Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Сенсации. Антисенсации. Суперсенсации
Семья в качестве террористической группы? Такая модель — сын против отца — была очень выгодна новым властям. Сын-доносчик подрывал семью изнутри, а она к тому времени была единственной ячейкой, которая все еще сопротивлялась, отстаивала себя. Особенно семья деревенская. Согласно замыслам интернационалистов, она должна была стать иной ячейкой — ячейкой нового государства, подчиненной его целям и контролю. Пример Павлика Морозова помогал властям запугивать тех, кто был уверен, что родня, дети не выдадут никогда. После разрушения собственности и церкви началось разрушение семьи.
Стало быть, суд над убийцами пионера-героя носил политический оттенок. В этом убеждает и первоначальная надпись на свежей могиле Павлика и Феди: «1932 года 3 сентября погибли от злова человека от острова ножа два брата Морозовы». Чтобы так было написано, пожелала мать погибших. «От злова человека…»
По официальной версии, убили дед с дядей. Однако где логика? Дед убивает внуков рядом с деревней, прямо на дороге, как будто специально для того, чтобы прохожие заметили следы крови и гору клюквы, высыпанной из мешка. Почему не отнес трупы подальше в болото, где их засосало бы? Нет, оставил на виду. Более того, нож принес домой и спрятал за икону. Что же это за убийца, главная задача которого — оставить как можно больше улик?
Кстати, следствие даже не пыталось установить, кому принадлежало орудие убийства. Есть подозрение, что это дело рук чужих людей, скрывавшихся в тайге.
В первом протоколе допроса матери Павлика говорится: «2 сентября 1932 года я из Герасимовки уехала в Тавду получать деньги в „Союзмясо“, а 3 сентября мои дети, Павел и Федор, пошли в лес за ягодами. Я из Тавды приехала 5-го, а они еще из леса не возвращались. Стала беспокоиться и обратилась за помощью к милиционеру. Он собрал народ, и мы пошли в лес искать… Сын Алексей в возрасте 11 лет рассказал мне, что в тот день, когда дети ушли в лес, он видел, как Морозов Даниил (двоюродный брат Павлика. — Н. З.) шел из леса… Когда моих детей нашли в лесу зарезанными, то в доме Морозова Сергея (деда. — Н. З.) стали производить обыск и нашли окровавленную рубаху и штаны».
Второй протокол допроса матери Павлика, составленный через несколько дней после первого, уже явно заидеологизированный: «Я, Морозова Татьяна Сергеевна, к своим показаниям добавляю, что подозрение падает на Морозова Сергея и его жену Аксинью Ильиничну и его внука Даниила… Потому что вся эта кулацкая шайка всегда собирается вместе группой, и разговоры их были о ненависти к Советской власти, а также к руководителям проводимых партией мероприятий (вот так, оказывается, изъяснялась неграмотная крестьянка, жительница глухой таежной деревни, где в тот год не было ни одного коммуниста и комсомольца. — Н. З.). А мой сын Морозов Павел всеми силами боролся за проводимые Советской властью мероприятия и был душевно предан этому делу… Кроме того, мой сын Павел, что бы ни увидел или ни услышал про эту кулацкую шайку, всегда доносил в сельсовет или другие организации. Ввиду чего кулаки его ненавидели и всячески старались свести этого молодого пионера с лица земли…»
А вот строки из протокола допроса милиционера Ивана Попутчика: «Морозов Даниил и Шатраков Ефрем допрашивались неоднократно, но все не сознавались и только 8 сентября при моем участии, а также избача п. Герасимовка т. Ельшина и председателя Герасимовского сельсовета т. Николаева признались в совершении преступления… При обыске Морозова Даниила найдены в крови штаны, рубаха и нож. У Шатракова Ефрема найден в крови нож… Морозов Даниил дополнительно сказал: „Резали мы двое с Шатраковым Ефремом. Шатраков резал, а я держал“».
Но когда подозреваемые узнали, что собрание бедноты поселка Герасимовка просит применить к убийцам высшую меру наказания, Даниил всю вину переложил на старого деда.
Из спецзаписки районного уполномоченного ОГПУ в Свердловск: «Морозов Сергей Сергеевич, 80-ти лет, неграмотный, бедняк-единоличник, пионеру Морозову приходится дедом. Встретил пионера Морозова Павла и его брата Федора в лесу и зарезал ножом насмерть. При обыске у него в доме нашли два ножа, рубаху и штаны, запачканные в крови. Тогда участковый инспектор милиции арестовал Морозова Сергея и его внука Даниила…»
Возникает резонный вопрос: так у кого в действительности нашли окровавленную одежду и ножи?
Странным был и приговор суда. Шатракова признали невиновным и отпустили. Вскоре он уехал из деревни, и следы его затерялись. А деда и двоюродного брата за убийство, бабку за недонесение о готовившемся преступлении суд приговорил к расстрелу.
Словом, в этой истории много нераскрытых тайн. В конце 1997 года администрация Тавдинского района Свердловской области решила настоять на пересмотре уголовного дела по факту убийства земляка — некогда легендарного пионера Павлика Морозова. Новый демократический суд подтвердил правильность уголовного наказания, вынесенного судом коммунистическим. Трудно сказать, на основании чего пришли к такому заключению, ведь в Герасимовке уже почти не осталось свидетелей той трагедии: в середине девяностых годов был жив лишь единственный одноклассник и приятель Павлика Дмитрий Васильевич Прокопенко. Однако не дело автора вторгаться в сферу юриспруденции. Автор историк, а не следователь. И, как историк, вынужден констатировать: дело Павлика Морозова жило многие десятилетия!
Дети-доносчики сдавали своих отцов, матерей, братьев, сестер, не говоря уж о соседях. Родители ехали на Колыму, а дети-герои — в «Артек». Посмотрите газету «Пионерская правда» довоенных лет: дети-доносчики из разных областей страны вызывали друг друга на социалистическое соревнование, кто больше донесет. Обменивались опытом в «Артеке», как следить, как сообщать.
Вот лишь один пример о последователе Павлика из Архангельской области. Северный крайком ВКП(б) в своем специальном постановлении, принятом в мае 1934 года, отметил высокую политическую сознательность тринадцатилетнего пионера Ровдинской школы колхозной молодежи Шенкурского района Прони Колыбина. В постановлении говорится, что Проня разоблачил свою мать-колхозницу, расхищавшую хлеб. Несмотря на угрозы и побои, он отказался участвовать с ней в воровстве колхозного зерна и обо всем рассказал своему пионерскому отряду.
Дело было в конце марта 34-го года, в самую горячую пору подготовки к весенне-посевной кампании. Проня был на пионерском слете. Он вместе со всеми пионерами ровдинского отряда, возглавляемого вожатой коммунисткой Г. М. Холзаковой, обсуждал вопрос о задачах пионеров в охране социалистической собственности в колхозах.
Окончился слет. Проня Колыбин вернулся домой. Дома — мать. Она колхозница. Но она колхозница нечестная. Проне было известно и раньше, что она ворует общественный хлеб, расхищает колхозное добро и ставит под угрозу развала коллективное хозяйство.
В тот вечер мать позвала Проню пойти вместе с ней воровать колхозный хлеб. Проня с возмущением отверг предложение матери:
— Воровать тебе я больше не дам, ты попала на пионера!
Такой получила достойный отпор воровка мать от своего сына-пионера. Что оставалось делать матери? Угрожать? Она угрожала. Но угрозы, как убедилась она, не действовали — перед ней стоял сын с открытыми глазами, полными ненависти и уверенности в правоте своего поступка.
Проня попросил дать ему ужин. Но вместо этого он получил от матери побои. Физические истязания ребенка родной матерью завершились тем, что Проня лег в постель голодным.
Спать лег Проня Колыбин после того, как написал стихи, в которых выразил весь смысл борьбы, которая развернулась между старым и новым, между ним и матерью-воровкой, расхитительницей колхозного добра. Вот два четверостишия из его произведения:
Злой вредитель ты колхоза,
Мать, ты враг колхозу злой,
А не любишь раз колхоза,
Не могу я жить с тобой.
Темной ночью зимнею холодной
От воров колхозный хлеб поставлена спасать,
А сама идешь в амбар колхоза
Хлеб колхозный воровать…
На следующий день утром Проня ушел из дома матери и больше не вернулся к ней. Он пришел в школу и рассказал о случившемся, о вредительстве и воровских делах Колыбиной своему вожатому, секретарю ячейки комсомола и пионерам. Здесь он встретил полную поддержку, здесь его встретили свои, новые люди, вырабатывающие в коллективной работе и борьбе новое, социалистическое сознание.
О подвиге Прони Колыбина скоро узнали в Совете, в районе и в крае. Крайком партии предложил крайкому комсомола и крайоно широко проработать в комсомольской и пионерской организациях края и в начальных школах среди учащихся поступок пионера Колыбина, мобилизуя комсомольцев, пионеров и школьников на борьбу с хищением социалистической собственности. Газетам «Правда Севера» и «Северный комсомолец», районной и политотдельской печати рекомендовалось осветить на своих страницах образцовое поведение Колыбина, а также опубликовать его стихи.
