
И спасибо. И жалко мне ныне
Дорожащего собой дурака,
Что не ведает в глупой гордыне:
Жизнь прекрасна и вечна, пока
Лишь беспечна и недорога.
***
Братья горькие поэты,
Как я вижу вас насквозь!
Ваши горькие портреты —
Всё поодиночке, врозь…
Сколько маяты за ними,
Сколько чаяния в них…
Да любое ваше имя
Стоит почестей любых!
Даже пусть и графомана,
Эпигона — хоть за то,
Что верны они обману
Слов, которые — ничто.
Уж про некоторых прочих,
Истинных, не говоря,
Что за-ради строчек прочных
Синим пламенем горят.
И сгорают — нет как нету…
Что за дело нам далось,
Братья горькие, поэты —
Только слово на авось…
Что тотчас же канет в Лету,
Иль скитается по свету
Где попало, с кем пришлось…
ЛЕГИОНУ СТИХОТВОРЦЕВ
Никто из вас не начинал так рано,
Так далеко от нынешнего дня.
И не было беспомощней профана,
И не было отважнее меня.
Вы приходили в нужные моменты
И сразу попадали в след и в кон.
И нет на вас такой глубокой меты,
Её огонь вам вовсе незнаком.
Не слышите подводного теченья,
Оглушены журчанием волны.
Не видите полночного свеченья,
Сиянием луны ослеплены.
И я не знаю, что мне с вами делать,
Как дать вам свои уши и глаза,
Заставить вас покинуть те пределы,
Которые вам покидать — нельзя.
Один мне выход: класть на камень камень,
Чтоб отовсюду видная гора
Живая встала, сложена руками,
В лучах заката моего горя.
ЮБИЛЕЙНОЕ
А кто не выжил, не дожил,
На полпути споткнулся
И ничего не совершил,
И спился иль свихнулся?
Кто не измерил свой порыв
Аршином общих истин —
Был слишком прям, нетерпелив,
Открыт и бескорыстен?
Кто сил своих не рассчитал,
Чтоб в стену лбом не биться?
Но в эмпирей такой летал,
Что вам и не приснится?
Ничто не явлено, увы,
Что плавилось в их тигле…
Умней, сильней, конечно, вы,
Которые — достигли.
Вам — слава. Но какой ценой
Вы свой успех купили?
Не пили все они со мной,
Когда за вас мы пили.
***
Всё избуду: зло и неправду.
Вон из сердца чёрную боль.
Вырву с темени волчью прядку —
Снова буду самим собой.
Ведь бессмертна моя основа
И природа моя чиста:
Даль степная, русское слово,
Правда, совесть и доброта.
Испоганили, ископытив,
Годы, люди ль, сам ли себя.
Но не будет бездонной сытью,
Новой жертвой моя судьба.
Делом было — убить поэта.
Не мелькал чтоб, мороча и зля.
Сколько их глядит с того света,
Хоть любила сама земля.
Вырву с темени волчью прядку,
Заглушу в своём сердце вой.
Всё избуду: зло и неправду.
И назло им — буду живой.
2001-2002 гг.
Виктор Широков НОВОЕ
ШУТЛИВЫЙ НАКАЗ
Прощание устройте в ЦэДээЛе,
Поставьте в малом зале скромный гроб,
Чтобы в буфете пьяницы галдели,
А дух мой, гений, возвышался чтоб.
Придут коллеги — помянуть сквозь зубы.
Придут калеки — жизнь пережевать:
"Мол, все — ништяк, раз мы не дали дуба.
Ушел Широков — что переживать…
Он был смешон в мальчишеском азарте:
Прочесть, освоить и переписать,
Путь проложить по исполинской карте
Литературы…Тьфу, такая мать!
Дурак, он не носил, как мы, кроссовки,
А также, блин, втянулся в странный кросс;
Он был чужим в любой хмельной тусовке
И потому свалился под откос".
Меня едва терпели "патриоты",
А "либералы" думали: "изгой".
Моя душа не знала укорота,
Впал навсегда я в творческий запой.
Придут Калькевич, Кроликов и Чаткин.
Жох-Жохов попеняет земляку,
Что он оставил новый том в начатке,
Не дописав о родине строку.
О, Пермь моя, мой Молотов забытый,
Сиренью мне ты упадешь на гроб;
