Серж Тион - Историческая правда или политическая правда? Дело профессора Форрисона. Спор о газовых камерах
В тот же день вы обещали мне сказать Раймону Ла Вернья, что не одобряете текст, в котором Новая Сорбонна осудила мои исследования.
В тот же день вы предсказали мне всякого рода неприятности на том пути, на который я вступил. Вы подтвердили мне то, что я уже знал, о крупных неприятностях, которых стоили вам ваши три страницы о проблеме газовых камер.
Вы не ошиблись. Вот краткий список тех неприятностей, которые я имел:
— Инспирированная из Израиля кампания в прессе в 1974 г., выступление по телевидению главного раввина Каплана. Мое имя повсюду склоняли, был опубликован мой адрес, я получил поток угрожающих писем, часто подписанных. На моем доме появлялись оскорбительные надписи. Меня оскорбляли по телефону, оскорбляли мою жену и дочь.
— Новая Сорбонна, полностью исказив смысл моих исследований, о которых она ничего не знала, осудила их и заявила, что я у них не работаю.
— Меня ни выслушали, ни проинформировали. Все произошло за моей спиной, я был поставлен перед совершившимся фактом.
— Еженедельник "Трибюн жюив" заявил, что мне не место в профсоюзе работников высшей школы (я состоял в нем 20 лет и был секретарем секции), и меня исключили, опять-таки ни выслушав, ни проинформировав. Я лишь потом случайно узнал об этой санкции. Я тщетно добивался, чтобы меня выслушали. Я ограничился письмом в комиссию по конфликтам, которая разбирала мое дело.
— 2-й Лионский университет, куда я перешел, принял беспрецедентное решение: отказать мне в должности профессора без кафедры. Вы знаете, когда университет хочет помешать карьере преподавателя, он так не делает. Достаточно поставить имя кандидата на последнее место. В моем случае была предпринята очень серьезная инициатива, для которой нужен был столь же серьезный мотив, но они должны были по меньшей мере выслушать кандидата, а, приняв решение, известить его об этом. Но и в этом случае я узнал об этом решении случайно. Вы посмотрите, как легко обращаются с истиной. Я прижал университетские власти к стене с помощью Лионского административного суда и Государственного Совета. Сначала мне сказали, что меня обвиняют в нацизме. Мотив: я отрицаю существование концлагерей и газовых камер. Досье обвинения: вырезки из таких газет, как "Канар аншене", "Монд" и т. п. Потом мне сказали, что меня считают не нацистом, а сумасшедшим. Мотив тот же самый, досье то же самое. Впоследствии от обоих этих обвинений отказались и представили административному суду следующий мотив: "Г-н Фориссон, по его собственному признанию, никогда ничего не опубликовал". Досье на этот раз состояло из одного моего письма, в котором я выражал президенту университета свое удивление по поводу обвинения меня в нацизме. Я действительно писал в нем, что никогда не опубликовал ничего, чем можно было бы обосновать подобное обвинение. Вырванная из контекста эта фраза могла быть понята так, что я никогда не опубликовал ни одной книги или статьи. Эта уловка была тем более циничной, что мое досье кандидата содержало целую страницу с перечнем моих публикаций. Некоторые из них хорошо известны как во Франции, так и за рубежом.
Этот список можно было бы продолжить. Моя жизнь стала трудной. У меня не было денег, а надо было платить адвокатам. Моя жена из-за пережитых неприятностей впала в тяжелую нервную депрессию.
Но я остался чист, а многие запачкали себя. Меня считают нацистом, как в другие времена называли английским выродком, а если бы победил Гитлер, меня объявили бы "жидо-марксистом".
Я иду, не сворачивая, своим путем. Вы сказали мне, что я кажусь вам наивным. Между нами, я полагаю, что я примерно столь же наивен как и Вольтер. Вольтер был наивен, но, по правде говоря, смел временами, но не постоянно. Я предпочел бы сравнить сою работу с работой Жана Нортона Крю, который довел свое дело до конца, несмотря на оскорбления и не разочаровываясь в людях.
Я пришел к выводу, что гитлеровские газовые камеры никогда не существовали. Мои исследования длились несколько лет. Когда я встретился с вами, я уже знал очень много по этому вопросу. Поскольку вы были мне симпатичны и я не хотел задеть вашу чувствительность, а также — буду откровенным — потому что таков мой метод исследования, я не сказал вам тогда, что доподлинно знаю о "документах" Гесса и Герштейна, о "свидетельствах" Ньисли и ему подобных. Я не сказал вам, что могу процитировать два "показания" д-ра Бенделя. Вспомните, что я писал вам потом о документе № 0-365: это один из многих примеров недобросовестности Центра современной еврейской документации.
Вы прислали мне фотографию "газовой камеры" в Майданеке и добавили, что снимок сделан до того, как "мания организации музеев привела к реконструкции этих мест". Но это снимок душевой. Я посетил эти места в 1975 году: налицо грубое, смехотворное мошенничество. Я посетил Освенцим и Бжезинку в 1975 и 1976 годах. У меня масса фотодокументов обо всем, что хоть чем-то напоминает газовые камеры в этих двух лагерях. У меня есть копии интересных планов, до сих пор не опубликованных.
Я прочел массу "документов" и "свидетельств" различных процессов, включая Нюрнбергский, Франкфуртский и другие. Я изучил стенограммы Иерусалимского процесса. Я прочел книги разных тенденций, как Хильберга-Рейтлингера, так и Рассинье-Бутса.
Я задаю себе вопрос: какие направления я еще не исследовал?
Я впервые посетил Центр современной еврейской документации в 1967 году. С 1974 по 1977 годы я провел в нем сотни и тысячи часов, хотя условия моей работы там становились все более трудными. Я основательно исследовал картотеку "Массовое уничтожение — газовые камеры" и другие документы, которые в нее не вошли. У меня было несколько встреч с господами Уэллерсом, Рутковским и Биллигом. Последний в 1974 году выразил в письме ко мне свое удивление, как можно сомневаться в существовании газовых камер, когда есть столько доказательств, но в мае 1977 года он признался, что не может представить мне ни одного доказательства существования хотя бы одной газовой камеры. А поскольку я настойчиво спрашивал, не знает ли он кого-нибудь, кто может представить такое доказательство, он ответил, что не знает, но добавил, что, по его мнению, если не было газовых камер, то неизбежно должно было существовать какое-то иное промышленное средство — он не знает, какое — чтобы осуществить массовые убийства в таких гигантских масштабах, геноцид.
Во время нашей встречи 24 сентября 1974 года вы мне сказали: "Не следует нападать на бывших заключенных. Я прошу вас об одном: обещайте мне ничего не писать об этом". Я ответил, что скоро может выйти моя статья. Вы просили прислать ее вам.
Эту статью под названием "Проблема газовых камер" я послал 26 июня 1977 года в "Монд", но ее не опубликовали. Эта газета оскорбила меня 11 августа 1974 года и отказала мне в праве на ответ. Но рано или поздно, тем или иным способом я добьюсь удовлетворения.
Виансон-Понте считает, вообразите себе, будто я симпатизирую нацистам. Он жалуется, что в письмах Ж. Фове и другим его коллегам я его оскорбил. Он видит в этом признаки моего "исступления". Он забыл, как оскорбил меня сам 11 августа 1974. Я ему сказал, что он грубо исказил содержание брошюры Р. Харвуда в своей статье от 17–18 июля 1977. Я сказал, что не хотел бы сам стать жертвой таких же искажений и фальсификаций. Я сказал ему, что в тексте Харвуда есть много правильного и много ошибок. Он написал мне разъяренное письмо. Он сказал мне, что готов меня выслушать при том условии, что Жермена Тийон или Ольга Вормсер-Миго скажет или напишет ему, что я прав в моих тезисах относительно газовых камер. Я ответил ему, что не могу доверять г-же Тийон, свидетельствовавшей, будто в Равенсбрюке были газовые камеры. И добавил: "Я согласен — пусть это будет Ольга Вормсер-Миго. Давайте встретимся втроем. Она хорошо приняла меня в 1974 году. Она не знакома с моими досье, но ей хватит 20 минут, чтобы понять, чего они стоят".
Моему коллеге Дельпешу вы сказали: "Фориссон не нацист. Не надо делать ему гадостей". Я спрашиваю себя, не является ли это подозрение в нацизме настоящим камнем преткновения и для Виансона-Понте. Если так, то его трудно разубедить.
Разве моя статья нацистская? агрессивная? Она годится для того, чтобы разом решить всю эту проблему "газовых камер" и "геноцида". Ситуация развивается очень быстро.
Все очень просто. Пусть ответят на мой вопрос: "Если газовые камеры не существовали, то нужно ли говорить об этом или молчать?"
Я говорю вам со всей откровенностью и прошу ответить так же".
О. Вормсер-Миго ответила 7 ноября 1977 года:
"Я не хочу писать целый том, хочу только уточнить свою позицию.
1) Ваш визит очень меня взволновал. Особенно возмущают меня эти непрерывные преследования честного человека.
2) Главное различие между нашими позициями, вы это знаете, заключается в том, что я верю в существование газовых камер в Освенциме и Майданеке, а также "экспериментальной камеры" (1х2х3 м) в Штрутхофе.
