Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #7
- Я все сказал.
- Что ж, мы будем защищаться.
- Защищайтесь. Но не забудьте, что вы еще по совместительству и гендиректор. А у любого гендиректора могут быть обнаружены финансовые или налоговые нарушения. Не так ли, господин главный редактор?
Все, разговор закончен. Обвели, словно лоха, вокруг пальца! Сколько же времени мы потеряли! Что делать? Не знаю. Ничего я не знаю! Оглушенный, опустошенный, униженный, долго сидел я не двигаясь за своим редакторским столом. Не сразу заметил, как подошла секретарша, дотронулась с опаской до плеча:
- Сергей Михайлович, только что позвонили из Москвы. К нам едет миссия Международного фонда гласности…
19 марта.
Был в ТЮЗе на премьере "Трех сестер". "В Москву, в Москву!" - метались чеховские героини. "В Москву, в Москву… " - повторял я вслед за ними.
20 марта.
Миссия фонда гласности состояла из двух человек - руководителя, шустрого паренька с южнорусским выговором, и молодой женщины-юриста.
- Мы должны провести независимую экспертизу, - сказал парень. - Успели уже проконсультироваться у специалистов масс-медиа. Оценку вашей
газете они дали лестную: отметили солидность издания, достаточно высокий для провинции профессионализм…
- А то ведь как бывает, - продолжила юрист, - газете без году неделя, поднимет шум на весь мир, начнешь разбираться - пустышка, ничего нет, кроме амбиций. Теперь для нас важно знать точку зрения "силовиков" о сути конфликта. Чем сегодня и займемся.
Разговор этот состоялся утром, а к вечеру они приехали обескураженные.
- Ничего не поймем, ребус какой-то. В ФСБ говорят, что у них пусто, обращайтесь, мол, в прокуратуру. Прокуроры отсылают обратно в ФСБ. Нет, надо вам, Сергей Михайлович, в Москву.
- Мы уже писали Генеральному прокурору - бесполезно, посылают для проверки обратно, в нашу прокуратуру. Замкнутый круг.
- Не отчаивайтесь. Скоро съезд Союза журналистов России. Хорошо бы на нем озвучить все то, что здесь происходит.
Не знаю. Я уж устал отчаиваться. Впрочем, как сказал какой-то мудрец, не отчаивается лишь тот, кто ни на что уже не надеется.
- Мы надеемся? - спросил я обоих Романов.
- Так точно, командир! - ответили они в один голос.
27 марта.
Местный экономический еженедельник "Новый капиталист" опубликовал про нас странную заметку. Пишут, что нам несказанно повезло, якобы мы делаем на этом уголовном деле неслыханный себе пиар.
Прочитав, Бухавец сжал кулаки:
- Они что, дураки или подлецы?
- И то, Рома, и другое.
29 марта.
Выписали отца. Наконец-то они с мамой опять вместе. Соединились. Взяли друг друга за руки, и все в разлуке заготовленные слова куда-то пропали, глаза - на мокром месте. Первой спохватилась мама:
- Ничего, - сказала она, - я его откормлю, будет как новенький.
18 апреля.
Москва. Съезд журналистов. На трибуне, одно за другим, примелькавшиеся на телеэкранах лица: Познер, Попцов, Черкизов, Радзишевский… Говорили умные и горькие слова о разрушении журналистики и об умирании гласности, а больше любовались собой… В списке выступающих - и наш Николай Степанович Полозьев. Мы с ним договорились, что он зачитает заявление президиума областной журналистской организации о преследовании журналистов нашей газеты. На этот раз он легко согласился: оказывается, ему позвонило его московское начальство, порекомендовав принять такое заявление и выступить с ним на съезде.
Наконец-то дошла очередь и до Полозьева. Он вышел на трибуну и начал нудить. О членских взносах, об учебе актива. Его никто не слушал. А заявления я так и не дождался - нудение Полозьева затянулось, и возмущенное журналистское сообщество согнало его с трибуны захлопыванием.
В перерыве, сжимая кулаки, я отыскал Николая Степановича. Блаженная улыбка еще не сошла с его круглого личика: весь так и светился от счастья, что удалось постоять на одной трибуне с небожителями пера и телеэфира.
- Что же ты, Коля, сука такая, делаешь? - набросился я на него.
- Понимаешь, старик, ваш вопрос показался мне таким мелким на фоне обсуждаемых проблем…
- Сволочь! - задохнулся я. Во рту почувствовал вкус и запах крови, как всегда в молодости перед дракой. Наверняка вырубил бы выродка, но меня шустро оттеснили от него собратья по перу.
- Старики-разбойники, - засмеялись, - еще и выпить не успели, а уже кулаки чешутся.
20 мая.
…Мы прогуливались с Юрием Карловичем Шнитке, адвокатом, приглашённым Фондом гласности, по камской набережной. Невысокий, седенький, с мягкими движениями и цепким взглядом, он имел привычку неожиданно отвлекаться от темы разговора.
- Странно, - сказал он, окидывая взглядом водную гладь, - полчаса уже здесь, и - ни одного суденышка.
- Приехали бы вы лет пятнадцать назад…
- Тогда наши дороги вряд ли бы пересеклись, - засмеялся Юрий Карлович.
- Почему?
- Другие времена, другие песни. Вы тогда, небось, коммунистом были, а меня из Ленинградской коллегии адвокатов за диссидентство выперли. Теперь же мы в одной как бы лодке.
- Вы согласны со мной, что дело заказное?
- Не совсем. Здесь не все так однозначно, много слагаемых - и случайных, и закономерных. А тот, кого вы считаете заказчиком, просто ловко попал в струю - в нужное время оказался в нужном месте.
- Поясните.
- Расклад, на мой взгляд, такой. Спецслужбы после стольких лет унижения и беспомощности начали вставать на ноги, расправлять плечи. Появилось, естественно, желание показать силу, поиграть мускулами…
- И тут под руку попадаемся мы…
- Так точно. И здесь интересы "силовиков" совпали со скрытыми желаниями властей, которым стала не нужна свободная пресса. Вот мотивы, а все остальное уже за исполнителями. Одни из них действуют вслепую, другие - с наибольшей для себя выгодой. Под этими другими я и подразумеваю предполагаемого вами заказчика.
- Что же делать? Не скажешь же об этом в суде…
- Конечно, нет. - Юрий Карлович остановился возле скамейки, жестом пригласил меня присесть. - Доказательств у нас нет, одни предположения. Да и задача лично у меня совсем иная.
- Какая?
Адвокат не ответил. Поудобней устроившись на скамье, он скосил взгляд направо. Метров за тридцать от нас замедлила шаг девушка в сером плаще. К ней подошел парень в синей "джинсе", приобнял ее.
- Она идет за нами уже семь минут, - сказал Юрий Карлович.
- Пасут?
- Скорее, слушают. Но ничего, это мы уже проходили. Так, на чем мы остановились?
- Вы сказали, что задача у вас другая…
- Да-да. Но одно небольшое уточнение - у нас. У нас с вами одна сейчас конкретная задача - вытащить ваших парней, добиться оправдательного приговора.
- Получится?
- Думаю, что да. Если, конечно, не будем отвлекаться на всякие домыслы, мучить себя догадками. Я вчера закончил знакомиться с предъявленным обвинением - зацепки есть…
- Журналист не является носителем гостайны, - заученно начал я.
- И это тоже, - улыбнулся Юрий Карлович, - но главное в том, что, публикуя эту статью, редакция выполняла важнейшую общественно значимую задачу - боролась с распространением наркотиков. А в данном конкретном случае социальное зло выступило в лице негодяя-наркодилера и стоящих за ним сотрудников правоохранительных органов, о которых вы и рассказали широкой общественности. Не так ли?
- Пожалуй, да. Сформулировано четко.
- Тогда лады. Нам, наверное, пора?
Мы встали и направились к оставленной в двух кварталах машине. Влюбленная парочка, наобнимавшись, рассталась: парень пошел за нами, девушка - в обратную сторону.
2 июня.
Забежал к родителям.
- Соскучился по "Совраске"*, - вздохнул отец, - ты не принес?
- Нет нигде! - прокричал я ему на ухо.
- Нигде-нигде? Ни в одном киоске?
- Ни в одном.
- Жаль! - опечалился отец.
- Суд когда? Завтра? - спросила мама, подслеповато заглядывая мне в глаза. Мне показалось, что она ищет мой взгляд и никак не может его найти.
- У тебя все в порядке с глазами? - спросил я ее.
- Нормально, - сказала она, чуть замешкавшись. - Не обо мне речь.
Я за тебя молю Бога. Ты не знаешь, как там страшно!
- А ты знаешь?
- Знаю. Я там была. В сорок восьмом. И ты был, почти полгода…
- Я там родился?
Мама заплакала. Тихо, одними слезами:
- Зачем я тебе сказала? Я обнял ее:
- Не мучь себя. Миллионы там были. И про себя я знаю. Вот только спросить тебя все боялся.
- Откуда?
- Нашлись люди добрые, посвятили.
- Ты тяжелей всех мне достался. Умирал несколько раз, уже не дышал. Мне говорили: "Оставь его, он не жилец". Я не отдавала, не спускала с рук день и ночь. Ленинградская женщина-врач так потом и сказала: "Я ничем уже не могла помочь, если бы не ты, его бы не было". Лучше не вспоминать. И я не хочу…
- Успокойся, мне ничего не грозит. Я прохожу лишь свидетелем. А вот ребят вытаскивать надо.
- Вытаскивай, сын, вытаскивай, у них ведь тоже матери есть.
- Адвокат говорит, что дело выигрышное. Вот только бы судья человеком оказался.
