Итоги Итоги - Итоги № 48 (2013)
Иными словами, презентация была выполнена филигранно — тут вам и историческое наследие, и культурная составляющая, и общественная значимость, и благотворительность. Более того, аналогичный по размеру зеркальный павильон от Dior, выстроенный на Красной площади этим летом, никаких неприятных ассоциаций у общественности не вызвал. Почему же не повезло Louis Vuitton? Как заявил «Итогам» один из обитателей Госдумы, все дело в том, что в нашей культурной традиции слово «чемодан» имеет исключительно негативную смысловую нагрузку. Начиная с одесского шлягера «А ну-ка убери свой чемоданчик» и русофобского лозунга «Чемодан — вокзал — Россия», заканчивая чемоданами компромата и чемоданчиком с откатом. Один из кремлевских апокрифов гласит, что скандал поднялся после того, как кто-то из местных небожителей поинтересовался, почему это некоторых сотрудников нет на рабочих местах, и услышал, что все фоткаются на Красной площади подле гигантского чемодана. Случилось страшное: большое начальство оказалось, мягко говоря, не в курсе. Остальное вы знаете: депутаты подняли шум, а все причастные и непричастные к скандалу чиновники хором заявили, что про чемодан слышат впервые. Вот характерный образчик бюрократического негодования: согласно заявлению Росреестра конструкция площадью 450 квадратных метров была установлена на главном земельном участке страны с нарушением законодательства. Красная площадь относится к землям неразграниченной госсобственности. Земельному участку под чемоданом кадастровый номер не присваивался, и по нормам ГК РФ участок не мог быть предоставлен в аренду.
Впрочем, у участников event-рынка нет никаких сомнений, что организаторы акции имели на руках все легальные разрешения на установку вышеупомянутого объекта. В ФСО ситуацию не комментируют, но в подтверждение этой версии один из бывших сотрудников ведомства на условиях анонимности рассказал «Итогам», как выдавалось разрешение на съемки фильма «Красная жара» со Шварценеггером в главной роли: «На нас вышли представители голливудских продюсеров и сказали, что одну из сцен фильма — финальную, предполагается снять на Красной площади. Мы потребовали сценарий, причем не только эпизода, связанного с российскими сценами, но и всего фильма. Было подписано несколько соглашений, в которых мы обязались не разглашать сценарий, а также обеспечить все необходимое для съемок. Наши долго боялись, согласовывали с первыми лицами, ведь это был первый случай, когда голливудский фильм снимался на Красной площади. И, надо сказать, многие были против — герой Шварценеггера в образе советского милиционера расстреливал людей без суда и следствия. Однако добро все же дали. Эпизод снимался три дня, за что было заплачено около трех миллионов долларов. Естественно, все проводилось официально, через бухгалтерию. Вообще договориться о съемках на Красной площади несложно, главное, чтобы были соблюдены все моменты, связанные с имиджем страны и самой площади».
Эта история поставила власти в глупое положение. Было бы проще признать очевидное: дескать, да разрешение на монтаж выдали честь по чести, а по поводу чемодана не дотумкали. Но столоначальники признают свои ошибки только по приговору народного суда. Видимо, поэтому и приняли соломоново решение, возбудив административное дело по статье «Самовольное занятие земельного участка». Цена вопроса — 20 тысяч целковых. Имена же «виновников торжества» мы узнаем через месяц-другой, когда указом президента на пенсию отправится парочка убеленных сединами генералов. В этой истории жальче всех французов — те хотели как лучше, а получили как всегда. Уже появился грустный анекдот: рентабельность инвестиций в Россию равна Красной площади поделенной на объем чемодана.
При участии Елизаветы Солововой
По заводскому гудку / Общество и наука / Общество
По заводскому гудку
/ Общество и наука / Общество
«Властям проще осваивать новые территории, чем идти по пути договорных решений», — говорит урбанист Глеб Витков
Есть ли жизнь в московских промышленных зонах? Своим мнением о перспективах их развития с «Итогами» поделился Глеб Витков, руководитель проектно-учебной лаборатории урбанистики НИУ ВШЭ.
— Чем промзоны являются сегодня для Москвы?
— Основным территориальным ресурсом развития. Эти промышленные объекты в современной экономике больше неэффективны. Есть какие-то из них, до сих пор функционирующие за счет городских или федеральных субсидий, но большинство, как правило, давным-давно не работают, перестроились и сдаются в аренду. Есть основной вид разрешенного использования, поэтому они по-прежнему числятся в налоговой базе как объекты промышленности и по факту приносят меньше доходов, чем если бы их вид разрешенного использования соответствовал фактическому. Если бы это были площадки креативной экономики, малого бизнеса или просто обычные коммерческие площади, доход от их использования был бы на порядок выше.
— Какова главная болевая точка?
— Эти промышленные территории в нынешнем их виде представляют собой крайне нелицеприятное зрелище, выступая разделителями внутри города. Фактически это барьерные проблемные территории, изъятые из жизни. И, конечно, преобразуя эти пространства, можно было бы по-другому развивать город, связать разделенные ныне пространства в одно целое, что повысило бы в итоге содержательность столицы. В современном мегаполисе не может быть промышленных площадок прямо в самом центре, если это не наукоемкие производства, которые не загрязняют среду и создают интересные рабочие места для высококвалифицированных специалистов.
— Под промзонами мы понимаем только заводы?
— Разумеется, нет. К ним относится большое количество коммунальных зон и более сложных производств. Например, ТЭЦ. Понятное дело, что, когда мы говорим о реконструкции промзон, речь не всегда идет о полном их выводе из города. Есть, например, завод Хруничева, который занимает колоссальную территорию, но там действительно наукоемкое производство. Его, наоборот, надо развивать, делать полноценный кластер космонавтики. Аналогичный случай — большая площадка у Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева.
Проблема в том, что сегодня не создаются проекты комплексного развития. Нет субъектов планирования, то есть людей или организаций, которые обеспечили бы баланс интересов, подобрали наиболее интересные композиции различных видов использования территории. Мы по-прежнему рассуждаем в категориях монофункций — либо жилье, либо промышленность. Московским девелоперам и уж тем более властям проще осваивать новые территории, чем идти по пути сложных договорных решений.
— Что мешает реорганизации?
— Три главных момента. Первый — наличие собственников и соответственно довольно большие компенсации по выкупу территорий. До тех пор, пока город позиционирует себя как девелопер и сам стремится получать часть прибыли от застройки, очень тяжело будет двигаться в эту сторону. Второй момент — это экология. Промзоны сильно загрязнены. Может показаться, что реактивация почвы неокупаема. Но не обязательно самые зараженные территории застраивать, они вполне могут преобразовываться в парки. Для каждого вида загрязнений существует свой метод рекультивации. Например, хвойные прекрасно справляются с избытком железа в почве.
И третий момент. Сколько бы мы ни застраивали промзоны, но до тех пор, пока люди не почувствуют свое право на участие в делах города, вовлеченность во все процессы его преобразования, пока малые предприятия не начнут пускать на эти территории хотя бы в качестве пионеров в их освоении, новые проекты, не несущие в себе никакой ценности, так и будут представлять собой очень крупные чужеродные новообразования в старом городе.
Мозговед / Общество и наука / Exclusive
Мозговед
/ Общество и наука / Exclusive
Профессор Татьяна Черниговская: «Мы стоим на пороге формирования абсолютно новых общественных наук — нейроэкономики, нейроюриспруденции и нейроэтики»
