Станислав Лем - Молох (сборник)
Я говорю об этих вещах, поскольку они относятся к немалому числу явлений, на которые технотворческая человеческая изобретательность не будет иметь реального влияния. Одним из последних плодов этой изобретательности в настоящее время является глубоко проникшая во все сферы жизни область связи с растущим количеством ловко сконструированных заменителей интеллекта, искусственного эквивалента которого создать мы не можем (пока). Электронная паутина, все гуще оплетающая нашу планету, не может заменить интеллект. Впрочем, мне кажется, что даже если бы могла, это бы не пошло нам на пользу, поскольку так же, как прототип автомобиля породил тысячи разновидностей, называемых марками, так и прототип интеллекта должен был бы разделиться на множество отличающихся друг от друга разумов, которые могли бы не только взять нас под опеку, но и направить на не слишком заманчивые пути развития.
К вышеприведенным замечаниям меня прежде всего привело замеченное мной расхождение между конструкторским идеализмом ранних шестидесятых годов, когда я писал «Сумму технологии» с зачатками сформулированных в ней проектов, и действительностью, в которой эти проекты начали реализовывать. Вроде является очевидным, что, сочиняя в то время, я должен был каким-то способом без коллизий обходить Харибду — цензуру социалистического строя. Однако я не принял во внимание Сциллу капитализма с его жадностью, с его обязательным желанием извлечь прибыль. Все технократические и технофилические искусства, которыми приманивают нас сегодняшние производители и футурологи, готовые на все, чтобы объединить всевозможные виды электронной и электромагнетической связи, чтобы их резервуары разместить на околоземных орбитах и посылать потоки импульсов, демонстрирующих образы и сюжеты все более тривиальные, все в большей степени ориентированные на образованность людей, на их согласие на добровольное принуждение, и вместе с тем заговаривание масс (преимущественно скучающих) обещаниями светлого будущего, чары которого будут прямо пропорциональны количеству ретрансляторов, программ, кабелей, так же как и космических передатчиков… — все это вместе мне явно указывает на прибыль, которую люди получают от всяких инноваций, тем самым расширяя и делая универсальным всеобщее господство идеи потребления. Впрочем, большую часть того, что я написал до сих пор, можно было бы кратко назвать оборотной стороной картин, нарисованных мною в середине века. Действительно, я писал об имитологии, о фантоматике, о цереброматике, но на самом деле я обдумывал и их будущие последствия философской природы, но от возникающих таким образом видений меня постоянно пробуждает огромное количество бесстыдных реализаций, каковыми ядовито плодоносит широко развитая популяризация проектируемых человеческих безумий. На страницах научного журнала выступает нейрохирург, на семьдесят втором году жизни выражающий уверенность, что он сумел бы пересадить человеческую голову, отрезанную от одного туловища, к другому. Вот планируется строительство базы на Марсе, первыми жителями которого должны были бы стать сами проектировщики. Вот удаление определенного гена из наследственной плазмы червей, называемых нитчатыми, гипотетически переносится в будущее время, в котором люди так же, как эти препарированные нитчатые черви, смогут удвоить продолжительность жизни. Поэтому мне кажется, что было бы полезно издать антологическое собрание опубликованных научных заверений, обещаний и гарантий, неизбежно и обязательно принявших огромные размеры, в виде энциклопедии выдумок, легко воспринимаемых прежде всего потому, что все, в чем нас уверяли (например, в окончательной победе над злокачественными опухолями или процессом старения), включается в колоссальное собрание несбыточностей, которые мы поглощаем маленькими порциями. Энциклопедия невежества, царствующего в нашем знании о мире и человеке, должна пополниться, но эта, упоминаемая выше, действительно могла бы стать сосудом с нюхательной солью, поскольку нам упорно внушается, что все возможно. Астрология — это собрание нонсенсов, никаких прибывающих из далей Вселенной неопознанных летающих объектов (НЛО) нет, никакие праастронавты не учили египтян, как строить пирамиды, однако же, как известно, mundus vult decipi, ergo decipiatur.[312] Табличку с вышеприведенным изречением я должен был бы повесить над столом с моей пишущей машинкой. Не следует, однако, увязать в бездне отупляющего потребительства. Не только употребление клецек с кетчупом или пудинга должно притягивать наши мысли и быть подтверждением их чудесного исполнения. Я закончу этот раздел, но это не значит, что в продолжение сказанного я в такой же похоронной тональности желал бы завершить рассуждения о далеком будущем разумного человека.
Рискованные концепции[313]
Наступают времена, когда физики, как мне кажется, могут многое сказать в биологии. Но мне не хочется углубляться в тему их вторжения. Могу только сказать, что не считаю это вторжение случайным. Одним из первых физиков, вступивших на эту практически девственную для них территорию, был Эрвин Шредингер. В 1943 году он назвал ядро или сердцевину (уже точно не помню) живой клетки апериодическим кристаллом. О генах, о нуклеотидной спирали, о различных репликазах, рестриктазах, репаразах еще не было и речи. Через сорок два года после Шредингера известный своими оригинальными взглядами Фримен Дайсон прочел лекцию, версия которой, исправленная автором, помещена в книге «Origins of Life». В этой книге, последний раз переизданной в 1990 году, Дайсон попытался смоделировать и тем самым познавательно осветить одну из самых больших загадок биологии, а именно — процессы, которые привели к возникновению жизни. Было много предположений о том, каким образом на Земле зародилась жизнь. Дайсон, в частности, рассуждал и искал ответ на вопрос, почему, начиная от эукариот, а стало быть — от царства бактерий, жизнь столь сильно запутанна. Его книга, настоящая башня гипотез, построенных на гипотезах, заканчивается призывом к экспериментаторам, чтобы они попробовали опытным путем укрепить эту мысленную постройку. Работа написана замечательно и просто, но я не намерен здесь излагать ее содержание, а стремлюсь только вывести из нее главную мысль. В своем тексте Дайсон старался, как только мог, развеять неуверенность. И хотя экспериментальной проверки его главных тезисов по-прежнему нет, я, собственно говоря, призываю эту работу не продолжать. Процесс возникновения жизни наверняка продолжался в геологическом масштабе долго, но стартовал, вероятно, еще до того, как миновали первые полмиллиарда лет на уже покрытой коркой Земле, в эпоху, когда молодое Солнце согревало нашу планету, но излучение было значительно слабее, чем сейчас. Невзирая на то что самопроизвольному зарождению жизни были необходимы, кроме термодинамических, условия, обеспечивающие большое количество химических взаимодействий и тем самым молекулярных столкновений, очевидно, что сперва произошло возникновение полимеров из мономеров, а среди возникших полимеров выделились те, что дали начало аминокислотам — будущим кирпичикам плазматического гомеостаза. Неизвестно, было ли таких многомолекулярных коллизий триллионы или квадриллионы, но в любом случае их должно было быть очень много. Из хода рассуждений Дайсона следует, что именно так возникли аминокислотные сгустки, из которых появились белки, то есть что основой биогенеза был белок. В настоящее время, когда нам уже известны очень своеобразные, анормальные формы белков, называемые прионами, которые вызывают болезнь «коровьего бешенства», являющуюся следствием фатальных эффектов, вызываемых этими прионами на обычном плазматическом белке, уже ясно, что один из старейших догматов биологии, провозглашающий непередаваемость биологической информации без участия нуклеиновых кислот, рухнул. Болезнь, которую вызывают у человека прионы, передается без каких-либо следов нуклеотидной основы. Это косвенно подтверждает предположение Дайсона, который допускал, что белки были первыми, что они сами сумели образовать неизвестные нам, поскольку они уже исчезли, формы первичного существования или гомеостаза и что только позднее, хотя неизвестно как и когда, среди них начали появляться нуклеиновые производные. Другими словами, жизнь в самом начале была очень запутанной, очень разнородной, с необычайно своеобразной формой взаимодействия двадцати аминокислот, которые еще не достигли эукариотической стадии. Нам неизвестно, каким образом нуклеиновые основы начали обосабливаться из аминокислотных сгустков, пока через два миллиарда лет сформировались так, что из них возникли управляющие группами белков нуклеотидные спирали, что произошло, впрочем, примерно миллиард лет назад.
