Лиля Гурьянова - Мертвая зона. Города-призраки: записки Сталкера
А киевлянам между тем продолжали вкручивать, что вреда для их здоровья не существует. Большинство верило.
Колонны транспорта из зараженной зоныМай 1986 года подходил к концу. В Киеве быстро привыкли к поливальным машинам, которые два раза в день мыли центральные улицы города водой с… мыльной пеной. Как ни странно, эти машины приносили реальную пользу. Счетчики «фонили» в основном в местах скопления грязи и пыли. Это касалось не только улиц. Такая же картина наблюдалась и в домах. Достаточно было поднести счетчик к углу, где скопилось хоть немного пыли, как прибор начинал трещать. Ну и подоконники, естественно. Вечное скопище пыли. А ведь было лето – жаркое украинское лето. А что такое кондиционеры, большинство советских людей просто не знали. Поэтому окна в домах, естественно, не закрывались даже на ночь.
Мало кто из хозяек имел возможность ежедневно проводить тщательную влажную уборку квартиры, а между тем это был один из самых эффективных способов если не защиты, то хотя бы снижения опасности. И опять-таки, если бы матерям семейств авторитетные люди объяснили как следует, понятными им словами и не ничего скрывая, каким образом они могут защитить здоровье своих детей и себя от радиационного воздействия (заодно уж объяснив и всю опасность этого самого заражения), то, скорее всего, большинство из них вывернулись бы наизнанку, но обеспечили необходимые профилактические меры.
Но улицы мыли не только потому, что пытались смыть с них залежи зараженной пыли. По этим улицам ночью проходили грузовые машины и автобусы. Первые машины появились примерно спустя неделю после чернобыльской катастрофы. В общей сложности эти вереницы машин и автобусов тревожили ночной Киев на протяжении примерно месяца. Это шел транспорт из зараженной зоны: Чернобыля, Припяти и окрестных сел. Киевляне с сочувствием относились к пассажирам автобусов, ведь пострадавшие лишились вместе с имуществом и собственных домов.
Очень быстро жители Киева поняли, что было в военных грузовиках, которые колоннами проходили сквозь город. Слух просочился очень быстро, и, повинуясь здравому смыслу и жизненному опыту, люди сразу в него поверили. Как шепотом передавали друг другу на базарах, в военных грузовиках было вывезенное с зараженной территории «добро». Тот скарб, который жителям пострадавшей зоны запретили вывозить с собой. Не хотелось бы бросать тень на доблестную Советскую армию. Поэтому остановимся на констатации: это был всего лишь слух.
Хотя если бы киевляне до конца понимали, что происходит, то они в первую очередь пожалели бы себя. Дело в том, что грузовики и автобусы по большей части тоже в каком-то смысле эвакуировали из пораженной зоны. Лишь небольшая часть машин (в основном автобусов) была подтянута к месту эвакуации из других городов Украины. А вот военная техника почти полностью вывозилась из частей, расположенных недалеко от Припяти и Чернобыля, и, конечно же, была в значительной степени поражена радиацией. Но даже автобусы, которые не находились в зараженной зоне во время катастрофы, все равно были «машинами смерти», так как не только железо этих машин несло в себе приличную дозу радиации. Колеса любого транспорта, побывавшего в непосредственной близости от реактора, несли на себе налипший грунт, щедро разбрасывая его по всему пути следования. Вот этот-то грунт фонил гораздо больше, чем железо, при этом оставаясь на улицах Киева в поражающем воображение количестве.
Не представлялось возможным точно подсчитать, сколько автотранспорта из пораженной зоны прошло за месяц через Киев. Но, судя по тому, что за одну ночь по одной улице проходило около сотни машин… Нетрудно понять, что утренний полив улиц мыльной пеной вряд ли мог реально ликвидировать последствия оседания на асфальте радиоактивного грунта. Только размазать.
«Октябрьская» больница. Самоубийства от лучевой болезниО том, насколько велик был причиненный «грязными» колесами вред, можно судить вполне определенно. И хотя, как и во всех прочих случаях, радиационные замеры или не проводились, или не были обнародованы их результаты, все же можно сделать вполне определенные выводы. И вот каким образом. Неподалеку от Крещатика, всего в двух троллейбусных остановках от центра Киева, расположена центральная больница – «Октябрьская». Именно в эту больницу госпитализировали пожарных и даже военных, пострадавших во время ликвидации последствий аварии. Тех самых, что голыми руками расчищали радиоактивные завалы возле реактора. Военные оказались в гражданской больнице по причине переполненности военных госпиталей. Кстати, один из таких госпиталей был расположен в центре Киева на бульваре Леси Украинки. Как нетрудно догадаться, он тоже был переполнен. Только в отличие от гражданской больницы вход на его территорию был перегорожен ежами с колючей проволокой. Непонятно, правда, в связи с чем были предприняты такие радикальные меры, так как в те допотопные времена журналисты не представляли никакой опасности и были ручными, как комнатные болонки, а родственники пострадавших иногда даже не знали, что их сыновья, мужья, отцы и братья пострадали от аварии на Чернобыльской АЭС. Эти «подробности» выяснились гораздо позже.
Но вернемся к «Октябрьской» больнице. Поскольку ограничить доступ на территорию штатской больницы не смогли даже в те времена, когда запрещалось все и вся без объяснения причин, то киевляне могли наблюдать за всем, что происходило в самой больнице и около нее. А около больницы происходили неприятные события. После того как больница была переполнена пострадавшими ликвидаторами и стало ясно, что больше размещать их негде, на территорию больницы загнали строительную технику – экскаваторы и грузовики – и срезали по периметру больницы, а также в больничном дворе весь грунт. И не абы как, а капитально. Сняли тридцать сантиметров грунта. И вывезли в неизвестном направлении.
О том, что было срезано именно тридцать сантиметров, охотно сообщали всем интересующимся общительные экскаваторщики и водители грузовиков. Видимо, с них никто не подумал взять подписку о неразглашении, что было крайне легкомысленным поступком со стороны определенной организации… Потому что через некоторое время по городу начали распространяться оч-ч-чень нехорошие разговоры, ведь «Октябрьская» больница на тот момент была одной из самых больших и, помимо ликвидаторов и их родственников, в ней находилось на лечении приличное количество больных плюс посетители плюс больные, которые лечились амбулаторно. Так что геометрическая прогрессия, необходимая для распространения информации сарафанным способом, была в наличии.
Киевляне наконец-то поняли, какую опасность несут на своих колесах проходящие через их город автоколонны. И хотя открытый бунт в те времена был делом немыслимым, начали поговаривать о том, что не пора ли, мол, переходить к конкретным действиям. И что вы думаете? Некоторые самые активные все-таки придумали средство борьбы. Средство это было неэффективным в практическом плане, но, очевидно, давало возможность психологической разрядки. Поздним вечером, когда город уже спал, темные личности (в смысле скрытые темной южной ночью) проходили вдоль пустынных улиц и разбрасывали по проезжей части ржавые гнутые гвозди в большом количестве. Ну, одним гвоздем трудно пробить баллон тяжелого грузовика, но если таких гвоздей ОЧЕНЬ много, то… Да в общем-то ничего. Зато сообразительные милиционеры тут же понаставили патрулей по пути следования автоколонн и ловили вредителей почем зря. Но, правда, хватило ума не «припаивать» им идеологию. Обходились статьей за злостное хулиганство.
Но если около больницы происходили события, которые можно было назвать всего лишь неприятными, то в самой больнице событиям можно было смело присваивать эпитет «страшные». Пострадавших ликвидаторов с разной степенью поражения лучевой болезнью госпитализировали в отделение, находящееся на четвертом этаже. Нельзя сказать, что конкретно в ожоговое отделение, потому что очень скоро оно было переполнено, и тогда под койки для пострадавших от радиационного воздействия людей отвели весь четвертый этаж.
О том, насколько была эффективна помощь, которую оказывали медики, нет смысла рассуждать на страницах этой книги. Нет никакой достоверной информации. Но то, что должным образом организованного ухода за ними не было осуществлено, – это факт. В течение нескольких первых дней, что пациенты с тяжелейшей степенью лучевой болезни провели в больнице, среди них было зарегистрировано несколько случаев самоубийств: находящиеся в шоковом состоянии люди выпрыгивали из окон четвертого этажа. И только спустя полторы недели после первого случая самоубийства на оконные рамы наварили железные решетки.
Как уже упоминалось, ко времени аварии о лучевой болезни советская медицина знала очень и очень немногое. Специалистов в этой области можно было пересчитать по пальцам, слишком уж специфической и редко востребованной была эта отрасль медицины. Пострадавших на ликвидации аварии людей было слишком много, чтобы все они могли рассчитывать на помощь редких специалистов, поэтому во многих случаях пациентам помогали медики, которые впервые лечили людей с такой болезнью. Во многом врачи продвигались на ощупь, лечили пациентов практически вслепую. По поводу симптомов лучевой болезни в те дни медики могли высказываться лишь очень осторожно. И вот так осторожно врачи «Октябрьской» больницы выдвигали предположения, что лучевая болезнь странным образом влияет на психику больного человека, что у него начинает вырабатываться сильнейший панический синдром и возникают приступы клаустрофобии, даже у тех людей, которым до этого момента была незнакома боязнь замкнутого пространства. Именно эти симптомы и заставляют человека, находящегося в помрачении рассудка, пытаться найти выход из воображаемой опасной ситуации. Бежать, спасаться, выбираться из тесных помещений, в частности, из палаты. А единственным выходом из палаты люди, страдающие от этого заболевания, иногда считали окно, находящееся на четвертом этаже старого здания. И хотя медиков трудно винить в том, что за первым или вторым самоубийством, возможно, трудно было усмотреть симптоматику, все же полторы недели и несколько жутких случаев подряд могли бы уж, кажется, навести на определенные мысли.
