Журнал Русская жизнь - Человек с рублем (ноябрь 2008)
Малый и средний бизнес: «из-под глыб»
В начале 90-х годов колоссальное социальное напряжение снималось за счет массового и практически полностью свободного развития малого бизнеса. Однако сегодня малый бизнес раздавлен административным, а часто и коррупционным контролем бюрократии и потому не способен адаптировать значимую часть высвобождающегося населения.
Тем не менее он наиболее устойчив в кризисе - с одной стороны, из-за максимально интенсивной эксплуатации (в том числе самоэксплуатации), некапиталоемкости, оборачивающейся гибкостью, и малой доступности кредитов, оборачивающейся относительным финансовым здоровьем.
Малый и средний бизнес жестоко страдает из-за неплатежеспособности банков (ибо их средства, в отличие от депозитов населения, не застрахованы и уже «горят»). Однако свертывание перекредитованного федерального бизнеса, буквально «закатывавшего его в асфальт», открывает для него качественно новые и уже забытые возможности, - и не только в торговле (хотя в первую очередь в ней), но и во многих других сферах.
***
В целом обозримые социальные последствия развертывающегося в России социально-экономического кризиса вызывают в памяти не 1998 год, но рубеж 80-90-х годов. Мы находимся лишь в начале грандиозных и крайне болезненных социальных катаклизмов, вызванных не столько объективными обстоятельствами, сколько неэффективностью государства (ибо достаточно простые технологически методы предотвращения их, как и 20 лет назад, не достижимы по политическим причинам).
Евгения Долгинова
Мотыльковое горе
Как выглядит новая аскеза
I.
До сентября месяца земля наша была смугла и румяна от нефти, но истекала чистейшим молоком и медом, денег было так много, что не хватало банков, кредиты давали по первому зову, каждый клерк жрал икру на завтрак и ежегодно менял тачки, жены клерков, шопингоманки, скупали в бутиках все брендовое, дети их проводили уикэнды в Парижах, банкиры хватали миддлов за рукав и умоляли взять ипотеку. Такая Россия-которую-мы-потеряли распахивается в многочисленных публичных рефлексиях среднего класса на тему «пришла беда, отворяй ворота». Суровые годы настали: ешь, брат, икру чайными ложками - а не столовыми, как вчера, уже не столовыми. Эта волна кокетливых, несколько даже самоироничных заплачек - в публицистике, блогах, на ТВ - каталогизация потребительского поведения среднего класса, которое теперь - сюрприз, сюрприз! - придется немножко подкорректировать, кой в чем себя ущемить. Ей-богу, стоило дождаться кризиса, чтобы все это услышать.
Крупная деловая газета так и пишет: «Более половины россиян опасаются, что финансовый кризис уже в ближайшие месяцы скажется на их жизни и готовы отказаться от заграничных путешествий, походов в рестораны, покупки автомобиля и даже бытовой техники». И даже, подумать только, бытовой техники! Это совсем уже социальное дно, подвал жизни. В том же издании призывают вспомнить парикмахерское хитроумие советских девочек и публикуют советы по самостоятельной укладке волос - «это поможет вам сэкономить от 200 до 1 500 долларов в месяц» (так я узнала куафюрный минимум среднеклассной согорожанки). Новая аскеза выглядит так: Чехия вместо Мадагаскара, третий год подряд на одной и той же машине, ужин - дома, за продуктами - на рынок или в Ашан, а не в Азбуку вкуса и не в Глобус Гурмэ. Правда, на рынке нет мороженых цесарок по 1 600 руб. за кг, нет и мраморного мяса, но придется стиснуть зубы и стерпеть. Страдание облагораживает.
Жанру потребительского прогноза «сулит нам, раздувая вены, неслыханные перемены» в аккурат десять лет. В 1998-м, помнится, девушка в МК сокрушалась - «Мы больше не будем пить „Чибо“», - ну, у каждого времени свой премиум-класс; а журнал «Профиль» советовал пойти за подработкой в школу (тыща рублей в хозяйстве не лишняя) и готовить бутерброды на вечеринку из соленого огурца на сливочном масле (я попробовала: вкусно). Но тогда все сходились на том, что мы вспомним роскошь простого человеческого общения, будем чаще видеться со старыми друзьями, возродятся кухонные беседы, сплошной изгиб гитары желтой, - пивной лозунг «Надо чаще встречаться» еще не был пивным. Сейчас иные юноши поют иные песни - мужайся, брат, откажись от Мадагаскара.
Что же, мы здорово выросли за эти десять лет.
II.
Оппозиция тут, конечно, не «щи и жемчуг», а «поэзия и правда». Горечь утраченного изобилия - не более чем недорогая нуворишская амбиция, служащие девушки О? Генри в заемных шелках мечты. Оглянешься окрест - а практически никто из знакомых не покупал дорогую вещь просто для того, чтобы купить дорогую вещь, всегда покупали либо по надобности, либо по сильному сердечному влечению, по очарованности. Разговоры о брендовом считались комическими. Более того - именно рост доходов требовал дисциплины расходов. Если верить всему этому (мессидж утраченного рая, несмотря на бледные виньетки самоиронии, вполне основательный), легко упасть в какую-то раннемаяковскую эмоцию из стихотворения «Нате». Но все это смешит, а не раздражает, - не раздражают же нас рассказы школьниц о космическом сексе.
Спорить с мифами об истерическом московском потреблении - последнее дело. Нам, допустим, как-то повезло, вокруг меня никто не разу не покупал брендовое ради брендового, не томился шопингоманией, ужинать ходили в рестораны, где вкусно и тихо. Идентификация «через потребление» всегда провальна - я окончательно убедилась в этом после того, как долго и мучительно выбирала подарок на день рождения хорошей подруге. Я - редкое дело - старалась. И нашла, без преувеличения, очень красивый телефон в ценовом сегменте выше среднего, и при всем моем вещественном бесчувствии мне на минуту стало жалко его дарить - ну до того он был прекрасен, все в нем гармония, все диво, - и в самом деле, подруга была страшно довольна. Через месяц я поехала в командировку на Северный Урал и увидела точно такой же у рабочей женщины средних лет, участницы голодовки, она диктовала в него «Свободы сеятель пустынный», - ребенок потерял книжку. Хорошо так диктовала, уверенно. Я не выдержала, спросила: «Вы любите это?» - она удивилась: «В школе учила, а что?»
С тех пор я знаю, что МКАД - это просто дорога, просто очень дорогое, сверхзатратное асфальтовое полотно, что «замкадья» не существует, потому что не существует «внутримкадья», а люди, разведенные географически, социально и как угодно еще, похожи друг на друга гораздо больше, чем им того хотелось бы.
III.
Но, может статься, это кокетство, эта мотыльковость переживания - просто заговаривание ужаса? В Москве не принято замечать некоторых вещей - за этикетом стоит глубокая прагматика неприкосновенности к чужой проблеме, которая может сделать тебя уязвимым. Например…
В Москве увольняют гастарбайтеров - количество уволенных никто не знает, как никто не знал и числа принятых на работу. Понятно, что КЗОТ отдыхает; понятно, что вот проблема: непосчитанная, рассеянная масса голодных, бездомных, не собирающихся уезжать - или не могущих уехать - на улицах столицы. Напали недавно на журналиста М., дали по голове куском трубы, а милиция сказала - носи с собой деньги, чтобы откупиться. В Лианозово убили вдову известного художника Вечтомова, говорят, тоже гастарбайтер; и такой же голодный приезжий пытался ограбить и убил девушку, а юноша, пытавшийся ее защитить, потом от ранений умер в больнице. Это хроника минувшей недели. Еще несколько подобных случаев - в Нижнем Новгороде, в Петербурге. Но говорить об этом, призывать власть к реагированию - да, правильно, ужасная ксенофобия-и-фашизм, у нас ведь преступник из нацменьшинства не имеет национальности. Нет, мы не будем говорить о том, что пора пересматривать отношение к миграции или хотя бы правила личной безопасности, что легкомысленно считать Москву городом-клубом, где под каждым кустом запряжено такси с бубенчиками. Не будем впадать в фашизм. Поговорим об икре, пусть и об икре минтая. Очень соленая, но если с диуретиками - можно есть.
А в регионах начались массовые сокращения рабочих. Но кому это интересно? Ведь в Москве сокращают офисный планктон. Вот оно, горе. То, что рабочие массы, которым нечего терять, хлынут в столицу, почему-то мало кого беспокоит. И в общем это понятно. То, что движется из провинции, из промзон - темное, невнятное, трудно формулируемое - настолько пугающе, что, право же, лучше блажить про икру. Как-то оно безопасней.
Евгений Клименко
Мавроди великий им путь озарил
Интервью с экономистом Михаилом Хазиным
Недаром Козьма Прутков советовал: «Если на клетке слона прочтешь надпись „Буйвол“, не верь глазам своим»…
