Газета Завтра Газета - Газета Завтра 468 (46 2002)
И днем рождения Екатеринбурга стал день пуска первой молотовой завода — 7 ноября.
Уже меньше чем через год Геннин написал царю: "Екатеринбургские заводы и все фабрики в действии, а именно: две домны, две молотовые, три досчатых молота, укладная, стальная, железорезная, проволочная, пильная мельница, три медные плавильные печи, также и хлебная мельница, и много хором по чертежу…"
В 1725 году к сооружениям завода добавился двор для выделки медных монет, затем жестяная, меховая, кузнечная, гранильная фабрики… Стали бурно расти все прочие ремесла, и скоро здесь уже было 335 жилых дворов, два торговых ряда: казенный в 18 и частный в 11 лавок. В крепости поставили лабораторию, баню, школу. То есть город, рожденный дерзкой прозорливостью двух верных подданных Петра, уже полнокровно и основательно зажил. И скоро стал, с их легкой на великие дела руки, крупнейшим промышленным, торговым и культурным центром России…
Водителем в этой поездке у нас был очень милый малый — бритоголовый амбал Серега, такой вылитый с вида представитель современных "пацанов":
"Сейчас в Ебурге (так на местной фене звучит название Екатеринбурга) бандитов уже нет, все пацаны — бизнесмены. В начале девяностых кровь лилась рекой. Убили уралмашевского авторитета у него на хате, мент не успел прийти на вызов, прибежали пацаны. Чуть этого мента не замочили, еле им втюхал, что не он. В ответ перемочили всех, прямо на улицах расстреливали, как в Москве. Потом кавказские грохнули пацана на рынке. Наши пришли к ментам, договорились, чтобы завтра отвели от рынка все наряды. Приехали туда, все обложили — и пошли чисто конкретно, кого забили насмерть, кого изувечили. А за ними — наши бабушки, из опрокинутых палаток тащат бананы, апельсины, они никогда их не кушали, чуть не обсикались от счастья… А сейчас уже — все тихо…"
Мы взяли с собой Серегу в музей изобразительных искусств, где роскошь экспонатов, бьющая за рамки биологизированной нынче жизни, произвела, похоже, на него большое впечатление. "А это что за телка на картине? Тараканова? Княжна? А сколько она стоит в баксах? А это как отлили? Неужели все из чугуна? Ну ни фига! Надо будет пацанов сюда сводить, пусть тоже побалдеют!.."
И на какой-то миг мне показалось, что его простое по-младенчески сознание чем-то сродни тем некогда нетронутым просторам вдоль Исети, на которые пришли Татищев с Генниным. Они засеяли их мощной жизнью, дав своим рачительным трудом железную непотопляемость России. Их созидательный порыв потом отлился в чугунных кружевах искусных каслинских мастеров, потом — в наших "тридцатьчетверках", выбивших гитлеровцев, потом — в ракетах, не позволивших новым противникам унасекомить нас. Распадный же дух последних лет смог лишь надуть с животной силой бицепсы Сереги, не давши ему, кроме этой чисто пацановской силы, ничего. Попробовал он чем-то торговать — но время голых мышц быстро ушло: "Все из-за денег перехаялись — и конкретно прогорели". И кавказцы, выбитые примитивными, без всяких каслинских затей, прутами, пришедшие осваивать нас, как те же Татищев с Генниным, снабженные их верной сметкой и своим диаспорским патриотизмом, — заняли снова все доходные места в Ебурге. И наши поцеватые качки уже не катят против них.
Проснется ли в нас вновь тот генеральный дух, завещанный нам нашими большими предками, с которым лишь и можно удержать в своих руках свою страну? Или подвижники других племен освоят окончательно наши недра, вывезут наши деньги и наших лучших женщин, и мастеров науки, и культуры, и ракетного литья? И "струны вещие Бояна", сдохнув с горя, замолкнут навсегда о нас?
ТАМ СНОВА СОЛНЦЕ НАМ УЛЫБНЕТСЯ...
11 ноября 2002 0
46(469)
Date: 12-11-2002
Author: Ольга Шорина
ТАМ СНОВА СОЛНЦЕ НАМ УЛЫБНЕТСЯ...
Осень. Пыльный, антисанитарный рынок. Торговка шерстяными турецкими кофточками, облезающими после первой же стирки, еще пять лет назад — талантливая чертежница местного промышленного, а теперь разворованного предприятия, говорит соседке по торговому ряду, — бывшей учительнице младших классов, оставившей нервную нищую работу ради продажи трусов.
— У Тоньки-то, алкашки, младший выродок в реанимации побывал. Выжил же, подлюка! Да таких, как Тонька, стерилизовать надо, а детей на опыты отправлять — разве это люди?
Витек, спасенный в реанимации, появился на свет в работящей заводской семье. Ему едва исполнилось восемь лет, но в школу он не ходит. Его старший брат Серега, которому десять, в школу определен в свое время был, но давно уже ее бросил, и это никого не волнует. Их родители никаких академий современного бизнеса не кончали, вкалывали на предприятии, пока два года назад его не приватизировали. Мать быстренько сократили, а отец погиб после взрыва заводского котла — у него было обожжено девяносто процентов кожи. Еще чего, о технике безопасности для рабочего скота думать!
Безработная мать двоих детей долго крепилась и не могла поверить, что может впасть в нищету, и никто ей больше не поможет. Выпавшая в осадок, не нужная стране женщина послушно встала на учет в фонд занятости населения и стала посещать бесплатные лекции по "Основам рыночной экономики", где раскормленная лекторша, закусывая пламенные речи бутербродиком с черной икоркой и промачивая золотое свое горлышко ароматным, настоящим бразильским кофейком, вещала им, тупому "работному люду":
— Господа! На рынке труда все вы — продавцы своей рабочей силы, а ее покупатели — ваши потенциальные работодатели! Мой вам дружеский совет: торгуйте всем, чем только можно! В этой стране теперь спрос предъявляется не на трудовые услуги вообще, а на услуги определенного типа. Наряду с общенациональными существуют местные рынки труда, где спрос и предложение на одни и те же типы услуг отличаются. Предложение может вынуждать людей менять профессию и место жительства. Различают профессиональную и территориальную мобильность рабочей силы. В Иванове, допустим, шахтеры никому не нужны! В этой недоразвитой стране, в отличие от цивилизованной Америки, совершенно не развит рынок жилья, чтобы человек мог ездить по стране в поисках работы! И такое вот хамство — раз в неделю. И ходят же!
— Господа! Сегодня рассмотрим механизм формирования заработной платы на рынке труда. Вы все хотите ее получать, но из вас никто по-настоящему не умеет работать! В чем же причины различий в уровнях оплаты труда? В его сложности! Чем сложнее трудовые обязанности, тем выше заработная плата! Вот дворник и врач: пусть врачу надо много лет учиться, но он-то знает, что это все окупится, и он будет получать больше дворника! А отечественное здравоохранение тем временем разбивали кувалдой. Многие дворники стали получать куда больше врачей, и поэтому последние частенько отказывались лечить первых.
— А труд банкира сложен? — хохотнул кто-то.
— Еще бы! — вдохновилась прожорливая лекторша. — Ведь сколько ему учиться надо и каким умным быть, чтобы банк не прогорел!
В те годы наши люди были, как зомби, и верили, что, походив немного к этой мадам, и они станут банкирами…
— Господа! А сегодня вы узнаете правду о вас самих! Вы — без-ра-бот-ные, то есть люди, готовые вкалывать при сложившейся оплате труда, и активно, но безуспешно ищущие работу! И благодаря такому балласту, как вы, государство имеет двойную потерю: вы ничего не производите, а вам еще и пособие платят! И называться "безработным" имеет право лишь тот, кто встал у нас на учет!
— А кто не работает и к вам не идет, как он называется? — спросил кто-то любознательный.
— Тунеядец! Жрать захочет — все равно придет!
...Не нашлось Антонине работы, перестала она ходить на биржу труда. И пособие платить перестали. Ее третьим ребенком стала двенадцатилетняя племянница Ангелина, дочь сестры. Сестра чудом не потеряла работу, а вот ее муж остался не у дел. Однажды они легли спать, и она, разгоряченная, пьяная, нависая над ним, водочно захрипела: "Я — работаю! Я — работаю! А ты на мою шею сел и ножки свесил!"
Так она стала изводить его каждый день, и однажды он, по привычке залив глаза сомнительной водкой, потерял от обиды разум и задушил жену подушкой. На суде сказал: " Я хотел только, чтобы она замолчала". Поскольку подсудимый давно нигде не работал, его вынужденное тунеядство увеличило срок. Теперь его учат работать в исправительно-трудовой колонии, а Линка осталась сиротой.
В фонде занятости Антонине сказали: "Не на что жить — это ваши трудности! Займитесь каким-нибудь бизнесом. Вы — лишняя в этой стране!" С тех пор Антонина гонит самогон на продажу, запила по-черному и пала на самое дно. Сожителей меняет, как перчатки... раз лишняя... лишняя… подыхает — ее проблемы, — и даже стоградусной алкогольной крепостью не залить ей своего шока.
