Александр Горбачев - Песни в пустоту
Владислав “Витус” Викторов
“Там-Там” – первый клуб, до него подобных историй в Питере не было. С “Депутатом Балтики” мы выступали либо в ДК, либо на каких-то сборных концертах в кинотеатрах. Конечно, спасибо Севе Гаккелю, что он все это затеял. Там был шикарный звук, который делал Алякринский. Помещение было маленьким, сцена, по сути, переходила в зал, он очень хорошо прокачивался, и мы получали огромное удовольствие. Все, кто любил и хотел услышать что-то прогрессивное и крутое, приходили в “Там-Там”, круче ничего не было. Это было безумно интересно, и наверное, благодаря этому в тот момент Рэтд жил в “Там-Таме”. Он переехал из общаги от Геши, жил там и, конечно, что-то впитывал. И его музыка тоже менялась.
Артемий Троицкий
“Химера” была лучшей питерской группой того времени, абсолютно идеально выражавшей дух “Там-Тама”. Это был по стилю такой арт-панк, уж если какие-то лейблы вешать. То есть совершенно яростная, абсолютно бескомпромиссная панк-группа – но не тупая. Это не было одним из клонов Exploited или “Гражданской обороны”, которые тупо играли три аккорда и орали что-то матом. “Химера” была очень интересной и в музыкальном отношении, с по-настоящему интересным лидером. Я бы сравнил Рэтда с Пановым из “Автоматических удовлетворителей” – в том смысле, что это были настоящие персонажи, настоящие панки, и неудивительно, что все они отошли в мир иной в достаточно нежном возрасте. Рэтд из них был, конечно, самым диким.
Андрей Алякринский
Группа “Химера” сочетала в себе ряд удивительных вещей, такой пропорции ни в одной другой русской группе не было и нет. Существует масса великолепных прозападных групп – хуй отличишь построковую группу из Западной Европы от построковой группы из Митино. Но они все висят в воздухе, поскольку у них нет опоры ни на русские музыкальные традиции, ни на русское слово, для них это все в некотором роде игра. Существуют, наоборот, группы абсолютно прорусские, как все эти упыри – Юрий Юлианович, Борис Борисович… И почти никому не удается сочетать то и другое. А группа “Химера” звучала как абсолютно западная группа и при этом была русской на сто процентов, использовала простейшие русские гармонии и простейшие русские слова. Это не звучало ни как русский рок, ни как что-то украденное у Nirvana или Metallica, было ощущение какой-то самобытности и уникальности. Не было понятно, откуда растут ноги. Никакой другой подобной группы я не слышал.
Алексей Никонов
Что такое “Химера”? Я скажу то, над чем Рэтд сам бы в первую очередь рассмеялся, потому что для него эти теоретизирования были ерундой. Мне кажется, что “Химера” – это в первую очередь попытка североугорского языка проникнуть на уровень русского через нойз-музыку. Через деструктивный, хаотичный звук, передающий хаос вселенной. Знаете теорию Лейбница? Ну, что каждый человек – монада: она автономна, но она отражает космос. Вот концерт “Химеры” должен был отражать космос. Он потому и переименовал группу: само название группы – это нечто несуществующее. На концертах космос отражался в голом хаосе. Иногда от этого было страшно.
* * *От “Химеры” осталось немало записей – случайных, продуманных, концертных, – но всякий человек, видевший Рэтда на сцене, всегда первым делом сообщает, что им доверять нельзя. Та буря, та стихия, что бушевала на концертах “Химеры”, попросту не умещалась на пленке – тем более что каждый раз она вела себя по-новому. Рэтд нередко буквально жил в “Там-Таме”, и естественно, группа играла там очень часто.
Алексей Никонов
Рэтд поначалу для меня был попугаем, я не мог серьезно к нему относиться. Однажды я, наш первый гитарист Бенихаев и мой друг один, местный наркоман, поехали брать РСР в Питер. Приехали ночью, а спать было негде. И мы поехали к Рэтду, он тогда жил на Щорса. Он никого не знал, кроме Бенихаева, а с ним он уже играл однажды в “Там-Таме”, где представил его как “удмуртского гитариста от бога”. В общем, все обторчались и легли спать, а Рэтд ни с того ни с сего начал на кухне песни петь. Я тогда к музыке серьезно не относился. После разочарования в русском роке, в таких группах, как “Алиса” и “Кино”, мне это было неинтересно. Но Рэтд покорил меня искренностью. Буквально через две недели, когда у меня был день рождения, он меня пригласил в “Там-Там”. А я-то в Выборге думал, что русскому року все, кирдык. Рэтд приводит меня в “Там-Там” – а там Лондон. И он вытаскивает меня на сцену, дает микрофон и говорит – пой.
Артемий Троицкий
У меня нет ни одного диска “Химеры”, но то, что я видел на концерте, меня очень впечатлило. Сам Рэтд, помимо всего прочего, играл на трубе, и это был арт-панк, даже с элементами джаза. Впрочем, если это и был джаз, то джаз такой, в духе каких-нибудь англичан типа Blurt, то есть тоже совершенно безумный. Эту музыку было интересно слушать. Текстов я не понимал, но понимал, что они очень сердитые, грустные и страшные. Отдельные слова я улавливал, но сказать, что я мог для себя мысленно эти тексты выстроить, я не могу. То есть вообще, быть на концерте “Химеры” и при этом внимать стихам, как в бардовской песне, было просто невозможно, поскольку концерты были настолько интенсивны, что это съедало тебя заживо.
Илья “Черт” Кнабенгоф
На концертах “Химера” – это магия, это вообще не музыка.
Юрий Угрюмов
Я хорошо помню свои ощущения от концертов “Химеры” – меня как будто пронзало каким-то электрическим разрядом, это было что-то невероятное. Такое ощущение было, что с тебя кожу сдирают. Они просто прибивали к полу. При этом не сказать, что они уж так хорошо играли, но энергия от них исходила невероятная. Сам Рэтд выступал обычно босиком и надевал фартук, в котором напоминал то ли мясника, то ли палача. На сцене он казался абсолютно отстраненным, то есть он играл для публики – и как будто находился где-то в другой сфере; одновременно был и здесь и там. Он входил в какое-то удивительное состояние и транслировал через себя вибрации, которые становились доступны, хотя бы в какой-то своей части, и собравшимся. “Химеру” слушали на удивление спокойно – даже в смысле физическом: не было слэма. В принципе тусовка, которая вокруг “Химеры” существовала, – это поклонники тяжелой альтернативы, и слэм для них – обычный способ воспринимать музыку. Но, насколько я помню, слэма не было. Людей прижимало к стенам, они слушали, они двигаться не могли.
Илья Бортнюк
Один из концертов я никогда в жизни не забуду. У Рэтда часто бывало так, что в конце выступления он брал одну ноту, включал примочки и так и звучал. И вот на одном из таких последних звуков он куда-то подпрыгнул, за что-то зацепился ногами и повис. Потом снова спрыгнул на сцену. Потом взял жгут, перемотал себе руку, взял шприц, набрал из вены кровь и на небольшом белом листе бумаги нарисовал кровью значок “Химеры”. А после этого опять стал играть. Меня это по-настоящему шокировало.
Владислав “Витус” Викторов
В какой-то момент он на сцене поставил мольберт и стал рисовать рисунок, забирая из вены кровь в шприц. А до этого на репетиции нам сказал, что нужен трек минут на семь-восемь. Мы: зачем? Он: будет перформанс. Какой? Не сказал какой. И вот мы играем на сцене, все нормально, и он начинает забирать кровь из вены и рисовать кровью. Нам не видно было, что он делает, но я вижу, что делает что-то с рукой, а что именно – не вижу, мы же как бы сзади. Но я вижу лица людей, которые стояли у сцены и сначала мотали головой, а потом у них был какой-то полный атас. Был еще такой концерт шуточный, где он нашел какую-то плитку и жарил яичницу, потом мылился, но это не так интересно.
Леонид Новиков
У него были отличные перформансы. Скажем, играет концерт, вдруг останавливает все: “А сейчас поиграем на бластерах”. Выдергивает джек – и давай. Ну, как Фрэнк Заппа – из любого шума можно сделать музыку. Ему это удавалось. Голову мыл на сцене. Что хотел, то и делал.
Алексей Никонов
В “Там-Таме” труба была, и Рэтд повис на ней вниз головой. А выступал он практически голый, в шортах. И он жестко порезал себе живот ножом. Очень сильно потекла кровь на лицо. А так как он был голый, бритый, весь в татуировках, это выглядело, будто туша мяса в мясной лавке висит, вся кровью облитая. Он на гитаре играл, и по гитаре тоже кровь текла. И когда он закончил эту композицию, после этого на минуту или полторы в зале воцарилась абсолютная тишина. Это не было жестом. Это было осознанной необходимостью, той самой свободой творчества, которой в роке тогда никто не понимал.
Александр Долгов
Я до сих пор вспоминаю их выход на фестивале Aerofuzz в марте 94-го. Он шел четыре дня в “Балтийском доме”, с шести вечера до шести утра, на трех площадках. И был зальчик маленький, на 120 мест, где и играл весь андеграунд. Конечно же, была и “Химера”. Их выход планировался очень поздно, в час или два ночи. И в этот зал набилась типичная химеровская публика – бритые люди в сапогах с закатанными брюками. Немножко похожие на наци, но, разумеется, не наци. Альтернативщики. И вот “Химера” настраивается, готовится начать свой сет. А этот народ в течение, наверное, десяти минут перед началом концерта издавал такой странный утробный звук, что-то среднее между урчанием зверя и рычанием. Таким образом они приветствовали музыкантов, ради которых пришли на фестиваль. Больше их ничего не интересовало – только Рэтд и “Химера”. Группа отыграла хорошо. Я все это наблюдал, и мне стало не по себе. Такое животное чувство, которое очень сложно передать, это надо было видеть. От их звука мурашки шли по коже, совершенно необузданная энергия.
