Итоги Итоги - Итоги № 20 (2013)
— С физлицами?
— Конечно, поначалу именно они и были нашими клиентами — несли свои ваучеры. Фактически мы были брокерами. Сначала все было довольно стихийно, но вскоре начали появляться люди и компании, которые стали заниматься скупкой приватизационных чеков, а затем появился и класс собственников. Сами мы еще не догадывались аккумулировать ценные бумаги, поскольку считали, что наши клиенты стояли на более высокой стадии умственного развития, чем мы, и все знали лучше. Это уже потом стало понятно, что на самом-то деле мы от них ничем не отличались.
Помню, одним из наших первых клиентов была итальянская корпорация Italtel, которая решила с нашей помощью поучаствовать в приватизации «Ростелекома». Разместила через нас заказ на покупку ваучеров на много миллиардов лир. Пришлось тогда помучиться в Москве с итальянскими деньгами. Слава богу, это были не наличные. Но для Москвы в то время и безналичные лиры были очень большой экзотикой.
— Вам-то хотя бы удалось что-нибудь заработать на ваучерах?
— Что-то удалось. Капитал немного увеличился. Но даже когда я ушел работать в банк, мне там платили больше, чем я зарабатывал в фонде. Меня приглядела «дочка» Нефтехимбанка, и я перешел работать туда.
— Кто-то мудрый присоветовал в банковскую структуру пойти?
— Владимир Абрамович Раевский, который последним возглавлял Министерство финансов СССР. Сначала я возглавил отдел ценных бумаг, а потом стал заместителем председателя правления. Помимо операций с ценными бумагами курировал только-только возникавший тогда рублевый межбанковский рынок. Помню, как минимальные ставки были 100 процентов годовых на кредит overnight.
Что для меня особенно приятно, этот банк работает до сих пор. Вообще получилось так, что я никогда не работал в «упавших» банках. Но позиция зампреда была для меня потолочной. Осознав это, я все-таки решил вернуться к идее развития собственного бизнеса.
— Опять фонд?
— Да. Партнерами стали все те же итальянцы из Italtel, но уже не в качестве сотрудников компании, а как физлица.
— А почему они решили уйти из своей компании?
— Italtel в то время была очень крупным производителем фиксированного промышленного телекоммуникационного оборудования. Они делали большие городские АТС и были хорошо представлены в северных регионах России — Ханты-Мансийске, Тюмени. Решив стать крупным акционером «Ростелекома», Italtel рассчитывала получить в свое распоряжение административный ресурс, чтобы потом увеличить свои поставки оборудования. Это им не удалось, хотя они все-таки смогли приобрести чуть более двух процентов нашего гостелекома. Сейчас невозможно поверить, но тогда эти бумаги стоили несколько десятков миллионов долларов. Потом итальянцы долго ломали себе голову над тем, что с этими акциями делать, и в итоге продали.
Причем к моменту продажи их пакет вырос в цене более чем в два раза, и итальянские топ-менеджеры долго не могли понять, как такое возможно. Дело в том, что тогда накатывал кризис неплатежей, и долги за поставленное ими оборудование постоянно росли. То есть как производитель Italtel терпела убытки, а как инвестор — генерировала хорошую прибыль.
Этот парадокс и вдохновил менеджеров компании на создание со мной совместной инвестиционной компании, которая в основном должна была фокусироваться на региональных телекомах. Итальянцы решили, что раз московские инвестиции принесли такой хороший доход, то и в регионах можно заработать не меньше, что, кстати, было правдой. Первые деньги мы заработали именно в регионах — на Ямале, в Тюмени, в Ханты-Мансийске. Это были точечные инвестиции в местные телекомы. Некоторые из них в 1997 году подорожали в сотни раз относительно наших начальных вложений. Собственно, в этот период наша компания «ВЭО-Инвест» переживала настоящий расцвет.
— На каких началах вы ее создали?
— У меня было 10 процентов, у итальянцев — 90. Капитал — полмиллиона долларов в том же процентном соотношении. Тогда мне не хватало опыта просить еще и долю за управление, а вот они как раз были ребята опытные и сами не предложили. Уже с течением времени они мне сказали, что я мог бы запросить и 25 процентов. Когда я это понял — расстроился.
— Обратились к телекомам, потому что они были понятнее и ближе?
— Итальянцы наработали в этой сфере хорошие связи, у них был список клиентов, и по очереди всех объехали. С кем-то удалось договориться, с кем-то — не очень. Из неудачного опыта — попытка купить акции одного из ямальских телекомов. Мы тогда прилетели с чемоданами денег и стали выкупать акции у трудового коллектива. К сожалению, эмитент «не выстрелил».
— А какая инвестиция была первой?
— Покупка акций «Хантымансийскокртелекома». Мы выкупили 5-процентный пакет у той же Italtel. За год с 1996-го по 1997-й вложения в 500 тысяч долларов превратились в 10 миллионов.
— То есть первый миллион заработали на этой сделке?
— Да. Деньги выводить не стал, оставил их в компании, поскольку решил, что надо развивать бизнес дальше. К тому же у нас появились частные клиенты, и мы все больше стали походить не на инвесткомпанию, а на брокерскую контору.
— С какими мыслями вошли в 1998-й?
— О кризисе я не думал, наоборот, казалось, что бурный безудержный рост только начинается. Поскольку, как я уже отметил, мы в большей степени стали брокерами, нежели инвестиционной компанией, то и собственных больших позиций перед августом 1998 года у нас не было. В то же время дефолт практически убил брокерский рынок: торговавшие с нашей помощью клиенты исчезли, так как у них не было средств для торговли.
— Сами-то в пирамиду ГКО не играли?
— Нет, поскольку мы не были банком и не могли работать с этими бумагами. Однако в кризис пострадал банк, у которого мы обслуживались, он вкладывал клиентские средства в гособлигации и вдруг стал неплатежеспособным. В итоге у нас там застряла часть денег, своих и клиентских. Вернуть удалось около 60 процентов.
В августе весь российский фондовый рынок просто умер — в один момент. Тем, кто не смог продать свои пакеты до краха, пришлось сидеть и ждать.
Для нас же следствием кризиса был переезд из нового офиса в центре, на Поварской, на окраину — в бывший детский сад на Расплетина. В нем до банкротства располагалась компания «Аналайз», которую мы поглотили, забрав часть ее активов и сотрудников. Потом пришлось провести массовые сокращения. Уволили две трети, если не три четверти сотрудников, зарплаты сократили в разы. Но все равно те, кто остался, были счастливы: на тот момент даже 200 долларов казались очень неплохим окладом.
1999 год был, пожалуй, самым тяжелым. Никакого движения, мы медленно проедали старые запасы. Такое ощущение было, что бизнеса больше нет, и непонятно, будет ли еще. А потом в 2000-м все стало медленно, но верно возвращаться. Компания стала развивать не только работу с ценными бумагами, но и оценочный бизнес, консалтинг — все это потихоньку начало приносить деньги.
Кстати, если мы входили в кризис в позиции «итальянцы 90 процентов, я — 10», то после кризиса я стал стопроцентным владельцем «ВЭО-Инвест». Мои партнеры решили, что на российском рынке с них достаточно приключений, и обратили свои взоры на Китай.
— Какие планы намечали на новое тысячелетие?
— Хочется ответить анекдотом: «Мои планы на новое тысячелетие достаточно скромные: большую часть времени я планирую быть мертвым». А если серьезно, то никаких грандиозных планов мы не строили. Просто в 2000—2001 годах ситуация начала потихоньку выправляться, появились новые клиенты, и бизнес оживился. Если посмотреть на динамику, то до 2007 года фондовый рынок демонстрировал постоянный рост, и это, конечно, нам очень помогало. Появилось ощущение, что все приходит в себя, восстанавливается, словом, жизнь налаживается.
В какой-то момент от своих знакомых я услышал, что продается компания «Открытие», которая активно развивала брокерские услуги частным лицам и была чуть ли не первой, кто стал этим заниматься в России. Съездил, посмотрел. Увиденное меня одновременно напугало и заинтересовало.
— Что напугало?
— Выглядели они больно непрезентабельно. Мы-то изначально старались держать себя солидно, поскольку делали ставку на иностранных клиентов. Хотели быть или хотя бы казаться западной компанией: приличная мебель, офис. И тут к нам приезжают ребята в свитерах, похожие на физиков-ядерщиков. Их рабочее место — старые компьютеры. Зато у них была четкая идеология: они были чистыми брокерами без собственных позиций.
Некоторые тогдашние акционеры «Открытия» работают в компании до сих пор. К примеру, Евгений Данкевич является одним из ключевых руководителей банка «Открытие», а Михаил Сухобок отвечает за интеграционный процесс.
