Борис Сопельняк - Секретные архивы ВЧК-ОГПУ
Надо ли говорить, что чекисты арестовали ее дочерей, начали таскать на допросы сослуживцев, соседей и всех, кто хоть что-то о ней знал. Версия была такова: Попова ближе всех находилась к Ленину, и если не стреляла сама, то, по крайней мере, отвлекала на себя внимание — ведь ранение-то у нее пустяковое, не исключено, что так было задумано.
Но затея с Поповой закончилась самым настоящим конфузом. Виктор Кингисепп, который вел это дело (через четыре года он будет расстрелян по приговору военно-полевого суда Эстонии), вынужден был признать:
«Попова является заурядной обывательницей, и нет никаких подозрений, чтобы она была причастна к правоэсеровской или иной партии или к самому заговору. Дочери являются достойными дочерьми своей матери: был бы хлеб и картофель — для них выше всякой политики».
Короче говоря, Марию Попову пришлось не только освободить, но и признать «лицом, пострадавшим при покушении на Ленина», назначив ей единовременное пособие.
Дальнейшие события развивались столь стремительно, что более или менее разумных объяснений им просто нет. Судите сами. Следствие в самом разгаре. Каплан по-прежнему твердит, что стреляла в Ленина по собственному убеждению. Но Петерс сумел установить с ней доверительные отношения, и постепенно стали всплывать детали, объясняя которые Фаня окончательно запуталась и стала называть какие-то имена.
Присутствовавший на допросе секретарь В ЦИК Аванесов первым понял, что перед ними отнюдь не матерая террористка. «На вид сумасшедшая какая-то. Или экзальтированная», — сказал он.
Как бы то ни было, но хоть что-то следствие записать в свой актив уже могло. И вдруг к Петерсу зашел Свердлов и поинтересовался, как идет следствие.
— Ни шатко ни валко, — вздохнул Петерс. — Уж очень странная у меня подследственная.
— Странная-то странная, а стрелять научилась без промаха. Где? И кто ее учил? Узнав это, узнаем истинных организаторов покушения. А пока что надо дать официальное сообщение в «Известиях»: народ в неведении держать нельзя. Напиши коротко: стрелявшая, мол, правая эсерка черновской группы, установлена ее связь с самарской организацией, готовившей покушение, и все такое прочее.
— Никакими фактами, подтверждающими эту версию, я, к сожалению, не располагаю, — развел руками Петерс. — Связями с какой-либо организацией от этой дамы пока что не пахнет. А за совет искать инструкторов меткой стрельбы спасибо: мы с этой подслеповатой дамой еще поработаем, — съязвил напоследок Петерс.
— Ну-ну, — круто повернувшись, свернул стеклами пенсне Свердлов. — Вы поработаете с ней, а мы — с вами.
Правая рука Дзержинского, бесстрашный чекист Яков Христофорович Петерс мгновенно стал белее мела и чуть не грохнулся на пол: он знал, что означают эти слова Свердлова, он не раз их слышал обращенными к другим людям, а потом этих людей ставили к стенке.
Так оно чуть было и не случилось, когда на состоявшемся на следующий день заседании Президиума ВЦИК Петерс начал говорить о намерении провести следственный эксперимент и о необходимости перепроверить противоречивые показания свидетелей покушения, Свердлов прервал его на полуслове:
—Все это хорошо, и, чтобы выявить пособников покушения, следствие надо продолжать. Однако с Каплан придется решать сегодня. Такова политическая целесообразность.
— Доказательств, которыми мы располагаем, недостаточно для вынесения приговора. Суд даже дело к рассмотрению не примет.
— А никакого суда не будет. В деле ее признания есть? Есть. Что же вам еще нужно? Товарищи, я вношу предложение: гражданку Каплан за совершенное ею преступление расстрелять. С расстрелом Каплан мы начнем осуществлять на всей территории республики красный террор против врагов рабочекрестьянской власти. Само собой, мы напечатаем в газетах, что это ответ на белый террор, началом которого было подлое убийство Володарского и Урицкого и покушение на жизнь товарища Ленина. Теперь вам все понятно? — впился он ледяным взглядом в Петерса.
— Так точно, — по-военному ответил Петерс. — Разрешите идти?
— Идите. А Каплан мы у вас заберем. Сегодня же!
Сын латышского батрака был так сильно напуган, что в дискуссии с начальством решил больше никогда не вступать. Понял он и другое: верность партии нужно доказывать кровью. Разумеется, не своей, а тех людей, на которых укажет партия. Расстрелы, расстрелы и расстрелы — вот чем, не зная ни сна, ни отдыха, занимался с этого дня Петерс. А когда его назначили чрезвычайным комиссаром Петрограда, экономя время и подходя к работе творчески, Петерс приказал производить массовые аресты по телефонным книгам.
— Телефон предмет роскоши ? — вопрошал он своих коллег, проводя экстренное совещание. — Предмет. Дорогостоящий? Дорогостоящий. Значит, тот, кто попал в телефонный справочник, богач, эксплуататор и классовый враг. А раз он классовый враг, то где должен находиться? Правильно, у нас, на Гороховой, 2. Но недолго. Камер мало, а врагов много, так что следствие должно быть коротким, а приговор расстрельным. Красный террор должен быть по-настоящему красным, так что буржуйскую кровь жалеть не будем!
И полились по питерским улицам такие реки крови, каких не было даже при Урицком. Хватали и ставили к стенке всех: вчерашних чиновников, бывших офицеров, профессоров, предпринимателей и просто лиц непролетарского происхождения. Но иезуитский ум Петерса не мог находиться в простое, и он придумал новый ход.
— А что, если, — шагая по кабинету, размышлял он, — сыграть на благородных чувствах господ офицеров, воюющих на стороне белых? Они своих родителей, жен и детей любят? Любят. Ради них на жертвы пойти готовы? Готовы. Тогда мы сделаем так: арестовываем выводки этих поручиков, капитанов и полковников, печатаем списки на листовках и с аэроплана разбрасываем их над позициями золотопогонников. Текст должен быть кратким: если не сложите оружие и не перейдете на сторону красных, ваши семьи будут расстреляны.
— Но они могут сослаться на присягу, — слабо возразил кто-то.
— Срок — три дня! — рубанул Петерс. — Если они не забудут о дурацкой присяге и не станут служить трудовому народу, разбросать листовки с сообщением о расстреле членов их семей. Пусть эта кровь будет на их совести!
И снова в подвалах ЧК загремели выстрелы. Офицеров, перешедших на сторону красных, больше не становилось, а вот горы трупов росли. Эти же методы изобретательный Петерс применял в Киеве, а потом и в Туркестане, беспощадно уничтожая тех, кого он считал пособниками белых и басмачей.
Но недолго музыка играла.. .То ли излишняя старательность стала смущать начальство, то ли он поднял руку на людей, облеченных доверием Кремля, но в 1937-м вчерашние коллеги и друзья его арестовали и вскоре расстреляли.
ЖЕНСКАЯ КРОВЬ НА БРУСЧАТКЕ КРЕМЛЯ
Как и обещал Свердлов, Фейгу Каплан с Лубянки перевели в Кремль. Почему? Да потому, что несознательные чекисты, не понимающие, что такое политическая целесообразность и требующие открытого и гласного суда, могли совершить что-нибудь такое, что никак не входило в планы Свердлова. Не дай бог, суда захочет и Ленин, ведь хоть и недолго, но присяжным поверенным он служил и вкус к судебным разбирательствам имеет. А там может всплыть такое!
Нет, о суде не может быть и речи. И чекистам оставлять Каплан нельзя! Благо кремлевская охрана подчиняется главе государства, и никому другому. Что касается коменданта Кремля Павла Малысова, то этот бывший матрос знает, что своей карьерой обязан Якову Михайловичу, и без лишних вопросов выполнит любой приказ председателя ВЦИК.
Так оно и случилось. Несколько позже в своих воспоминаниях кавалер ордена Ленина Павел Мальков не без гордости рассказывал о самом ярком дне своей жизни.
«Утром меня вызвал секретарь ВЦИК Варлам Александрович Аванесов и приказал:
— Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.
Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Вскоре меня вновь вызвал Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.
— Когда? — коротко спросил я у Аванесова.
У Варлама Александровича, всегда такого доброго и отзывчивого, не дрогнул ни один мускул.
— Сегодня. Немедленно.
— Есть!
— Где, ты думаешь, лучше?
Мгновенно поразмыслив, я ответил:
— Пожалуй, во дворе Автобоевого отряда. В тупике.
— Согласен.
После этого возник вопрос, где хоронить. Его разрешил Свердлов.
— Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа! — велел он».
Получив такую санкцию от самого Свердлова, изобретательный Мальков разработал до сих пор не применявшийся сценарий расстрела. Чтобы не привлекать внимания случайных посетителей и работников Совнаркома внезапной стрельбой, он приказал выкатить несколько грузовиков и запустить двигатели, а в тупик загнать легковушку, повернув ее радиатором к воротам. В воротах он поставил вооруженных латышей.
