Владимир Бушин - И всё им неймётся!
НАСТОЙЧИВОСТЬ И СМЕЛОСТЬ, с коими черноголовый являет нам свою тупость, просто загадочны. Вот после штатных ППЖ толкует ещё о «спецпайках» в армии. Его негодованию нет предела: «Спецпаёк был тем больше, чем выше звание или статус». Правильно. Но чего визжать-то? Ведь так всегда и везде, на НТВ — тоже.
Сравни свой «спецпаёк», что получаешь, сидя в мягком кресле перед камерой с чужими словами во рту, и бедолагу Сергея Малозёмова, которого, как волка, только ноги кормят.
Внял?
Теперь сравни свой «спецпаёк» с тем, что гребёт твой начальничек Кулистиков, его «спецпаёк» — о-го-го!
С другой стороны, вот Ольга Шувалова. Кто такая? Чья ППЖ? Какой статус? Оказывается, безработная, но — супруга вице-премьера. И что мы видим? В прошлом году её «спецпаёк» составил 642 миллиона рублей (Советская Россия. 26.2.11). Чего молчишь, трибун? Губами шевелит, а ничего не слышно. Как рыба на берегу...
Заметим, что новое вытворение, показанное ныне, имеет двухсоставное заглавие «Вторая ударная. Преданная армия Власова». И оба лживы, так что враньё начинается с места в карьер, ибо, во-первых, фильм не об этой армии вообще, не обо всём её боевом пути хотя бы кратко, а только об одной операции, в которой она принимала участие, — о неудачной, трагической Любаньской операции, начатой 13 января 1942 года. Суть её состояла в том, чтобы силам Волховского фронта из-за реки пробиться с юго-востока на соединение в Любани с войсками Ленинградского фронта, которые должны были наступать с севера, и разорвать блокаду второй столицы страны.
Незадолго до назначенного дня наступления командующий фронтом генерал армии К.А.Мерецков получил письмо:
«Уважаемый Кирилл Афанасьевич!
Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, — великое дело. Я хотел бы, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменялось на мелкие стычки, а вылилось бы в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый общий удар по врагу, опрокидывающий все расчёты немецких захватчиков.
Жму руку и желаю Вам успехов.
И. Сталин
28.12.41»
Письмо было написано от руки и без всякого указания о должности, просто как личная просьба и совет. Похоже на то, как Сталин писал защитникам Севастополя: «Прошу вас, продержитесь ещё 48 часов...»
Вторая ударная, наступавшая на острие атаки (потому так и названа, над чем потешается гаврик) прорвала и первую, и вторую линию обороны немцев, углубилась в захваченную врагом территорию почти на 75 километров, оставалось всего 15 км до Люба- ни, но дальше, увы, дело не пошло. А наступление с севера и вовсе не удалось. К тому ещё тяжело заболел командарм Н.К.Клыков, его вывезли в тыл. Вторая ударная оказалось в глубоком мешке, а потом уже под командованием Власова и в полном окружении, из которого в мае-июне удалось вырваться лишь части измождённых сил.
Причин неудачи несколько. Может быть, первая — спешка. Но ведь она так понятна! Надо было спасать Ленинград, который уже начал задыхаться в блокаде и вымирать от голода.
Да, это была трагическая неудача, каких в начале войны у нас было немало. А с конца 1942 года ещё больше неудач, ещё более трагических было у немцев, что и привело к известному финалу. Но наши победы не интересуют всех этих пивоваровых да живоглотовых, они парализуют их, лишают речи.
А ведь Вторая ударная проделала большой боевой путь и завершила его в составе Второго Белорусского фронта участием в победной Берлинской операции. Фи! Кому это интересно? Что на этом можно заработать?
И вторая половина заглавия — «Преданная армия»— убедительно свидетельствует, что творец как два года назад явился лжецом и холуём режима, так и остался, даже много в этом преуспел. Да кто же предал Вторую ударную? Ну, что за вопрос! Разумеется, Верховное Главнокомандование, Ставка, сам Верховный. А зачем? Ведь предательство всегда имеет цель. Какая цель могла быть тут? Только одна — помочь фашистским оккупантам разбить Красную Армию и захватить страну. Сталин именно этого и хотел? Да почему же тогда, как правители Польши на седьмой день войны, не бежал из столицы, не объявил её, как французы через месяц боёв, открытым городом, не сдал Ленинград, почему не приветствовал вторжение Гитлера, как норвежский премьер Квислинг или русские церковные иерархи за рубежом, генерал Краснов и философ Ильин? Наконец, зачем разгромил бедных захватчиков, взял Берлин и продиктовал фрицам безоговорочную капитуляцию? Голова-два-уха молчит...
Может, этот диктор просто не соображает, что такое предательство? Но ведь за эти годы на его глазах столько предателей прошло в образе Горбачёва, сыто дожившего до восьмидесяти лет, Ельцина, от перепоя не дожившего.
Уж не будем тормошить мертвецов, но вот живой и непьющий в 2001 году едет в Киргизию и уговаривает лысого бровеносца Акаева, которого Ельцин так любил щёлкать по сияющему темечку, согласиться на американскую военную базу на своей земле. Тот под напором Большого брата соглашается. База создаётся сроком на два года. Но прошло уже десять лет. Бровеносца за бездарность и шкурничество киргизы выгнали, «приютили» его в Москве, а американцы и не думают уходить. Вот предательство-то настоящее — и России, и Киргизии. А за эти десять лет американцы создали ещё несколько баз вокруг нашей родины. Что в ответ делает кремлёвский живчик? Ликвидирует наши базы на Кубе и во Вьетнаме, не им созданные и позволявшие нам контролировать оба полушария. Это новое доподлинное предательство. Вякнуть об этом ни тот, ни этот Пивоваров, конечно, никогда не посмеют: у них детки, им пищу приносить надо.
Не может сообразить он и того, что ведь сам же себя опровергает, объявляя Власова «любимцем», даже «любимчиком» Сталина, состоявшим у него «на особом счету». Но как можно предавать любимчика, балаболка! Разве твой начальник Кулистиков предаст тебя, своего любимчика? Уж сколько лет во всей своей серости красуешься на экране, распространяя на всю страну зловоние, а он и не думает выгнать эту говорящую бездарность.
Власов объявлен любимчиком Сталина, конечно, для того, чтобы опорочить Верховного: вот, мол, каких любил он. Но где хоть одно доказательство? Может, Власов стремительно повышался в званиях? Ничего подобного. Только под сорок лет получил первое генеральское звание, на пятом десятке после разгрома немцев под Москвой, где он командовал армией, — второе. И наград уж совсем не густо: Орден Ленина, полученный ещё до войны, видимо, за работу советником в Китае или просто за выслугу лет, Орден Красного Знамени за бои под Москвой, как все командующие армиями и даже фронтами, да медаль «XX лет РККА» — и всё. Со Сталиным он виделся только один раз — при назначении командующим 20-й армией. В этом назначении, как и в беседе с Верховным, тоже невозможно разглядеть ничего «любовного»: до этого Власов командовал корпусом, и вот — новая служебная ступенька. Словом, обычное дело, официальная деловая встреча.
За время войны таких назначений и встреч было у Сталина множество.
В 1997 ГОДУ Виктор Александрович Кузнецов, бывший ответственный секретарь газеты Второй ударной армии «Отвага», прислал мне из Уфы свою «Книгу памяти». Там в дневниковой записи за 20 апреля 1942 года он рассказывает о совещании в политотделе армии, на котором выступил только что прибывший новый командующий Власов. Перед началом контрнаступления под Москвой он после контузии под Киевом лежал в госпитале. Вдруг, по его словам, позвонил Сталин и спросил о его здоровье. Это опять-таки было не изъявлением нежностей к человеку, которого Сталин никогда не видел, а кадровым интересом Верховного Главнокомандующего: можно ли его поставить командармом? «Конечно,— воскликнул Власов,— на другой же день я был здоров!» Вот как подействовал на него один звонок Сталина. И дальше он говорил о Сталине с восторгом: «Удивляла его осведомлённость. Он всё хорошо знал. Дислокация не только армий, но и дивизий ему хорошо известна. Знает на память множество имён командиров» и т.д. Было сказано ещё немало прекрасных слов: «Командир должен быть отцом родным для бойцов... Человека любить надо... Мы должны помочь Ленинграду» и т.п. А в конце опять о Сталине: «Надо учиться у товарища Сталина спокойствию и выдержке даже в самые тяжёлые времена». Так что есть все основания сказать: не Власов был любимцем Сталина, а Сталин — любимцем Власова, но — только до того, как настали для генерала лично эти самые «тяжёлые времена». Тут его покинуло спокойствие, и он вскоре, когда его разыскали немцы, перешёл на немецкий язык: «Nicht schissen!Ich bin Vlasoff!»
Пивоваров приводит в усечённом виде характеристику Власова, данную ему Жуковым в радостные дни после разгрома немцев под Москвой. Она имеет сдержанно положительный характер. Однако голова восклицает: «Образцовый сталинский генерал! И никаких намёков на будущую судьбу Власова». За измену Родине судьбой генерала оказалась виселица. Так этот умник ожидал, что в характеристике будет сказано: «Генерал-лейтенант Власов А.А. в оперативном отношении подготовлен хорошо, организационные навыки имеет, с управлением войсками армии справляется. Но после окончания войны заслуживает виселицы». Увы, этого в характеристике не было, не доглядел Георгий Константинович, прошляпил.
