Сергей Переслегин - Око тайфуна
Тем не менее, «Аэлиту» читают и сегодня, в то время как «Красная звезда» А. А. Богданова, произведение значительно более глубокое и тонкое, практически забыто. Читают потому, что слишком хорошо передает А. Н. Толстой навсегда потерянное мироощущение поколения двадцатых годов, очень светлое и очень наивное.
Победителям Гражданской войны коммунизм казался реальностью, не только достижимой, но и близкой. «Если не мы, то наши дети…» Видение нового мира и спаяло в несокрушимую боевую силу, в неведомое ранее единство рассыпавшиеся армии Российской Империи. Разоренная, изнемогающая страна, на три четверти оккупированная, с остановившимися заводами, с бездействующим транспортом… и полет на Марс. И революция, которую организовывает там красноармеец Гусев. Тогда это казалось правдоподобным.
Потом пришли тридцатые годы, и будущее отодвинулось. В новых книгах о мировой революции уже не было наивной чистоты «Аэлиты». Осталась глупость. Адамов, Казанцев, Шпанов… одинаковые карикатурные шпионы, карикатурные капиталисты, еще более карикатурные коммунисты. «Оборонная фантастика», которая по сути являлась самым беззастенчивым бряцанием оружием. То, что эти книги читали — и с удовольствием, — лишь подтверждает серьезность до конца еще не исследованной социальной болезни, известной историкам как «сталинизм».
Пятидесятые годы ассоциируются с рядами одинаковых серых книг. Шпанова сменил Немцов.
«Принимай,
Колизей,
безропотно
эту месть
и судьбу не кори.
Постигает всегда бескровие
все, что зиждется на крови».
Помпезная и вычурная фантастика того времени напоминает современную ей архитектуру. Наверное, своей монументальной ненужностью.
Символом следующего этапа развития нашего общества навсегда останется «Туманность Андромеды», первая по-настоящему реалистичная книга о коммунизме. Значение этого романа далеко выходит за рамки литературы. Когда-то он был нравственным маяком, источником жизненной программы для целого поколения. «Нравится решительно все, — писал авиаконструктор Олег Антонов, — …ради такого будущего стоит жить и работать».
Однако модель общественного развития, предложенная И. А. Ефремовым, была весьма схематичной. Наиболее важный — начальный — период коммунизма — эпоха перестройки — вообще не рассматривался. Заслуга литературного исследования этого этапа принадлежит братьям Стругацким. «Стажеры», «Хищные вещи века», «Возвращение» и, не в последнюю очередь, лукавая сказка «Понедельник начинается в субботу» воспитали «поколение шестидесятников», последнее поколение людей, для которых слово «коммунизм» не было пустой пропагандой.
Их оптимизм оказался недолгим. В середине шестидесятых годов стала очевидной несостоятельность третьей программы партии. Общественные отношения в стране начали меняться: быстро забылись лозунги свободы творчества, открытой общественной жизни, открытой критики. Постепенно сложилась обстановка, характеризующаяся грустной и жесткой оценкой: «говорим одно, делаем другое, а думаем третье». В этом мире «шестидесятникам» не было места.
Конец десятилетия ознаменовали две книги — «Час быка» И. Ефремова и «Обитаемый остров» А. и Б. Стругацких. На первый взгляд, исследование идет в рамках прежней модели. Только теперь коммунистическая Земля оказывается на периферии произведения. Действие происходит в совершенно иной реальности.
Следует отметить, что люди, изображенные в «Туманности Андромеды» и «Возвращении», — это, по сути, те же «шестидесятники». Авторы наделили героев лучшими (а иногда и не самыми лучшими) чертами своих современников. Но мир, в котором живут эти герои, существенно отличается от нашего. Отличается прежде всего отсутствием власть имущих чиновников с их жестокостью, некомпетентностью и глупостью. В таком мире было легко жить и легко работать, в нем естественно проявлялись и развивались лучшие человеческие качества — честность, бесстрашие, умение дружить и любить. Вот почему герои этих фантастических произведений никогда не чувствуют себя одинокими.
Но слишком далекой от нас оказалась Земля «Туманности Андромеды». И не она изображается в новых книгах, а фашистское общество инфернальных планет Саракша и Торманса. Эти миры кажутся нам значительно более знакомыми.
Максим Каммерер, экипаж звездолета «Темное пламя» — вновь наши современники, лучшие из «шестидесятников». Только теперь у них нет связи с Землей, и помочь она ничем не может.
Конечно, гибель звездолета в «Обитаемом острове» может показаться случайностью, но в ранних повестях Стругацких почему-то не было таких случайностей, которые оставляли героя один на один с полностью враждебной ему жизнью. И вряд ли случайно половина экипажа «Темного пламени» гибнет на невообразимо далекой планете, населенной потомками землян.
Трудно не заметить существенного смещения акцентов в фантастике конца шестидесятых годов. Речь в ней идет уже не о борьбе за коммунизм, а о борьбе против торжествующего фашизма. В известном смысле «Час быка» ближе к «Каллокаину», чем к «Туманности Андромеды».
А потом наступило молчание, вызванное растерянностью и непониманием. Модель «Возвращения» по-прежнему казалась верной, во всяком случае, никому не удалось создать альтернативную. Но не было видно никаких признаков приближения описанного Стругацкими и Ефремовым коммунизма. И никаких путей к нему.
В новых условиях диалектический позитивизм фантастики шестидесятых годов сменяет иррационализм. Все больше и больше фантастов обращаются к «несюжетике» (Ст. Лем), к «поэтизации» (О. Ларионова, Н. Катерли), к изображению откровенной патологии (поздний Брэдбери). Расцветает новое направление, сущность которого прекрасно выражает изобретенный Ленинградским семинаром молодых фантастов термин «неочемизм». О социальной фантастике говорят, что она утратила свои корни и прекратила существование.
Однако осталась неудовлетворенность людей собой и своей жизнью и, как следствие этого, мечта о лучшем будущем — идейная основа социальной фантастики. Новый шаг был неизбежен. Прежние модели базировались на мире шестидесятых годов. Этого мира больше не было.
Поскольку любая надежда должна опираться на реальность, главной задачей современной социальной фантастики стало исследование нашего общества, поиск в нем хотя бы каких-то признаков коммунистических отношений, хотя бы каких-то черт того будущего, которое мы хотим видеть.
Это исследование должно быть честным, а потому беспощадным. «Земля рождена в час Быка (иначе демона)».
«…Скользя меж клубами зелено-золотистого тумана, по листу целеустремленно и молча бродили угрюмые люди с завязанными глазами. В правых руках они держали страшные факелы, источавшие черную копоть и рваный багровый свет, в левых прикованные к кисти шесты с наискось, вслепую, громадными ржавыми гвоздями приколоченными щитами, на щитах красовались одинаковые надписи: „Люблю. Чту. Жить не могу без. Отзовитесь!“ Окровавленные острия гвоздей торчали в стороны.
Люди были исполосованы этими остриями, исчирканы по рукам, по груди, по спине — видно, бродя в слепой тесноте, они то и дело всаживали друг в друга свои транспаранты. Одежда, изодранная в клочья, напиталась кровью. Кое-где люди уже лежали, потеряв факелы, откинув руки с шестами, — например, какая-то девушка на переднем плане, — один из слепых гуманистов встал на нее и не заметил даже.
Поодаль один стоял — не шел, стоял — и Шут сначала не понял, что в нем странного. Потом увидел — нет повязки на глазах. Волосы опалены, кожа обвисла бурыми лохмотьями, и вытек глаз, так что алая струя пересекала лицо, искаженное болью и страхом, на висках еще дотлевала яркими искрами глазная повязка — видно кто-то угодил ему факелом в лицо. Но второй глаз видел, и изуродованный стоял, озираясь, опустив транспарант, погасив факел».
Это описание взято из ранней повести Вячеслава Рыбакова, писателя, который, по-видимому, будет признан одним из создателей советской фантастики эпохи восьмидесятых годов. Его творчеству и посвящена статья.
Глава 1.
Мир «Возвращения»
Утопия (от греческого — нет и — место, т. е. место, которого нет; по другой версии от — благо и — место, т. е. благоустроенная страна) — изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования.
Счастье — это когда тебя понимают.
Из кинофильма «Доживем до понедельника»Ученому-системщику человечество представляется сложной структурной системой, динамика которой может быть описана совокупностью нелинейных дифференциальных уравнений. К сожалению, функция Гамильтона для этой системы нам неизвестна, так что уравнения имеют скорее теоретический, чем реальный интерес. Точно решить их нельзя. Но кроме точных решений, описывающих действительность, существуют приближенные. Они описывают модели.
